Глава четвертая
ПРИНЦИП НЕДЕЛАНИЯ
1. КУЛЬТУРНО-ИСТОРИЧЕСКИЕ ФОРМЫ НЕДЕЛАНИЯ И ИХ ПРЕЛОМЛЕНИЕ В ХРИСТИАНСКОЙ ЭТИКЕ Л. Н. ТОЛСТОГО
Принцип неделания в нравственной философии Л. Н. Толстого синтезирует в себе идеи неделания в разных культурно-исторических традициях: древнекитайской, древнеиндийской, античной и христианской. В этом параграфе мы рассмотрим основные культурно-исторические формы неделания и их влияние на нравственную философию Л. Н. Толстого.
Неделание в широком культурно-историческом плане имеет следующие характерные черты.
1. Аскетическое самоотречение, т. е. бегство из "мира", отрешение от мирской деятельности. Аскет, культивирующий созерцание божественного, не нуждается в "услугах" мира. Так, йог стремится стать отшельником, христианский подвижник -- пустынником и монахом. Это - "отвергающая мир аскеза" (М. Вебер).
Отрешенность от мира накладывает свой отпечаток на характер добродетели. Высшей формой добродетели является любовь. "Истинная любовь, - замечает Вивекананда, - не зависит от физической привязанности. Люди могут любить друг друга, находясь на расстоянии тысячи миль"1.
В то же самое время состояние трансцендентной отрешенности вызывает сверхчувственное видение жизни, в свете которого добродетель может представляться иллюзией. Отношение к людям связано не с "догмами альтруизма", но со "сверхнравственной", космической необходимостью. Такая установка порождает безучастность и безжалостность: "Совершенное отрешение вычеркивает жалость столь же решительно, - замечает А. - как оно вычеркивает дурные страсти"2. Таково внутреннее содержание "отвергающей мир аскезы".
2. Деятельное самоотречение выражается в отречении от плодов деятельности и непривязанности к материальному (например, как в карма-йоге, или в "деятельном недеянии" мудреца-даоса, или в "воздержании от суждений" ("эпохе") и "бестревожности" ("атараксия") мудреца-скептика и т. п.).
"Деятельное самоотречение, - замечает в этой связи В. Н. Назаров, - это не просто самоограничение или воздержание, продиктованное определенными социально-нравственными установками или логикой житейского успеха. Оно определяется мистическим и плутовским "отстранением" от мирской жизни"3.
Неделание только внешне отрешено от мира. Внутренне оно заставляет быть в постоянном напряженном отношении к действительности. Для аскета-отшельника "...самый уход из мира, если рассматривать его в психологическом аспекте, - не уход, а беспрерывная победа над все новыми искушениями, с которыми он все время должен решительно бороться. Отвергающий мир аскет все-таки сохраняет внутреннее отношение к "миру", хотя и отрицательное, в виде предполагаемой борьбы с ним. Поэтому в данном случае правильнее говорить об "отказе от мира", а не о "бегстве из мира".
"Отказ от мира" подвергает сомнению необходимость "бегства из мира". Это побуждает мудреца искать пути активного самоотречения в действительной реальности. Ведь полная победа может быть одержана только в самом миру. Это - "аскеза в миру", которая предполагает вовлеченность в жизнь мира, участие в его деятельности с целью духовного преображения этоса. Смысл "деятельного самоотречения" - не в отрицании, а в преображении материального.
Существует несколько философско-культурных форм "деятельного самоотречения":
древнеиндийская традиция,
древнекитайская традиция,
Древнеиндийская культурно-историческая традиция неделания
Одним из путей к духовному освобождению через "деятельное самоотречение" является путь карма-йоги (Бхагавад-гита):
Деятельное самоотречение в древнеиндийской культурно-философской традиции представляет собой свободный отказ от деятельности, действий, не соответствующих избранному духовному пути. Деятельное самоотречение связано с духовными установками и позициями личности, которые обозначают свободу духовного выбора.
1. Независимость от рода деятельности.
Это означает, что внешний отказ от деятельности еще не свидетельствует о свободе духа, о благодати, так как существует возможность удерживаться от действий, оставаясь умом привязанным к объектам чувств. И наоборот, занимаясь какой угодно деятельностью, можно не испытывать чувственной привязанности к ней. Например, подметая улицу, можно достичь такого же духовного просветления, как и предаваясь трансцендентальному созерцанию. Все зависит не от рода деятельности, а от духовного отношения к ней.
2. Независимость от результатов деятельности. Для человека процесс деятельности связан, прежде всего, с его результатами, которые и составляют его привязанность к миру, корень материальной заинтересованности. Человек стремится во что бы то ни стало воспользоваться плодами своей деятельности.
