ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ.
- Елена Евгеньевна, иди-ка ты сама. Там пришла какая-то старуха. Спрашивает Ивана Ивановича... Говорю, дома нет, а она раздевается и никаких! - негодующе заявила добродушная Акулина, молодая, недавно приехавшая из деревни девушка, входя в мою комнату.
Нехотя оторвалась я от работы и вышла в кухню. В полутьме я увидела высокую, очень худую старушку, казалось, придавленную к земле тяжелым, длинным полушубком, повязанную вязанным черным платком поверх вязанной серой "катанной" шапки. Она безуспешно распутывала кушак, стягивавший полушубок. Я сразу поняла, кто передо мной, хотя никогда раньше не видела ее. Это была Марья Александровна Шмидт, старый друг Льва Николаевича.
- Что это, душечка, какими церберами вы себя окружаете, - старухе зайти обогреться нельзя, - говорила М. А., слегка раздраженно, полушутливым, усталым голосом, быстро целуя меня в щеку и своими худыми руками обнимая меня за плечи.
Я стала помотать ей раздеваться, об'ясняя, как приходится обороняться от множества приходящих людей, не дающих работать.
- Работа, работа, - говорила М. А., уже сидя в столовой, в изнеможении положив руки на колени и устало; сгорбившись. - А почему вы знаете, с чем человек пришел к вам? Может быть, это самое главное, самое нужное для него и для вас?
Она говорила ласково, но твердо, не осуждала, а высказывала свое глубокое убеждение, свою веру в то, что важнее того человека, который стоит перед тобой и нуждается в твоем внимании, для тебя нет ничего и не должно быть.
М. А., пока я суетилась, приготовляя ей поесть, рассказала, что она выбралась из "божественного" Овсянникова в Москву, чтобы передать друзьям ряд переписанных ею сочинений Льва Николаевича, частью в подарок, частью для продажи, так как ей нечем коров кормить. "Манечка - моя кормилица - перестала доиться и жить стало нечем".
Видно было, как неприятно М. А--не говорить о продаже этой своей работы, над которой она сидела много часов, переписывая страницу за страницей своим аккуратным, необычайно четким и ровным почерком.
"Овсянникове" дочери Л. Н. Толстого, Татьяны Львовны, в 5 верстах от Ясной Поляны, в маленькой избушке, - жила "трудами рук своих".