Л. Н. Толстой
в его педагогических
высказываниях
Педагогическая деятельность Л. Н. Толстого.
В первый раз Л. Н. Толстой начал занятия c крестьянскими детьми еще до отъезда на Кавказ, по его собственным словам, в 1849 году. 80-летний старик Ермил Базыкин, который учился в этой первой школе Льва Николаевича, так рассказывал о ней:
"Еще мы господские были. Еще он молодой был и нас учил. Ему было лет 18--20. Учил он нас с начатия. Учителем был Фока Демидыч. Он был дворовый человек и был музыкантом еще у его деда, князя Волконского. Ходило мальчиков тридцать, все яснополянские. Фока Демидыч посекет, мы пожалуемся ему. "Фока Демидыч, не секи". Учил нас Лев Николаевич закону божию, арифметике, священной истории, азбуке. Лев Николаевич к нам ходил через день или два, а то и каждый день. Помню, мы писали на досках мелом, а он смотрел, кто из нас лучше пишет. Любил он с нами в переменку возиться. Был у нас через пруд плот на веревке. Вот, бывало, с ним сядем и потащим. На середину выедем, он скажет: "Ну, кто грязи достанет". - "Попробовали бы вы сперва, ваше сиятельство". Он и пробует. Нырнет в воду, потом вынырнет и держит в руке грязь. "Ну, я достал, теперь вы". Были дворовые ребята, Илья и Митрофан, Они тоже, бывало, нырнут и достанут грязь. Ну, а которые не могут. Да мало ли он чудил. Потащил нас раз осенью на охоту. Расставил тенета на Воронке, а нас, мальчиков, заставил лаять по-собачьи: "Гам-гам-гам"... Всего не припомнишь. Обходился он с нами хорошо, просто. Нам было с ним весело, интересно, а учителю он завсегда приказывал нас не обижать. Он и об ту пору был простой, обходительный. Проучился я у него зимы две..."
Вновь мысль о школе появляется у Толстого лишь 23 июля 1857 года. В этот день он записал в дневнике: "Главное, сильно, явно пришло мне в голову - завести у себя школу в деревне для всего околотка и целая деятельность в этом роде". Но приступил Лев Николаевич к школьным занятиям лишь через два года после этой записи - осенью 1859 года.
"Другое теперь нужно. Не нам нужно учиться, а нам нужно Марфутку и Тараску выучить хоть немножко тому, что мы знаем".
В этом видел Толстой задачу не только свою, но и всего образованного общества - так называемой интеллигенции.
"Ему нужно то, - писал он про народ, обращаясь к так называемым образованным классам, - до чего довела вас ваша жизнь, - ваших десяти незабитых работой поколений. Вы имели досуг искать, думать, страдать, - дайте же ему то, что вы выстрадали,-- ему этого одного и нужно; а вы, как египетский жрец, закрываетесь от него таинственной мантией, зарываете в землю талант, данный вам историей"("Яснополянская школа"). О своих занятиях с детьми Л. Н. Толстой подробно рассказал в издававшемся им в 1862 г. журнале "Ясная Поляна". Здесь им был помещен целый ряд статей по вопросам воспитания и обучения. В то время, когда Толстой начинал занятия с крестьянскими детьми, у крестьян, еще не освобожденных от крепостной зависимости, не существовало никаких школ. Кое-где только учили солдаты и духовные лица по 2--3 и не более 6 мальчиков. У этих старинных учителей, рассказывает Толстой в одной из педагогических статей ("О свободном возникновении и развитии школ в народе"), курс учения продолжался три года. Как только выучивали буквы и склады, так сейчас же приступали к выучиванию наизусть всей книжки азбуки, содержавшей молитвы, басни, краткую священную историю, таблицу умножения и пр.; на это употреблялся год; потом год - на выучивание наизусть псалтыря и год - на "искусство срисовывать прописи".
