Кросби Э. Л.: Н. Толстой как школьный учитель
Глава Х. Позднейшие взгляды Толстого

ГЛАВА Х
Позднейшие взгляды Толстого.

Нетрудно заметить, что в 1862 г. Толстой имел уже приблизительно те же взгляды, которые так выдвинули его теперь в ряду радикальных мыслителей. Абсолютная свобода - вот его идеал, как в отношении к взрослым, так и в отношении к детям *(Дополняем здесь изложение автора некоторыми цитатами из писем и дневников Льва Николаевича. Ред.).

Языки. 5. Пластическое искусство, рисование, лепка. 6. Музыка, пение 7. Мастерства: столярное, плотничное, швейное и т. п.

"Мне представляется так,--пишет Лев Николаевич, - преподаватели для себя распределяют часы, но ученики вольны приходить или нет.

"Как ни странно это кажется нам, так уродливо поставившим образование, но полная свобода обучения, т. -е. чтобы ученики сами бы приходили учиться, когда хотят,-- есть необходимое условие всякого плодотворного обучения так же, как необходимое условие питания есть то, чтобы питающемуся хотелось есть.

скоро, - может быть, через года.

"Только при полной свободе можно вести лучших учеников до тех пределов, до которых они могут дойти, а не задерживать их ради слабых, а они лучшие ученики, - самые нужные. Только при свободе можно избежать обычного явления: вызывания отвращения к предметам, которые, если бы их преподавать в свое время и свободно, были бы любимы; только при свободе возможно узнать, к какой специальности какой ученик имеет склонность, только свобода не нарушает воспитательного влияния. А то я буду говорить ученику, что не надо в жизни насилия, а над ним буду совершать самое тяжелое, - умственное насилие. Знаю я: что это трудно, но что же делать, когда поймешь, что всякое отступление от свободы губительно для самого дела образования. Да и не так трудно, когда твердо решишься, не делать глупого. Я думаю, надо так: А) от 2 до 3 дается урок математики, т. е. учения тому, что хочет ученик в этой области; В) от 3 до 5 рисование и т. д. Вы скажете: а самые маленькие? - Самые маленькие, если ведутся правильно, сами всегда просятся и любят аккуратность, т. е. подчиняются гипнозу подражания: вчера был после обеда урок, и нынче он после обеда желает урока.

"Вообще, грубо представляется мне распределение времени и предметов так: всех часов бдения 16. Половину из них полагаю с перемежками отдыха, игры (чем моложе, тем длиннее) на воспитание в тесном смысле - просвещение, т. е. на работу для себя и других: чистить, носить, варить, рубить и т. п.

"Другую половину отдаю учению. Предоставляю ему избирать из 7 предметов то, к чему его тянет.

"Все это, как видите, написано кое-как. Я буду еще, если Бог велит, перерабатывать это...

"Мне еще хочется добавить то, что я бы не советовал ничего затевать нового, как переезд на другое место или какое-либо теоретическое предопределение того, какая должна быть школа, не советовал бы и приглашать учителей, помощников, ни учеников, а пользоваться теми условиями, какие есть, развивая или, скорее, предоставляя развиваться дальнейшему.

"Прибавляю еще о рисовании и музыке...

"Обучение на фортепиано есть резкий признак ложно поставленного воспитания. Как в рисовании, так и в музыке, дети должны быть обучаемы, пользуясь самыми всегда доступными средствами (в рисовании мелом, углем, карандашом, в музыке - своей глоткой уметь передавать то, что они видят или слышат). Это начало. Если бы после - что очень жалко - для исключительных оказалось особенное дарование, тогда можно учиться писать масляными красками или играть па дорогих инструментах.

"Для обучения этой элементарной грамоте рисовальной и музыкальной, я знаю, что есть хорошие, новые руководства.

