Глава I
Жаль, что я не писал дневника во время своего пребывания у Льва Николаевича Толстого в Ясной Поляне. Сколько там мною перечувствовано, передумано. Прожил я там четыре года, а пережил полжизни. Большое влияние имел на меня Лев Николаевич.
Как только я вспоминаю о своей жизни в Ясной Поляне, я прихожу в какое-то особенное состояние, — забываю настоящее и весь переношусь в прошедшее. Должно быть, душевная сила Льва Николаевича так мощна, так овладевает мною, что при воспоминании о нем, даже при чтении его произведений — я делаюсь сам не свой, точно я переношусь в другой мир, ясно вижу свои грехи и страдаю и мучусь теми страданиями, которые изображены в его произведениях.
Теперь Льва Николаевича нет в живых. Воспоминания, сохранившиеся о нем, мало-помалу исчезают из памяти, и многое уже забыто Остались из них только те, которые особенно глубоко врезались в мою душу. Но и они с годами могут легко забыться, а все они для меня очень дороги. Вот поэтому-то я и решил записать то, что еще осталось в моей памяти да в моей карманной записной книжке, в которую я записывал иногда мысли Льва Николаевича, высказанные им во время наших разговоров.
«Воспоминания» мои приняли больший объем, чем я предполагал.
Для более ясного представления внутреннего состояния Льва Николаевича в начале 80-х гг. мне пришлось в некоторых местах воспользоваться трудом П. И. Бирюкова «Л. Н. Толстой. Биография», 1911 г.
Образование я получил в псковской гимназии. Всё время в гимназии шел я лучшим учеником по математике, по словесным же предметам был из средних.
Окончив курс гимназии с серебряной медалью, исключительно благодаря математике, я ни на минуту не остановился в выборе высшего учебного заведения для дальнейшего своего образования и поступил на математический факультет Петербургского университета, не предрешая вопроса о дальнейшей своей карьере по окончании курса университета; большинство же моих товарищей заранее наметило себе карьеру юридическую, так как в то время (1869 г.) с введением нового судопроизводства был большой спрос на юристов.
С первого же курса я стал думать, — что я в жизни? чему я должен служить, чтобы не даром прошла моя жизнь, чтобы отвечала она тому назначению, для которого я призван? Присматриваясь к жизни людей, я увидал, что жизнь народа движется не математикой, а зависит больше всего от истории его и от социальных отношений, сложившихся под влиянием различных условий. И это привело меня к сознанию необходимости поближе познакомиться и с историей, и с социологией, и с психологией, и с естественными науками вообще.
Накупил я себе книг по всем отраслям знания, самых существенных, по моему тогдашнему понятию, вроде Бокля, Спенсера, Милля, Лассаля и т. п. Затем составил себе расписание занятий, по которому, не оставляя занятий по математике, я должен был заниматься всеми избранными мною предметами, чтобы сделаться человеком всесторонне образованным. Этого расписания я держался особенно аккуратно в свободные от занятий в университете дни: во время святок, пасхи и летних каникул. Для физических упражнений по расписанию у меня было тоже отведено время — три часа каждый день. Но с половины каникул я заметил, что мне не пройти намеченного материала, и я принужден был сокращать часы прогулок до двух, но скорым шагом, а под конец — до часу, в два приема.
я — дворянин, по чувству — я на стороне народа. Это я унаследовал от своей матери. Не желая обижать кого бы то ни было, я видел, что я являюсь невольным обидчиком рабочего люда. Я искал выхода. Эти привело меня к знакомству с революционно настроенными студентами.
Практическая моя деятельность исчерпывалась тем, что я набирал «умных» книжек, вроде тех, по каким я сам учился, большею частью нелегальных (потому что в них-то главным образом и указывалось на ту рознь, которая смущала меня), и распространял эти книги среди студентов, убеждая их, что всестороннее просвещение необходимо для всякого благоразумного человека, сознающего себя обязанным отвечать тому призванию, для которого он родился на свет.
К числу «умных» книжек относились главным образом: сочинения Добролюбова, Писарева, Чернышевского, его статьи из журнала «Современник», книги Флеровского: «Положение рабочего класса в России» и «Азбука социальных наук»; сочинения Лассаля, Людовика Берне, В. Гюго («93-й год»), Миртова («Исторические письма»), Луи Блана («История Великой французской революции»), сочинения Милля, Маркса («Капитал»), Костомарова, Сергеевича, Беляева.
Популярно-научные статьи по естествознанию толкали меня к атеизму. Посещение кружков и собраний так называемых «революционеров» наводило меня на мысль о необходимости насильственного ниспровержения существующего порядка. Всё это несвойственно было моей душе. Это смущало и пугало меня. Между тем от сознания своего долга перед бедным классом я не мог отказаться. Но я сознавал, что мое знакомство с революционерами может не пройти мне даром, что попаду я в какой-нибудь политический процесс вместе со своими товарищами и зашлют меня туда, «куда Макар и телят не гонял», где мои книжки и знания никому не будут нужны. В виду этого я принялся учиться ремеслам, наиболее необходимым в захолустных городах: столярному, кузнечному и сапожному.