Учение производилось так: каждому ученику задавался "стишок", который он должен был выучить наизусть ("стишок" - это значит строка или две); заданный вчера "стишок" он должен был повторить. "Заучивание стишка,-- рассказывает Толстой, - продолжается целый день. Единственную перемену, диверсию, составляют спрашивание учителя, соединенное обыкновенно с побоями, и промежутки, когда учитель выходит и ребята начинают баловаться, вслед за чем обыкновенно бывают доносы и наказания... Такими учителями очень часто бывают люди, почти целый день занятые посторонним делом: причетники, писаря... Учитель поручает старшему смотреть за порядком, сам же большею частью уходит. Порядок состоит в том, чтобы каждый безостановочно продолжал кричать свои 5 или 6 слов... Все такие учителя непременно завербовывают к себе в школу хоть одного грамотного, под предлогом доучивать его, а в сущности этот полуграмотный и есть учитель. Настоящий же учитель занимает только полицейскую должность: прикрикнуть, приударить, собрать деньги и изредка только указать и спросить урок".
"Я не видал еще, - писал Толстой, - старинного учителя - кроткого человека и не пьяницу. Я убежден, что эти люди по обязанности своей должны быть тупы и жестоки, как палачи, как живодеры, должны пить, чтобы заглушать в себе раскаяние в совершаемом ежедневно преступлении над самыми лучшими, честными и безобидными существами в мире".
И вот, среди народа, знавшего только такие приемы обучения, Толстой открывает свою школу, основанную на неслыханном даже для интеллигенции того времени, принципе: на полной свободе учащихся.
и богатых мужиков, которых привозили верст за тридцать и пятьдесят.
Всех учеников было до 40, но редко собиралось больше 30 сразу. Учителей, кроме Л. Н. Толстого, было еще трое. Учителя составляли дневники своих занятий, которые сообщали друг другу по воскресеньям, и сообразно тому, что выяснялось из общих бесед, составляли себе планы преподавания на будущую неделю. Планы эти исполнялись не буквально, а изменялись сообразно требованиям учеников.
В продолжение дня бывало от 5 до 7 уроков. Предметы преподавались следующие: 1) чтение механическое и постепенное (под "механическим" чтением Толстой разумел такое чтение, целью которого было лишь выучиться свободно читать, а под "постепенным" - чтение с пониманием читаемого), 2) писание, 3) каллиграфия, 4) грамматика, 5) священная история, 6) русская история, 7) рисование, 8) черчение, 9) пение, 10) математика, 11) беседы из естественных наук, 12) закон божий.
Как во всем, что он делал и чем увлекался, Толстой поступал своеобразно и самостоятельно, не подчиняясь тому, что было общепринято и признавалось несомненным в этой области, - так же поступал он и в деле обучения. Он ввел много новых предметов преподавания, на которые наводил его опыт его занятий. Так, например, обучение грамоте он производил так: писал на доске мелом печатные буквы и заставлял детей запоминать их значение и писать их. Потом дети одновременно выучивались складывать слова и писать их на доске или на стене печатными буквами. К скорописным буквам переходить он не спешил, считая, что они "портят руку и не четки". Изучение арифметики начинал с прогрессии, нумерации и десятичных дробей; и не ограничиваясь арифметикой, преподавал своим ученикам геометрию и алгебру. Ученики яснополянской школы делали извлечения квадратных корней и решали уравнения.
В тех случаях, когда преподавание не заинтересовывало учеников, как, например, при обучении грамматике и географии, Толстой перепробовал десятки различных методов, всячески стараясь сделать преподавание этих наук интересным для детей. Он старался также наблюдать и улавливать те приемы, на которые бессознательно нападали сами дети во время занятий, полагая, что, если у учеников явится потребность приобрести какие-либо знания или навыки, то они сами найдут наилучшие к тому способы.
"Так как принуждение при обучении и по убеждению моему, и по характеру мне противно,-- рассказывал Толстой в 1874 году про свои школьные занятия - я не принуждал и как скоро замечал, что что-нибудь неохотно принимается, я не насиловал и отыскивал другое".
Разумеется, при такой постановке дела обучения не надо было заставлять детей ходить в школу и слушать учителя: в них развивалась присущая каждому человеку внутренняя потребность знания, и они учились не потому, что их заставляли учиться, а для того, чтобы удовлетворить этой потребности.
"Общество народного образования". В марте 1860 г. он обратился к брату министра просвещения, своему хорошему знакомому, писателю Е. П. Ковалевскому, предлагая ему взять на себя хлопоты о разрешении этого общества. "Я на дурном счету у правительства,-- писал Толстой, - от меня это никак не должно итти".
Как и ожидал Толстой, общество это, на которое он готов был положить все свои силы, не было разрешено, и он один, как шутя писал в том же письме Е. П. Ковалевскому, продолжал составлять "тайное общество народного образования".
им учителей. Толстой посылал к ним студентов, уволенных за участие в студенческих волнениях 1861 года. По словам самого Толстого, в 1862 г. было 13 школ в ближайших к Ясной Поляне селах и деревнях, где учителями были рекомендованные им студенты.
Вся эта молодежь (самому молодому из них было 17 лет) как в вопросах чисто педагогических, так и общего характера вполне подчинялась авторитету Л. Н. Толстого. То беззаветное увлечение, с каким он отдавал детям все свое время и силы, передавалось и другим учителям. Так же, как и он, занимались они с утра (с 7--8 часов) и до позднего вечера, так же отдавали детям всю свою душу. "Меня занимает эта ежедневная кипучая работа настолько, что нет желания ее бросить",--писал в "Ясной Поляне" один из этих учителей-студентов А. А. Эрленвейн.
"Я мог в долгие зимние вечера жить вместе с учениками, прислушиваться к их молитвам, к их мыслям. Моя жизнь сливалась с их жизнью; мне было легко, когда им весело", - писал другой учитель, А. Сердобольский. "Они учились, я тоже учился быть учителем, - писал самый молодой из учителей Н. П. Петерсон. - Мы ошибались и поправляли свои ошибки. Мы были простые люди в простых отношениях". Учителя заимствовали у Толстого его приемы преподавания и так же, как и он, давали полную свободу ученикам. "Я часто бросал совершенно приготовленное для урока только потому, что. оно было мальчикам скучно и чуждо",-- писал учитель рисования яснополянской школы.
"Школа,-- писал учитель А. А. Эрленвейн,-- тогда удовлетворяет своему назначению, когда ученик, кроме знания грамоты и других необходимых сведений, выносит, как и при вступлении своем в школу, ту же неиспорченную, ничем не изнасилованную натуру, ту же свободу отношений".
Во всех школах ученики так же увлекались занятиями и делали такие же быстрые успехи, как и в яснополянской.
"Нет сил изобразить картину всеобщего одушевления", - писал про свою школу Сердобольский. В телятинской школе "одушевление ребят было до того сильно, что нельзя было на них не любоваться".
"Ленивых у меня совсем нет, - писал учитель А. Томашевский. - Есть более или менее способные, умные, а ленивых нет". Через 2 месяца у этого учителя (как и у большинства других) почти все мальчики могли прочесть и рассказать любой понятный им по содержанию рассказ и написать все, что придет им в голову. В телятинской школе ученики в первый же день научились узнавать и писать все буквы, а через две недели читали по складам сказки.
Жили все учителя в тех же самых избах, где помещались и школы; для них отгораживался угол избы. Никаких специально-учебных приспособлений в избах, где были школы, не было: сидели на обыкновенных, принадлежавших хозяину избы, лавках, за обыкновенными столами; писали мелом на стенах и перегородках, иногда даже на столах. Тут же жил и хозяин избы. В ту или иную школу учителя попадали по жребию, который кидали между собой.
За труды учителя получали по 50 коп. в месяц с каждого ученика; учеников бывало в среднем 20--30 человек. Крестьяне имели право отказать учителю, если найдут его неподходящим (такой случай был только один). Учителя считали себя обязанными заниматься так, чтобы удовлетворять требованиям крестьян. Такое положение, при котором крестьяне являлись бы хозяевами школы и контролировали ход занятий, Толстой считал самым естественным и желательным.
Первое время школы Толстого и его учителей возбуждали в народе недоумение, даже недовольство. Народ сначала не мог примириться с тем, что читать учат по сказкам, а не по "божественным" книжкам и что учат без побоев. "Страх и потому побои, - писал Толстой, - крестьянин считает главным средством для успеха и потому требует от учителя, чтобы не жалели его сына" ("О свободном возникновении и развитии школ в народе"). Новая школа возбуждала в народе сначала самые нелепые толки и слухи: говорили, что "не бьют в школах потому, что всех детей готовят везти в Москву в казаки или солдаты, что учение не по азам и букам есть чортовское учение и смертный грех" и т. д. Недовольство народа новыми школами поддерживали священники, которые сами были недовольны тем, что "посредник набирает в школы западников".
Однако, с течением времени учителям удалось победить недовольство народа. "Победой этой, - писал Толстой, - мы обязаны только предоставлению крестьянам полной свободы брать или оставлять своих детей, говорить, что им угодно, свободной конкуренции других школ и сравнению школ образования со школами грамотности (т. е. новых школ со старыми), спорам и объяснениям с крестьянами. В яснополянской школе, существующей третий год и потому имевшей время заявить свое достоинство и направление во мнении народа, слышались сначала те же упреки в баловстве и т. п., теперь же приводят учеников за 30 и 50 верст, и родители, взявшие вначале своих детей из школы, теперь вновь отдают их". Родители, видя быстрые успехи своих детей, мало-по-малу не только мирились с новыми школами, но даже отдавали им предпочтение перед старыми. "Теперь уже, - писал далее Толстой в той же статье, - небывалая прежде вещь - от солдата берут учеников за то, что он бьет их, солдат переезжает с места на место, отыскивая учеников, и напрасно старается приманить к себе сбавкою платы. Солдат и дьячок объявили, что они учат по новой методе: по а-бе без побоев (что почему-то соединяется в их понятии в одну методу). Прежде нашим учителям кололи глаза дьячковскими и солдатскими школами, теперь старинным учителям колют глаза нашими школами, в которых выучивают скоро и без побоев. И это происходит в тех обществах, в которых месяц тому назад бесплатно не хотели отдавать в наши школы и говорили, что школы эти - дьявольское насаждение".
Такой поразительной перемены удалось Толстому в короткое время достигнуть в отношении народа к его школе благодаря той беззаветной преданности делу народного просвещения, которая тогда вдохновляла его.
Через 40 почти лет после того, как он прекратил заниматься в школе, 8 апреля 1901 года, Л. Н. Толстой писал в дневнике:
"Счастливые периоды моей жизни были только те, когда я всю жизнь отдавал на служение людям. Это были: школа, посредничество, голодающие и религиозная помощь".
То же самое относительно своих занятий с детьми Толстой писал и П. И. Бирюкову 27 ноября 1903 года. Ответив на вопрос биографа о своих "любвях", он-далее говорит: "Самый светлый период моей жизни дала мне не женская любовь, а любовь к людям, к детям. Это было чудное время, особенно среди мрака предшествующего".
После женитьбы (в 1862 г.) Толстой прекратил занятия с детьми и вновь вернулся к педагогической деятельности лишь в конце 1871 г., когда он начал составлять книгу для детского чтения, вышедшую из печати в 1872 г. под названием "Азбука". Тогда же Лев Николаевич возобновил занятия с крестьянскими детьми, хотя и в меньших против прежнего размерах. И начался новый период увлечения Толстого педагогической деятельностью. В Московском комитете грамотности 15 января 1871 г. он защищает свой способ обучения грамоте; по его предложению устраивается сравнительный опыт обучения детей по его способу и по способу звуковому.