"Для обучения же языкам - чем больше, тем лучше - я думаю, надо учить французскому, немецкому, непременно английскому и эсперанто, если можно. И учить надо, предлагая им читать знакомую по-русски книгу, стараясь понимать общий смысл, попутно обращая внимание на нужнейшие слова, корни слов и грамматические формы"...

Огромное значение, какое Толстой придает изучению языков, вполне понятно в виду того изолированного положения, в каком находится Россия по своему языку. Сравнительно немногие иностранцы дают себе труд заниматься изучением русского языка. Что маленькие дети легко научаются говорить на нескольких иностранных языках так же хорошо, как на своем родном, это факт общеизвестный. Но стоит ли заниматься языками так много в более позднем возрасте или при отсутствии особой склонности к ним, это для меня еще подлежит сомнению. Во всяком случае предложение Толстого не может принести вреда при том условии, при каком оно делается: учить лишь тех, которые хотят учиться.

В другом письме 1902 года, адресованном к одной близкой своей родственнице, Толстой высказывает еще несколько мыслей по вопросу о воспитании и обучении.

"Надо детей учить как можно меньше. Это потому, что если дети вырастут, не научившись чему-нибудь - это далеко не так опасно, как то, что случается почти со всеми детьми, особенно когда матери, не знающие тех предметов, которым обучаются дети, руководят их воспитанием, - именно то, что они получают indigestion учения и потому отвращение к нему. Учиться, и успешно, может ребенок или человек, когда у него есть аппетит к изучаемому. Без этого же это вред, ужасный вред, делающий людей умственными калеками. Поверь, что если бы это не было делом так-ой огромной важности, я бы не стал писать тебе об этом.

"Но тут обычное возражение: если дети не будут учиться - чем они будут заняты?

тому, чтобы они знали, что все их потребности кем-то как-то удовлетворяются без малейшего их участия: в этом удовлетворении. И поэтому я думаю, что первое условие хорошего воспитания есть то, чтобы ребенок знал, что все, чем он пользуется, не падает готовым с неба, а есть произведение труда чужих людей. Понять, что все, чем он живет, есть труд чужих, не знающих и не любящих его людей, - это уж слишком много для ребенка (дай Бог, чтобы он понял это, когда он вырастет), но понять то, что горшок, в которой он ходил, вылит и вымыт без всякого удовольствия няней или прислугой, и также вычищены и вымыты ботинки и калоши, которые он всегда надевает чистыми и т. п., - что все это делается не само собой и не из любви к нему, а по каким-то другим, непонятным ему причинам - это он может и должен понять; и ему должно быть совестно. Если же ему не совестно и он продолжает пользоваться этим, то это начало самого дурного воспитания и оставляет глубочайшие следы на всю жизнь. Избежать же этого так просто; и это то самое я, говоря высоким слогом с одра смерти *(Письмо это относится ко времени тяжкой болезни Льва. Николаевича. Примеч. ред.) п., --пусть делают сами. Поверь мне, что как ни кажется ничтожным это дело, оно в сотни раз важнее для счастья твоих детей, чем знание французского языка, истории и т. п. Ради Бога, для блага своих детей, обдумай это. Это сразу достигает двух целей: и дает возможность меньше учиться, самым полезным и естественным образом наполняя время, и приучает детей к простоте, труду и самостоятельности. Пожалуйста, пожалуйста сделай это! Будешь радоваться с первым месяцем, а дети еще больше. Если к этому можно прибавить земельную работу, хотя бы в виде огородика, то это хорошо, но из этого большею частью выходит игрушка. Необходимость ходить за собой и выносить свои нечистоты признана всеми лучшими школами, как Бедельской, где сам директор школы принимает в этом участие.