Таким образом, зло коренится не в самой деятельности, а в характере отношения к ней. Поэтому нет никакого смысла отказываться от деятельности. Достаточно отказаться всего лишь от ее результатов. Тем более, что "...для воплощенной души невозможно полностью отказаться от всякой деятельности. Но тот, кто отрекается от плодов своего труда, считается истинно отрекшимся" (Бхагавад-гита XVIII, 11).
С. Вивекананда в связи с этим отмечал: "В Индии живет мудрец, великий йог, один из самых замечательных людей, когда-либо виденных мною, - пишет он. - Он сказал мне однажды, в чем состоит тайна труда: "Соедини цель и средства воедино. Когда ты делаешь какую-нибудь работу, не думай ни о чем, кроме нее. Твори ее, как высшую молитву, и посвящай ей всю свою жизнь, пока ты ее делаешь""4.
"Мистический" смысл труда состоит в том, что человек трудится здесь не для себя и даже не для других. Он не связан результатами труда, отрешился от плодов своей деятельности. Он самозабвенно поглощен самой работой. Это явно перекликается с "мистическим смыслом" любви (любовь не к самому себе, не к ближнему, а к самой любви, ее источнику и первообразу). И так же как "мистика" любви является самым надежным основанием "этики" любви, так и "мистика" труда непосредственно выливается в "этику" труда, т. е. делает любой труд бескорыстным и самоотверженным. Никакая даже самая высокая нравственная мотивация не может привести к истинному бескорыстию. Даже если человек руководствуется мотивом труда на общее благо, он так или иначе "заинтересован" в результатах своего труда. Истинная этика может родиться только из мистики. Истинный смысл мудрости заключен в том, что бескорыстная деятельность на благо людей может быть только следствием "молитвенной", "жертвенной" деятельности во имя Бога.
4. Нравственный долг и жертва как основные нравственные характеристики "деятельного самоотречения". Долг представляет результат "бесстрастного исполнения своих обязанностей", в котором концентрируется смысл отказа от результатов деятельности. "Вся эта деятельность должна совершаться без привязанности к ней и без ожидания наград. Ее следует совершать из чувства долга" (Бхагавад-гита, XVIII, 6). Долг - это исполнение человеком своих обязанностей в любом положении жизни при отсутствии пристрастия к результатам действий. Долг определяется не тем, что сделано, но тем, как сделано. Мудрость долга в том, чтобы делать наилучшим образом то дело, на которое человек поставлен жизнью.
Отсюда - каждый человек должен исполнять свой долг. Долг одного не может быть долгом другого. "Лучше исполнять свой собственный долг, хотя бы и самый скромный, нежели в совершенстве исполнять долг другого" (Бхагавад-гита, XVIII, 47).
Долг одного человека не может быть выше или ниже по значению долга другого. Долг государя не выше долга простого отца семейства, если тот исполняет его надлежащим образом. Более того, чем "ниже" и "проще" долг, тем труднее бывает в совершенстве его исполнить. Быть совершенным государем проще, чем быть совершенным мужем, а быть великим педагогом проще, чем быть хорошим отцом.
Жертва является высшей формой выражения долга. Это - высшая точка, апофеоз "деятельного самоотречения". Человек отрекается не только от плодов, результатов своей деятельности, но и от собственной жизни. В этом "мистическом" характере жертвы заключен ее высший нравственный смысл - духовно преображать жизнь, - который предстает как "искупительный" дар жертвы. Своей жертвой искупаются "грехи" людей. В искупительной жертве смысл не только смерти Христа, но и смерти Сократа. Мудрец, призванный к духовному преображению этоса, стремится не только к духовному самоочищению, но и к очищению от "материальной скверны" всего человечества через жертвенное самоотречение, в котором особенно гармонично сочетаются мистика "очищения и освобождения духа" и одновременно этика "служения человечеству".
Древнекитайская традиция
Философское обоснование позиции "деятельного недеяния" содержится в книге "Дао дэ цзин", приписываемой китайскому мудрецу Лао-цзы.
Смысл "деятельного недеяния" заключается в следующем.
1. человека. Всеобщее правило нравственности раскрывается в формуле: "Не делай другому того, чего не желаешь себе". От человека требуется, чтобы он не совершал определенных действий, способных причинить вред другому и воздерживался от определенных чувств, мыслей, поступков. Фактически - это "неделание" другому зла есть высшая степень нравственной деятельности, предполагающей борьбу духа с силами зла, завладевшими сердцем и разумом человека.
Одновременно понятие недеяния содержит в себе более глубокий, философский смысл: целесообразности и оправданности деятельности человека. В этом плане подчеркивается значимость и смысл человеческой деятельности, задается вопрос: может, человек своим деятельным участием в развитии событий только мешает естественному ходу вещей и ухудшает существующий порядок мира?
Толстой в связи с этим писал: "Все бедствия людей происходят не столь от того, что они не сделали того, что нужно, сколько от того, что они делают то, чего не нужно делать. И потому люди избавились бы от всех бедствий личных и, в особенности, общественных, если бы они соблюдали неделание"5.
"Неделание" не есть простое бездействие - отречение от субъективного произвола человеческой деятельности ради естественного процесса самосозидания мира, имя которому - дао. "Дао постоянно осуществляет недеяние, однако нет ничего такого, чего бы оно не делало" (Дао дэ цзин. 37).
2. Нравственное содержание деятельного недеяния. Смысл "деятельного недеяния" в том, чтобы жить в гармонии с дао, следуя естественному ходу вещей. "Нужно сделать свое сердце предельно беспристрастным, твердо сохраняя покой, и тогда все вещи будут изменяться сами собой, а нам останется созерцать их возвращение" (Дао дэ цзин. 16).
Социальная деятельность человека, проявляющаяся в различных формах общественного устройства: государстве, праве, общественной морали т. п., есть уже свидетельство утраты им Дао - "Совершенномудрый, совершая дела, предпочитает недеяние; осуществляя учение, не прибегает к словам; вызывая изменение вещей, не осуществляет их сам; создавая, не обладает тем, что создано; приводя в движение, не прилагает к этому усилий; успешно завершая что-то, не гордится" (Дао дэ цзин, 2).
Следовательно, там, где власть имеют великие мудрецы, подданные не замечают их существования. Там, где властвуют невеликие мудрецы, народ бывает привязан к ним и хвалит их. Там, где властвуют еще меньшие мудрецы, народ боится их, а там, где еще меньшие - народ их презирает (см.: Дао дэ цзин, 17).
Добродетель, таким образом, становится естественным выражением Дао: "Совершенномудрый не стремится делать добрые дела, поэтому он добродетелен" (Дао дэ цзин, 38).
"Совершенномудрый не имеет постоянного сердца... " (Дао дэ цзин, 49).
Добродетель ориентирует на исполнение блага, поэтому человек благорасположен, а не человеколюбив естественным образом, так же, как и вода, небо или земля. "Небо и земля не обладают человеколюбием и предоставляют всем существам возможность жить собственной жизнью. Совершенномудрый не обладает человеколюбием и предоставляет людям возможность жить собственной жизнью" (Дао дэ цзин).
В таком понимании человеколюбие есть род субъективно произвольной деятельности, свидетельствующей об утрате человеком добродетели ("дэ"). Любовь к человеку появляется только на фоне ненависти: "Когда родственники в раздоре, тогда появляются "сыновняя почтительность" и "отцовская любовь"" (Дао дэ цзин. 18). Мудрец же не испытывает любви к людям, потому что его сердце не знает ненависти. Его добродетель - ть всем возможность "жить собственной жизнью", следуя Дао: "обладающий высшим человеколюбием действует, осуществляя недеяние" (Дао дэ цзин, 38).
Античная философия
"Деятельное самоотречение" своеобразно преломляется в скептической философии, где оно выступает в форме "воздержания от суждений" ("эпохе"). Существует очевидная связь между представлениями о нравственных добродетелях в китайской и античной культурно-философской традиции, (например, самоотречение мудреца-йога и даоса и воздержание античного мудреца-скептика)6.
Смысл этой позиции в том, чтобы сделать дух свободным от тирании и произвола субъективных суждений, мнений и представлений о вещах. Человек страдает не столько из-за самих вещей, сколько "из-за мнения, что страдание есть зло. Иногда тревога из-за мнения о каком-либо зле как зле больше той, которую причиняет само так называемое зло"7.
Исходя из этого, мудрец-скептик воздерживается от суждения о том, что является по природе благом и злом. Такая позиция ведет к невозмутимости, духа ("атараксия"). "Мы признаем, - пишет Секст Эмпирик, - что скептик испытывает иногда холод и жажду и другое тому подобное. Но обыкновенные люди охвачены при этом двояким состоянием: самим ощущением и не меньше еще тем, что они считают эти состояния по природе дурными. Скептик же, отказываясь от предположения, что каждая из этих вещей дурна по самой природе, отстраняет их от себя с совершенным спокойствием. Вследствие этого мы говорим, что цель скептика - "8.
Достаточно привести только одну мысль из книги "Чжуан-цзы", чтобы убедиться в сходстве скептической и даосской мудрости: "То, что субъективно отмечается как стебель и столб, прокаженный урод и красавица Сиши, великодушие и вероломство, лицемерие и искренность, - все это Дао объединяет в единое целое"9.
Мудрец-скептик не избегает жизни и деятельности, понимая, что от противоречий мира нигде не скроешься. Его мудрость состоит в том, чтобы жить в миру "В соответствии с жизненным наблюдением, не высказывая решительного мнения о вещах, не выдвигая догм". "Жить в соответствии с жизненным наблюдением", - значит руководствоваться не случайными представлениями и произвольными мнениями, а более или менее устойчивыми, общезначимыми требованиями, побуждениями природы, общественными законами и обычаями, профессиональными навыками и т. п.
Благодаря "жизненному наблюдению" мудрец-скептик исходит в своем поведении из того, что голод указывает дорогу к пище, обычай требует принимать благочестие за добро, а нечестие - т. п. Тем не менее, на практике "атараксия" скептика могла далеко выходить за рамки "жизненного наблюдения".
Так, о Пирроне рассказывают, что, когда его учитель Анаксарх попал в болото, тот прошел мимо, не подав руки; люди его бранили, но Анаксарх восхвалял - за безразличие и безлюбие (см.: Диоген Лаэртский. IX. 63). Пиррон, якобы, жил, ни в чем не поддаваясь ощущениям: ничего не сторонясь, "подвергаясь любой опасности, будь то телега, круча или собака, так что от опасностей его должны были оберегать следовавшие за ним друзья" (Диоген Лаэртский. IX
Широко известен случай, когда Пиррон, оказавшись на корабле во время бури, продолжал вести себя как ни в чем не бывало и, пытаясь унять панический страх своих спутников, ободряюще указывал им на корабельного поросенка, не отрывающегося от еды, говоря при этом, что такой бестревожности и должен держаться мудрец (см.: Диоген Лаэртский. IX. 68).
Впрочем, такую невозмутимость духа скептический мудрец выдерживал не всегда. Когда однажды того же Пиррона застали ссорящимся с сестрой и упрекнули в том, что он изменяет своим принципам, тот ответил, что не за счет же женщины подобает мудрецу щеголять своей невозмутимостью. В другой раз на него набросилась собака и он испугался, а на укоры ответил, что "нелегко всецело отрешиться от человеческих свойств, однако против всего, что происходит, он ополчается, сколько есть сил, делом, а когда недостает сил - словом" (Диоген Лаэртский. IX
В этом, по-видимому, и состоит типичный образ поведения мудреца-скептика: придерживаться полной невозмутимости в отношении мнения о вещах и возможной, умеренной невозмутимости - в отношении самих вещей.
Скептический путь "деятельного самоотречения", с одной стороны, демонстрирует полную невозмутимость жизни, переходя в "безразличие" ("адиафория"), "безлюбие" и "безжалостность", а с другой - через "жизненное наблюдение" и "умеренность" приводит к "житейской мудрости" с ее идеалом рассудительности ("фронесис") и благоразумия ("софросине") мудреца.
Толстой, считавший, что высшее знание, которым должен ру"Круг чтения", "Путь жизни", постоянно ссылается на мысли, изложенные в "Бхадхава-гита", произведениях Конфуция, Лао дзы, античных мудрецов, считая, что истинное просвещение и образование "есть то, чтобы воспользоваться, ассимилировать все то духовное наследство, которое оставили нам предки..."10.
Примечания
1 Вивекананда С. Карма-йога. Рига: Виеда, 1991. С. 24.
2 Постижение истории. М., 1991. С. 441.
3 Назаров В. Н. Феноменология мудрости. Тула, 1994. С. 243.
4 Вивекананда С.
5 Толстой Л. Н. Неделание // Собр. соч.: В 24 т. М., 1913. Т. 18. С. 99.
6 Диоген Лаэртский пишет о том, что основатель скептической школы - Пиррон, участвуя в походе Александра Македонского на Восток, встречался с "индийскими гимнософистами и магами", откуда, по всей видимости, и вы"свою достойнейшую философию, утвердив непостижимость и воздержание особого рода. Он ничего не называл ни прекрасным, ни безобразным, ни справедливым, ни несправедливым и вообще полагал, что истинно ничто не существует, а людские поступки руководятся лишь законом и обычаем, - ибо ничто не есть в большей степени одно, чем другое" (Диоген Лаэртский. IX. 61).
7 Соч.: В 2 т. М., 1976. Т. 2. С. 33.
8 Там же. С. 213.
9 Древнекитайская философия. М., 1972. Т. 1. С. 255.
10 Толстой Л. Н. Полн.