Шураева Аксинья: Воспоминания о Л. Н. Толстом

ВОСПОМИНАНИЯ О Л. Н. ТОЛСТОМ

Было это в прошлом 1909 году. 23 октября у нас в Ясной Поляне было назначено везти новобранцев в наш уездный город Крапивну. Пять человек было объявлено гожими, и сельский староста повестил, чтобы 23 октября в десять часов утра выезжали из деревни новобранцы.

Я вышла посмотреть, как пойдут новобранцы и как будут голосить их матери, жены, сестры, и увидала Льва Николаевича; он шел с новобранцами. Сo всей деревни собиралась толпа народу, чтобы проводить их. Новобранцы заходили в дома друг к другу, чтобы с горя выпить, и Лев Николаевич заходил с ними.

Увидавши толпу, я пошла следом за ней. Вошли мы в избу Василия Михеева. Все сели за стол, стали петь песни и играть в гармонию. Лев Николаевич сел около печи, чтобы никому не мешать. Одет он был в чуйку и подпоясан кушаком. В это время сноха Василия Михеева, не знавшая графа, так как она была только что взята из другой деревни, дернула за рукав графа и дерзко окликнула его: «Чего ты тут сидишь! Нельзя от тебя чулки в печурке взять!» Добродушный наш старичок, Лев Николаевич, встал, тихо извинился и пошел дальше за новобранцами, не спуская с них глаз.

Всей толпой вышли мы из деревни. Лев Николаевич шел с нами, расспрашивал плачущих родных и утешал их. Тут увидал Лев Николаевич старого мужика Прокофья, идущего с узелком, в котором было кое-что завязано для его сына. Он его окликнул: «Здравствуй, Прокофий!» — «Здравствуй, ваше сиятельство!»—«Куда ты, Прокофий, идешь?»— «Петьку свово провожаю!» Старик заплакал. «Ваше сиятельство, что мне делать! Кормильца моего берут! Ванька-то совсем не подает, да все время без места ходит в Туле!»

Лев Николаевич спросил:

— Который же твой сын?

— Вот он,— указывая на парня высокого роста, сказал Прокофий.

Парень шел и пел песни, но на глазах у него были слезы. Лев Николаевич подошел к нему и что-то поговорил с ним. Вернувшись к Прокофию, Лев Николаевич горько заплакал и так и шел с Прокофием вместе, не переставая плакать до самого конца деревни. Выйдя за деревню, вся толпа остановилась. Новобранцы стали прощаться со своими родными, Лев Николаевич со слезами на глазах подошел к новобранцам, попрощался с ними и пожелал им всего хорошего. Они пошли с песнями дальше, а Лев Николаевич все стоял и смотрел им вслед, точно вернуться не мог.

Тут ехали подводы для новобранцев. Лев Николаевич остановил одну из них и попросил мужичка подвезти его. Мужик остановил телегу, Лев Николаевич сел в нее и поехал вслед за новобранцами, дав проходившему мальчику немного денег, чтобы он сходил на конюшню на барском дворе и сказал бы кучеру выехать за ним в деревню Колпну, которая находится в семи верстах от нас.

Вспомнила я еще об одном случае, который передала мне моя мать о дорогом старце.

Раз, придя из леса, мать пошла в барскую рощу за своей коровой. Роща эта находится как раз позади нашего двора. Проходя по роще, мать увидела, что лежит срубленная осинка. Она взяла ее на плечо и пошла дальше. Тут встретился ей вдруг Лев Николаевич. Говорит: «Здравствуй, Матрена! Ты мне эту осинку отдай. Я ее срубил для Константина Горняго, ему топить нечем; вот я ему нарубил, а лошади у него нет и привезти некому. Если тебе нужно, сруби себе сама». Мама очень сконфузилась и стала у графа просить прощения. Он ласково успокоил ее и сказал, что если ей нужна осинка, пусть возьмет себе, какую хочет.

любил мужичков, часто хаживал на деревню, расспрашивал, кто как живет, и всегда о нас заботился.

Я без душевного страдания не могу вспомнить о дорогом, милом нашем графе Льве Николаевиче!

Раздел сайта: