ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ.
1. ПЕРВЫЕ ГОДЫ В ОВСЯННИКОВЕ.
Как ни хорошо было М. А--не вблизи от Л. Н--ча, но ей уже трудно было жить в чужой избе, в большой семье, в деревне, вблизи шумной Ясной, ее тянуло к одиночеству и тишине. Татьяна Львовна предложила ей поселиться в 5 верстах от Ясной на хуторе Овсянниково.
Когда-то этот хутор принадлежал брату М. А--ны. Брат ее был большой барин. Когда он купил это имение, рядом с барским домом начиналась деревня. Это ему не понравилось и он уговорил мужиков переселиться на другую сторону оврага за Ґ версты от усадьбы и переселил их на свой счет.
М. А. нередко и прежде бывала в Овсянникове. У племянников ее все детство было связано с ним. Потом брат продал имение Толстым, когда Л. Н. еще занимался хозяйством, и Л. Н. сам, с помощью садовника, насадил там десятины четыре молодого фруктового сада.
Когда Л. Н. отказался от собственности и оставил всю землю и права на издание сочинений, написанных до 1881 года, семье, - Татьяне Львовне, по разделу между семейными, досталось Овсянниково.
Дом большой "господский" в Овсянникове давно сгорел. Остался небольшой старый деревянный флигель и людская кухни. В тот год в деревянном флигеле жила летом Баратынская 1), а и кухне поселилась М. А.
Одиночество, тишина и близость Л. Н--ча делали жизнь в Овсянникове особенно дорогой для М. А--ны.
"Одна я, некому приказывать, некого спрашивать. Устала - сама, лягу - сама".
В распоряжении М. А--ны был участок земли десятины в полторы под поле и огород. Кроме того, она косила траву в садах и на лужайке перед домом. Завела она корову, кур, посадила огород - тем и жила. Л. Н. часто приезжал и друзья заходили и заезжали.
Изба, в которой поселилась М. А., была старая, полу-гнилая, М. А. решила ее подправить к зиме.
"Это было в первый год моей жизни в Овсянникове, - рассказывала она. - Поселилась я в старой людской кухне. Сама изба была еще ничего, а нижние венцы все сгнили. Я пригласила плотника Дмитрия Алексеевича поправить. Он вынул гниль, венцы сменять стал, новые подводить. Только матерьялу ему не хватило. Я поехала тут как то за глиной. А Л. Н. пришел из Ясной без меня. Дождался меня, спрашивает:
- Откуда вы?
- Да вот глину привезла!
- Сами? Да почему? Для чего?
- Сама: денег нет нанимать. Да я пока, слава богу, сама могу. А глину надо для фундамента нового. - И я рассказала ему о своем ремонте. Когда он узнал, что лесу не хватает, что я хочу сбиться купить, он сказал:
- Ну, вот еще. Что же, я не могу себе из лесу несколько осин взять?
"И через несколько дней сам привез мне лес, который сам с одним мужиком нарезал.
"В другой раз сена у меня не было. Он сена привез, свою часть. Он косил исполу на лугах у Софьи Андреевны, и свою часть отдавал тем, у кого нужда большая была".
"Поздней осенью, - рассказывает М. А., - я заболела бронхитом. Баратынская уже уехала. Я лежала одна, жар. Слышу кто-то вошел, спрашивает: "Пить хотите? Да где же вода-то?" "А вот в печурке". Это был Л. Н. Говорит: "Как же вы одна? Ах, Боже мой!" Часто меня навещал".
и обмазывать деревья было ей одной не под силу. И каждую весну и осень она брала нескольких поденных девушек и вместе с ними работала в саду.
Вот несколько писем М. А--ны, описывающих тогдашнюю ее жизнь в Овсяникове.