"Поверь мне, что без этого условия нет никакой возможности нравственного воспитания, христианского воспитания, сознания того, что все люди - братья и равны между собой. Ребенок еще может понять, что взрослый человек - его отец--банкир токарь, художник управляющий, который своим трудом кормить семью, может освободить себя от занятий, лишающих его возможности посвятить все время своему обычному труду. Но как может объяснить себе ребенок, ничем еще не заявивший себя, ничего еще не умеющий делать, то, что другие делают для него то, что ему естественно делать самому? Единственное объяснение для него есть то, что люди разделяются на два сословия - господ и рабов, и сколько бы мы ни толковали ему словами о равенстве и братстве людей, условия всей его жизни, от вставания до вечерней еды, показывать ему противное.

"Мало того, что он перестает верить в поучения старших о нравственности, он видит в глубине души, что все поучения эти лживы, перестает верить и своим родителям и наставникам, и даже самой необходимости какой-бы то ни было нравственности.

"Еще соображение: если невозможно делать все то, о чем я упоминал, то, по крайней мере, надо заставлять детей делать такие дела, невыгода неисполнения которых тотчас же для них была бы чувствительна, например: не вычищено, не высушено гуляльное платье, обувь - нельзя выходить, или не принесена вода, не вымыта посуда - и негде напиться. Главное при этом - не бойтесь ridicul'a Девять десятых дурных дел на свете делаются потому, что не делать их было бы ridicule.

"Воспитание представляется сложным и трудным делом только до тех пор, пока мы хотим, не воспитывая себя, воспитывать своих детей или кого бы то ни было. Если же поймешь, что воспитывать других мы можем только через себя, то упразднится вопрос о воспитании, и остается один вопрос жизни: как надо самому жить? потому что я не знаю ни одного действия воспитания детей, которое не включалось бы в воспитание себя. Как одевать, как кормить, как класть спать, как учить детей?

Точно так же, как себя. Если отец, мат одеваются, едят, спят умеренно, и работают, и учатся, то дети будут то же делать.

"Два правила я бы дал для воспитания: самому не только жить хорошо, но работать над собой, постоянно совершенствуясь, и ничего не скрывать из своей жизни от детей: лучше, чтобы дети знали про слабые стороны своих родителей, чем то, чтобы они чувствовали, что есть у их родителей скрытая от них жизнь и есть показная. Все трудности воспитания вытекают от того, что родители, не только не исправляясь от своих недостатков, но даже не признавая их недостатками, оправдывая их в себе, хотят не видеть эти недостатки в детях. В этом вся трудность и вся борьба с детьми. Дети нравственно гораздо проницательнее взрослых, и они - часто не выказывая и даже не сознавая этого - видят не только недостатки родителей, но и худший из всех недостатков - лицемерие родителей, и теряют к ним уважение и интерес ко всем их поучениям.

"Лицемерие родителей при воспитании детей есть самое обычное явление, и дети чутки, и замечают его сейчас же, и отвращаются, и развращаются. Правда есть первое, главное условие действительности духовного влияния, и потому она есть первое условие воспитания. А чтобы не страшно было показать детям всю правду своей жизни, надо сделать свою жизнь хорошей или, по крайней мере, менее дурной. И потому воспитание других включается в воспитание себя, и другого ничего не нужно.

"Я думаю, что не только трудно, но невозможно хорошо воспитать детей, если сам дурен; и что воспитание детей есть только самосовершенствование, которому ничто не помогает столько, как дети. Как смешны требования людей курящих, пьющих, объедающихся, не работающих и превращающих ночь в день, о том, чтобы доктор сделал их здоровыми, несмотря на их нездоровый образ жизни, так же смешны требования людей научить их, как продолжая вести жизнь не нравственную, можно бы было дать нравственное воспитание детям. Все воспитание состоит в большем и большем сознании своих ошибок и исправлении себя от них. А это может сделать всякий и во всех возможных условиях жизни. И это же есть и самое могущественное орудие, данное человеку для воздействия на других людей, в том числе и на своих детей, которые всегда невольно ближе всего к нам. Fais ce que dois, advienne que pourra - более всего относится к воспитанию.

"Оба вопроса: о воспитании и об отношении к людям сводятся в один вопрос, именно в последний: как относиться к людям не на словах только, а наделе - имею ли я право владеть какою-нибудь собственностью и защищать ее от своих братьев, имею ли я право подразделять своих братьев на ведущих дурную жизнь и на ведущих хорошую? Если этот вопрос решен и жизнь отца идет по такому или другому решению, то в этой жизни отца и будет все воспитание детей. А если решение правильно, то отец и не введет соблазна в жизнь детей; если же нет, то будет обратное. Знание же, которое приобретут или не приобретут дети - дело это второстепенное и ни в каком случае не важное. К чему будут способности у ребенка, тому он научится, хотя бы жил в захолустье. То же, что принято называть образованием, содержит больше чем наполовину зла и обмана, и потому чем дальше от такого образования (даваемого во всех наших заведениях), тем лучше для ребенка. Вопрос, стало-быть, весь в том, как для себя решит отец вопрос практической жизни.

"Общественное воспитание, как оно ведется у нас, прямо направлено и очень искусно организовано для нравственного извращения детей. И потому я считаю, что следует принести всевозможные жертвы для того только, чтобы не подвергать детей этому извращению. Но при теперешнем устройстве школ даже и жертв не приходится приносить больших, так как преподавание в училищах ведется так плохо, что дома образованные родители могут дать в более короткое время больше знаний. Все это я говорю в том случае, если оба родителя согласны.

"Все воспитание сводится к тому, чтобы самому жить хорошо, т. е. самому двигаться, воспитываться: только этим люди влияют на других, воспитывают их, и тем более на детей, с которыми они связаны.

"Быть правдивым и честным с детьми, не скрывая от них того, что происходить в душе, есть единственное воспитание".

В письме к одному из своих друзей Лев Николаевич выражает свой взгляд на самое трудное, по его мнению, на религиозное воспитание детей:

"В воспитании вообще, как в физическом, так и в умственном, я полагаю, что главное - не навязывать ничего насильно детям, а, выжидая, отвечать на возникающие в них требования, тем более это нужно в главном предмете воспитания, в религиозном. Как бесполезно и вредно кормить ребенка, когда ему есть не хочется, или навязывать знания по предметам, которые его не интересуют и ему не нужны, так тем более вредно внушать детям какие-нибудь религиозные понятия, о которых он не спрашивает, и, большею частью грубо формулируя их, нарушать этим то религиозное отношение к жизни, которое в это время, может быть, бессознательно возникает и устанавливается в ребенке. Нужно, мне кажется, только отвечать, но отвечать с полной правдивостью на предлагаемые ребенком вопросы. Кажется, очень просто отвечать правдиво на религиозные вопросы ребенка. Но в действительности это может сделать только тот, кто сам себе уже ответил правдиво на религиозные вопросы о Боге, жизни, смерти, добре и зле, те самые вопросы, которые дети всегда ставят очень ясно и определенно. Как ни странно это кажется, воспитание самого себя есть самое могущественное орудие воздействия родителей на детей. Усвоение принципа:

"Совершенствуйся"... есть самая высокая и, как ни странно это кажется, самая практическая в смысле служения другим людям, воздействия на других людей, деятельность человека *( В виду преобладающего в нашем обществ крайне грубого понимания этого принципа, позволим себе заметить словами Л. Н. Толстого, что "совершенствование истинного христианина не может совершаться в уединении: оно может совершаться только среди людей и состоит в установлении лучших, более и более любовных отношений между собою и другими людьми". Ред.) Также и в воспитании. И вот тут-то и подтверждается то, что я всегда думаю о воспитании и что вы говорите в своем письме, что сущность воспитания детей состоит в воспитании самого себя.

"Если же вы хотите от меня более определенные указания о том что именно читать или давать в руки ребенку для религиозного воспитания, то я думаю, что надо не ограничиваться религиозными писаниями одного верования - у нас христианского, - а наравне с христианской учительной литературой пользоваться буддийской, браминской, конфуцианской, еврейской".