О Т. М. Бондареве. Для словаря С. А. Венгерова

[О Т. М. БОНДАРЕВЕ. ДЛЯ СЛОВАРЯ С. А. ВЕНГЕРОВА]

Как бы странно и дико показалось утонченно образованным римлянам первой половины 1-го столетия, если бы кто-нибудь сказал им, что полуграмотные, неясные, запутанные, часто нелепые письма странствующего еврея к своим друзьям и ученикам будут в сто, в тысячу, в сотни тысяч раз больше читаться, больше распространены и больше влиять на людей, чем все любимые утонченными людьми поэмы, оды, элегии и элегантные послания сочинителей того времени. А между тем это случилось с посланиями Павла. Точно так же странно и дико должно показаться людям теперешнее мое утверждение, что сочинение Бондарева, над наивностью которого мы снисходительно улыбаемся с высоты своего умственного величия, переживет все те сочинения, которые описаны в этом лексиконе, и произведет большее влияние на людей, чем все они, взятые вместе.

А между тем, я уверен, что это так будет. А уверен я в этом потому, что как ложных и никуда не ведущих и потому ненужных путей бесчисленное количество, а истинный, ведущий к цели и потому нужный путь только один, так и мыслей ложных, ни на что не нужных, бесчисленное количество, а истинная, нужная мысль, или скорее истинный и нужный ход мысли только один, и этот один истинный и нужный ход мысли в наше время излагает Бондарев в своем сочинении с такой необыкновенной силой, ясностью и убеждением, с которой никто еще не излагал его. И потому всё кажущееся столь важным и нужным теперь бесследно исчезнет и забудется, а то, что говорит Бондарев и к чему призывает людей, не забудется, потому что люди самой жизнью будут всё больше и больше приводиться к тому, что он говорит.

Открытие всяких научных отвлеченных и научных прикладных, и философских, и нравственных, и экономических истин всегда совершается так, что люди ходят всё более и более суживающимися кругами около этих истин, всё приближаясь и приближаясь к ним и иногда только слегка захватывая их, до тех пор, пока смелый, свободный и одаренный человек не укажет самой середины этой истины и не поставит ее на ту высоту, с которой она видна всем. И это самое сделал Бондарев по отношению нравственно-экономической истины, которая подлежала открытию и уяснению нашего времени. Многие говорили и говорят то же самое. Одни считают физический труд необходимым для здоровья, другие — для правильного экономического устройства, третьи — для нормального развития всесторонних свойств человека, четвертые считают его необходимым условием для нравственного совершенства человека. Так, например, один из величайших писателей Англии и нашего времени, почти столь же не оцененный культурной толпой нашего времени, как и наш Бондарев, несмотря на то, что Рёскин, — образованнейший и утонченнейший человек своего времени, т. е. стоящий на противоположном от Бондарева полюсе, — Рёскин этот говорит в своей Fors clavigera, письмо 67: «It is physically impossible that the true religious knowledge or pure morality should exist among any classes of a nation who do not work with their hands for their bread», т. e. что физически невозможно, чтобы существовало истинное религиозное познание или чистая нравственность между сословием народа, которое не зарабатывает себе хлеба своими руками. Многие ходят около этой истины и выговаривают ее с разными оговорками, как это делает Рёскин, но никто не делает того, что делает Бондарев, признавая хлебный труд основным религиозным законом жизни. И он делает это не потому, как это нам приятно думать, что он невежественный и глупый мужик, не знающий всего того, что мы знаем, а потому, что он гениальный человек, знающий то, что истина только тогда истина, когда она выражена не с урезками и оговорками и прикрытиями, а тогда, когда она выражена вполне. Как истина о том, что сумма углов в треугольнике равна двум прямым, выраженная так, что сумма углов в треугольнике бывает иногда приблизительно равна двум прямым, теряет всякий смысл и значение, так и истина о том, что человек работать своими руками, выраженная в виде совета, желательности, утверждения о том, что это может быть полезно с некоторых сторон и т. п., теряет весь свой смысл и свое значение. Смысл и значение эта истина получает только тогда, когда она выражена как непреложный закон, отступление от которого влечет за собой неизбежные бедствия и страдания и исполнение которого требуется от нас богом или разумом, как выразил это Бондарев. Бондарев не требует того, чтобы всякий непременно надел лапти и пошел ходить за сохою, хотя он и говорит, что это было бы желательно и освободило бы погрязших в роскоши людей от мучающих их заблуждений (и действительно, кроме хорошего ничего не вышло бы и от точного исполнения даже и этого требования), но Бондарев говорит, что всякий человек должен считать обязанность физического труда, прямого участия в тех трудах, плодами которых он пользуется, своей первой, главной, несомненной священной обязанностью и что в таком сознании этой обязанности должны быть воспитываемы люди. И я не могу себе представить, каким образом честный и думающий человек может не согласиться с этим.

Лев Толстой.

Примечания

ИСТОРИЯ ПИСАНИЯ И ПЕЧАТАНИЯ

«Критико-биографического словаря русских писателей», обратился 27 марта 1895 г. к Толстому с просьбой написать в его словарь статью о Т. М. Бондареве.

Писать статью Толстой отказался. «Я уже написал такую — она есть в заграничных изданиях и в собрании сочинений в несколько урезанном виде», — отвечал он Венгерову в письме от 1—5 апреля 1895 г. (т. 68), имея в виду предисловие к сочинению Бондарева «Трудолюбие и тунеядство, или торжество земледельца», опубликованное впервые с цензурными изъятиями 27 марта 1888 г. в газете «Русское дело» и полностью в Женеве в 1892 г. в издании М. К. Элпидина (см. об этом в т. 25).

Вместо статьи Толстой в вышеупомянутом письме написал краткую заметку (без заглавия) об учении Бондарева и просил Венгерова, если пригодится эта заметка, прислать корректуру.

3 июля 1895 г. Венгеров выслал Толстому корректуру заметки о Бондареве в двух экземплярах; один из них он просил Толстого после просмотра вернуть. Письмом от 26? июля Толстой уведомил Венгерова, что он возвращает ему корректуру заметки (см. т. 68).

Сохранилась корректура (1 гранка) с поправками Толстого.

«Критико-биографическом словаре» С. А. Венгерова, т. V, СПб. 1897, стр. 448—453 (с ошибками и с исключением цензурой нескольких слов).

Написанная Толстым заметка о Бондареве была напечатана в 1906 г. в виде предисловия к сочинению Бондарева «Трудолюбие и тунеядство, или торжество земледельца» (изд. «Посредник»). Текст заметки являлся перепечаткой из словаря Венгерова.

«1890 г.» заметка в 1911 г. была опубликована в Собрании сочинений Толстого (изд. 12-е, часть 16-я, стр. 63—65).

В настоящем издании печатается по первопечатному тексту, с исправлением ошибок и цензурных изменений по письму Толстого к С. А. Венгерову от 1—5 апреля и корректуре.