"Здоровы ли вы, дорогой, хороший Лев Николаевич, - пишет она в сентябре 1895 г. - Очень хочется видеть вас. Может быть, навестите нас? Нам живется более, чем хорошо. Третьего дня работала на поденщине, была сильно уставши. Но весь день этот прошел чудо, как хорошо. Крестьяне отнеслись ко мне прекрасно, не давали мне таскать полные корзины, ссыпать в воз, а сами таскали и ссыпали, и все уговаривали меня отдыхать больше. Когда кончила работу, хозяин насыпал верхом две меры отборного картофеля и снес к нам. Сегодня работы нет, должно быть боятся дождя, до сих пор еще не выезжали. Крепко целую всех Ваших.
Коли вздумаете навестить нас, так захватите с собой колун. У нас есть немного крупных дубовых дров и без колуна с ними ничего не поделаешь. Екатерина Ивановна Вам и всем очень кланяется".
..."Сейчас только вернулась с работы: и скородила и сгребала солому на своем огороде и кирпичей массу повырыла 2). Целый день, не разгибаясь, работала и буквально радовалась. Так хорошо всюду. День был нынче так тепел, что я все время работала в одном платье. Одну десятину моего огорода засеяла чечевицей и немного овсом. Хотелось мне всю засеять овсом, да заимообразно семян никто не дал, а чечевицу племянник мне подарил. Вторую же половину буду скоро скородить".
Из писем к Л. Ф. Анненковой 3).
... Живу я в Овсянникове, занимаю избушку (бывшая кухня); настоящее лето постараюсь ее переделать; она и сыра и холодна; а то я зимами все хвораю бронхитом и в таком помещении от этой болезни трудно отделаться. Теперь, весною, работы много: собираю дрова, убираю сады Татьяны Львовны, выбираю камень из огорода, - на этой земле когда то стояли избы, так что камня не оберешься, и пахать и полоть трудно. Вот я третий год весной усиленно выбираю камень, а его все еще очень много. Огород у меня бывает роскошный: круглый год и я сама и многие друзья мои из крестьян едим все с него.
за ней с большой любовью, и она, моя голубушка, буквально кормит меня. Каждую неделю сливочного масла продаю на два рубля, денег этих на мою жизнь достаточно. Из летних работ у меня только и есть, что огород и сенокос: ржи себе не сею, а овес имела прошлый год, сеяла с одним крестьянином и на мою долю досталось 4 копны, так что и до сих пор имею свою овсянку".
..."Нынешнюю осень я первый раз посеяла себе ржи: коли жива буду, то на будущий год устроится жизнь моя много легче при своем хлебе.
Приехать к вам отдохнуть и погостить после страшно напряженного труда - может быть только мечтой, но в действительности это невозможно: я в неделю выручаю за сливочное масло 60 коп. - это все, что у меня есть за душой, - ну, как же, моя голубка, уехать на эти деньги и на кого мне оставить корову с телушкой, чем заплатить за уход за ними в мое отсутствие?".
Пахать, косить и вообще нести тяжелую работу сама М. А. не могла, нанимала, но при этом всегда старалась так заплатить работающим, что бы им не обидно было. Платила она при всей своей бедности всегда дороже, чем соседние помещики, а потому у нее всегда была нужная ей помощь и работали ей лучшие поденные.
"Не знаю, как выразить мою радость, - пишет она той же Л. Ф. Анненковой, - что заработная плата растет не только здесь, но и у вас. На днях сосед - помещик приезжал к богачу мужику с предложением взять его имение в аренду по 4 рубля за десятину, говоря, что невозможно господам своими рабочими убирать землю по такой высокой цене; но мужик-богач отказался от дешевой аренды, так как одному не убрать 60 десятин, а нанимать - приступа нет. Кто знает, а, может, мы все накануне великого события: если не в силу нравственного закона, то в силу обстоятельств землевладельцы отдадут землю крестьянам".
"М. А. обрадовалась, засуетилась, стала меня всячески ублажать и все приговаривала: "городская моя, гадостная". Я очень рада, что приехала к ней. У нее тепло, даже жарко, никаких крыс, даже мышей, Васька жирный и чудный котенок, и она, искренне, от всей души наслаждается, и я радуюсь ее прекрасной, тихой жизни. Вечером долго с ней говорили, она все расспрашивала обо всех и обо всем, рассказывала об Алекс. Ив. (Кусаковой), которая у нее пробыла три дня и этим доставила ей большую радость. Мне кажется, что я не приеду к вам, а вы приезжайте ко мне"...