Сам я всё более и более задумывался над вопросом, как же я, человек, полный эгоистических привычек, могу водворить мир среди людей, враждующих на почве этого же самого эгоизма. Все студенты моего времени делились на две группы: большинство, состоятельные, вели жизнь бездельную, лекции посещали неаккуратно, по вечерам устраивали пирушки, играли в карты. Другая же часть, меньшая по числу, занималась делом, — аккуратно посещала лекции, ходила в публичную библиотеку читать книги для самообразования. С последними я чаще встречался. Из них часть была революционеры, мечтавшие о ниспровержении существующего порядка; другая же часть, как мне казалось, более благоразумная, смотрела на вещи иначе.
«Когда будет ниспровергнут существующий порядок, — говорили они, — кто же будет заводить новый порядок? Неужели же невежественная масса? Тут пойдет такая резня и драка, что всякий благоразумный убежит от этого ада»3*.
Впоследствии образовался кружок так называемых «народников». Задача их была — распространять просвещение среди простого народа. Более энергичные из них оставили высшее образование и пошли «в народ». Они расходились по большим промышленным городам, устраивали негласные школы, сходили по вечерам по «артелям»4* рабочих и устраивали там чтения по естествознанию, социальным вопросам и др. Они рассчитывали, что им удастся создать центры развитых рабочих и что из этих центров постепенно будет распространяться образование среди рабочих масс и крестьян. Их задача была — выдвинуть на первый план культурно-просветительные цели, и дальше мирной пропаганды социалистических идей они не шли5*.
Из «народников» выдавался студент естественного факультета Н. В. Чайковский1. Вокруг него группировался целый кружок молодежи. К этому кружку принадлежал и я.
Я считал себя не вправе тотчас же бросить университетское образование и итти в народ, так как, получая от отца по 23 рубля ежемесячно6*, я считал себя должником перед ним, и отплатить ему свой долг я считал возможным только тем, что окончу курс в университете, на что мне и были посылаемы эти деньги.
2 предлагал кому-нибудь из нас троих остаться при университете на освободившуюся казенную стипендию и готовиться на степень приват-доцента по астрономии. Я отказался от этого предложения; получив диплом, я считал себя свободным от долга перед отцом и решил итти просвещать народ.
По окончании курса в универститете я целый год вращался среди рабочих Петербургской стороны.
1 Николай Васильевич Чайковский (1850—1926) — кандидат Петербургского университета, народник. Он был одним из организаторов и главным деятелем кружка «Чайковцев» (возникшего в начале 1870-х гг.). Положив начало «хождению в народ», деятельность кружка постепенно приняла анархическую окраску. С одной стороны, бывший не по душе Чайковскому переход революционеров в сторону террора, с другой — сближение с А. К. Маликовым отдалили его от работы в кружке. Чайковский проникся учением Маликова о «богочеловечестве» и вместе с ним эмигрировал в 1874 г. в Америку для устройства земледельческой общины. После распада общины он поселился в Англии, откуда вернулся в Россию только в 1905 г. В бытность свою в Англии Чайковский принял деятельное участие в создании лондонского «Фонда вольной русской прессы» (1891 г.). В России в 1908 г. был арестован и судим; оправданный по суду занялся кооперативной деятельностью, в политическом отношении примыкая к трудовой группе. После смерти Л. И. Латугина он был избран председателем Вольно-экономического общества. После Великой Октябрьской Социалистической революции выступил активным врагом советской власти, состоял членом «Комитета спасения родины» и «Союза возрождения России». В 1918 г. — глава белого правительства Северной области в Архангельске; в 1920 г. — член Южно-русского правительства ген. Деникина.
2 —1883), астроном, профессор Петербургского университета и член Академии наук.
3* Из этого истолкования видно, что «более благоразумная часть студенчества» на самом деле была более труслива и дворянски-буржуазна. Она не доверяла народу, считая его «невежественной массой», а вот менее, по Алексееву, «благоразумная», т. е. революционная, масса студенчества, очевидно, более крепко связанная с народом, доверяла народу и не боялась никакой «резни и драки»; сама готова была итти с народом в его революционном выступлении для создания новой, свободной жизни — без царя, дворян, помещиков и трусов-либералов, которыми были все эти «христианствующие» студены. —
4* Общие квартиры, в которых жили рабочие.
5* Вряд ли нужно современному нашему читателю пояснять всю нищету мысли и убожество выводов Алексеева, сделанных им 80 лет тому назад, когда он «мечтал», что «капиталисты сами собой постепенно исчезнут». Мы знаем на опыте России, что нам потребовалось вооруженное восстание и пятилетняя гражданская война, чтобы выкурить окончательно эту человеческую чуму из нашего социалистического отечества. После потребовалась четырехлетняя самая кровавая и самая ужасная война, чтобы на Западе и Востоке разбить фашизм, который все-таки еще жив и поднимает свою хищную пасть то в той, то в другой стране, —
6*