"Мы живем отлично. Жизнь перемешена, то сидим занимаемся, то возимся со всякими делами, и это приятно и весело. Только одно горе - не поспеваю за М. А--ной. Только что хочу что-нибудь сделать, а она уже делает или сделала. Хотя теперь начинаю привыкать. Тоже не могу никак вставать рано, а она встает чуть свет, потихоньку все сделает - топит, стряпает, а проснешься, - самовар уже кипит и все готово, а она хохочет. Мы теперь мечтаем уже о том, как я к ней приеду весной - парники и огород работать. Науки мои идут успешно и во все время в Москве я не прошла столько и так хорошо, как здесь"...
"Решительно не понимаю, - пишет М. А. 22 ноября 1895 г., - чем я заслужила такую любовь, что бы вы, мои дорогие друзья Лев Николаевич, Таня, Маша, так заботились обо мне. Крепко вас всех обнимаю, очень целую и несказанно благодарю. А теперь подумайте только, милая Марья Михайловна 4) с Петром Петровичем Белоусовым (ее товарищ доктор), оба прикатили ко мне и самым тщательным образом выслушали меня, дали лекарства. Милочка Марья Михайловна налепила на бок мне papier fayard, да еще намеревается еще приехать. Господи, да за что же это мне? Скажу вам, я эту ночь спала и мне много легче. Сегодня я уже с Ив. Ив. 56). Крепко вас всех обнимаю, мысленно с вами сижу в Москве".
Приписка Холевинской на том же листке бумаги: "Дорогая Марья Львовна, я только что от М. А--ны. Я Думаю, что она должна поправиться. У нее большая бодрость духа, стоическое отношение к смерти, отсутствие этого ужасного чувства страха смерти, - все это отличные признаки, и при таком направлении, по моим замечаниям, люди отлично справляются с физическими недугами. Она мне сказала, что после 13 бессонных ночей эту ночь она спала сносно... После консультации мы с удовольствием поели у М. А--ны кислой капусты и рыжиков, а у Ив. Ив. напились чаю, поговорили об одном отвлеченном вопросе и покатили домой"...
----------
М. А. не унывала.
"А я то, благодаря милой Татьяне Львовне, живу, как у Христа за пазухой. Знаете, и не описать этого состояния и умиления, и раскаяния в своих грехах, и радости в такой дивной тихой, трудовой жизни, какая выпала на мое счастие". (Из письма к Л. Ф. Анненковой).
Иногда М. А. выбиралась зимой на несколько дней в Москву, чтобы свезти переписанные ею рукописи Льва Н--ча. Она радовалась свиданию со Л. Н--чем и другими друзьями, узнавала все новое из интересующей ее религиозной и духовной жизни человечества и отдельных людей, читала последние письма и работы Л. Н--ча, забирала рукописи Л. Н--ча для переписки и снова торопилась к себе.
"Мне очень радостно было видеть папа, - пишет она Татьяне Львовне в 1900 году, - и всех милых друзей, но жизнь барская, богатая, городская мне не по душе, и я просто отдыхаю и своей простой и естественной обстановке на лоне природы".
..."Мне моя хаточка, - пишет она Анненковой, - пустые щи с картошкой - в тысячу раз показалось все и лучше и вкуснее после Москвы. Знаю твердо, что картошка моя, ни у кого я ее не отняла, и вот этот нравственный покой мне дороже всего на свете".
М. А. все время следила за работой Л. Н--ча и помогала ему, чем могла. В письмах и дневниках Л. Н--ча часто упоминается о ней:
"Марья Александровна, как всегда, радует и бодрит своими письмами и присутствием", - пишет Л. Н. Марье Львовне 26 января 1894 года.
Летом Марья Львовна болела. "М. А. из всех сил хлопочет, за ней ходит и хорошо, не тревожа ее", - пишет Л. Н. Софье Андреевне 2 мая того же года.
"Распечатываю письмо, чтобы приписать о Дрожжине. М. А. делала отметки того, что, по ее мнению, следует выпустить. Я просмотрел ее отметки и те, с которыми согласен, отчеркнул красным", - пишет он составлявшему книгу о Дрожжине Е. И. Попову 14 октября 1895 года.
Отношения М. А--ны к жизни, к людям, к себе самой в семье Толстых к этому времени стали нарицательными. Когда Мария Львовна собиралась выходить замуж за своего будущего мужа Н. Л. Оболенского, Л. Н. пишет ей (в 1896 г.) большое письмо о том, чтобы она обдумала свое положение даже с материальной стороны:
..."Вы не только не будете жить по Марии Александровски, но вам нужны порядочные деньги, посредством которых жить..."
"Здоровье мое очень хорошо, - пишет Л. Н. той же Марье Львовне, 2 апреля 1900 года, - не в смысле Марии Александровны, а взаправду".
Надо сказать, что М. А. всегда говорила, что здоровье ее прекрасно, что она здоровенная, "крепка, как крещенский лед" Если замечали, что она бледна и худа, она отмахивалась и говорила, что все это пустяки, - "просто здесь освещенье такое". Это "освещенье" всех смешило в Ясной и молодежь любила подтрунить над М. А--ной.
..."Бывает, что сразу чувствуешь, что человек не просто спрашивает, а живет этими вопросами. Чувствуешь в ней будущую М. А--ну", - сказал как то Л. Н. А. Б. Гольденвейзеру 7).
Примечания
1"Посредника", племянница К. А. Тимирязева.
2) Огород М. А--ны был как раз на том месте, где когда-то стояла деревня Овсянниково.
3) Анненкова, Леонида Фоминишна, единомышленница Л. Н--ча, одна из ближайших его друзей. По мужу помещица Курской губ. Ее муж был либерал, юрист, большой знаток и специалист своего дела. Не служил, так как "не уважал" тогдашнее правительство за его произвол. Но, как к специалисту, к нему обращались из высших судебных учреждений Петербурга и даже, бывало, вызывали его для консультаций. Он советы давал, но служить не шел. Идеям жены он не сочувствовал, но все же был под некоторым ее влиянием. Так по ее настоянию был закрыт очень выгодный для хозяйства винокуренный завод. Леонида Фоминишна пользовалась большим уважением окрестных крестьян. Успешно их лечила. Среди единомышленников Л. Н--ча она пользовалась большой любовью и уважением и имела большое влияние на молодежь. Отличалась необычайной добротой, радушием и гостеприимством.
4) Холевинская, женщина врач в Туле, хорошая знакомая Толстых, особенно Марьи Львовны.
5) Бочкарев Ив. Ив. одно время жил в "доме" в Овсянникове. Это был старый революционер, вольтерьянец. Мечтал устроить всеславянскую республику. Долго был в ссылке в Мезени, где крестил Балмашева. Впоследствии служил в земстве по страхованию. Пришлось много раз'езжать и останавливаться в деревнях. Бабы ловили для него кур и резали у него на глазах. Это натолкнуло Бочкарева на мысль о вегетарианстве. Узнал о книгах по вегетарианству, изданных "Посредником", и пришел в "Посредник". Бы он большой оригинал, бедняк, сам себе варил, столярничал и учил желающих учиться столярному ремеслу. Изучал рациональное пчеловодство. Служа в тверском земстве, воевал с либералами (Родичевым, Петрункевичем) и с губернатором. Не имел паспорта, так как на нем стояло, что он православный что было не верно. Изобрел способ особенно хорошо закаливать косы и устроил артельную мастерскую производства кос. Не имея возможности получить занятия из-за своей беспаспортности, служил ночным сторожем. Л. Н. одно время в Москве ходил к нему, и они часто спорили о боге, против которого восставал Ив. Ив.
6
7"Вблизи Толстого".