Чтобы иметь возможность оказывать влияние на ход школьного дела в своей округе, Толстой, всегда раньше отказывавшийся от участия в выборах и выборной службе, теперь баллотировался в земские гласные, был единогласно выбран членом училищного совета Крапивенского уезда и со свойственной ему всегда энергией увлечения страстно отдался этому делу.
"Я теперь,-- писал он А. А. Толстой в декабре 1874 г., - весь из отвлеченной педагогики перескочил в практическое - с одной стороны - и в самое отвлеченное - с другой стороны - дело школ в нашем уезде. И полюбил опять, как 14 лет тому назад, эти тысячи рябятишек, с которыми я имею дело... Я не рассуждаю, но когда я вхожу в школу и вижу эту толпу оборванных, грязных, худых детей, с их светлыми глазами и так часто - ангельскими выражениями, на меня находит тревога, ужас, вроде того, который испытывал бы при виде тонущих людей. Ах, батюшки! как бы вытащить, и кого прежде, кого после вытащить! И тонет тут самое дорогое,-- именно то духовное, которое так очевидно бросается в глаза в детях. Я хочу образования для народа только для того, чтобы спасти тех, тонущих там Пушкиных, Остроградских, Филаретовых, Ломоносовых. А они кишат в каждой школе. И дело у меня идет хорошо, очень хорошо. Я вижу, что делаю дело и двигаюсь вперед гораздо быстрее, чем ожидал".
"О народном образовании". В половине ноябре 1874 г. Крапивенский училищный совет разослал через волостные правления предложения всем хорошо грамотным молодым крестьянам, желающим занять места учителей, заявлять о себе училищному совету. "Мера эта,--писал Толстой в первых месяцах 1875 г. в письме к деятелю общества распространения грамотности в Нижегородской губернии,-- превзошла все ожидания совета. В настоящее время большое число вновь открытых школ замещено учителями из молодых крестьян, оказавшимися в высшей степени ревностными, понятливыми, нравственными и постоянно развивающимися учителями". Эти учителя некоторое время (иногда несколько дней, а иногда неделю, две, три) совершенствовались в знаниях в яснополянской школе. Жалованье им платилось от 4 до 8 руб. в месяц. "Школ с такими учителями, - писал далее Толстой, - около 20, и результаты их - некоторые существуют 2,5 месяца - необычайны. Приписать ли это близости учителя к ученику, добросовестности и серьезности отношения к делу учителей, но результаты учения в этих школах не хуже и иногда лучше, чем в школах с учителями в 300 руб. жалованья, учащих по усовершенствованным способам. В четырех таких школах, открытых 2,5 месяца, все ученики (до 30) пишут, читают и знают сложение и вычитание".
Особенно же Толстой был увлечен проектом создания в Ясной Поляне учительской семинарии, в которой бы получали дальнейшее образование наиболее способные ученики народных школ с тем, чтобы потом стать народными учителями. Эти учителя, вышедшие из среды самого народа, были бы близки ему и знали бы хорошо его жизнь (а этому Толстой придавал очень большое значение). "Я помню,-- рассказывает С. А. Берс,-- что главная цель Льва Николаевича в этом деле заключалась в том, чтобы будущего учителя-крестьянина удержать в той обстановке, в которой живут крестьяне, и чтобы образование не развило в нем новых внешних потребностей, кроме душевных". "Пускай это будет университет в лаптях", говорил Лев Николаевич.
В 1876 г. Толстой подал министру народного просвещения прошение о разрешении на открытие в Ясной Поляне постоянных педагогических курсов в виде частного учебного заведения. Он отводил для курсов весь верх каменного флигеля. Курс преподавания предполагался двухгодичный, число слушателей - 50 и более человек. Для ознакомления с практическими приемами преподавания должна была служить яснополянская народная школа. Слушателями курсов могли быть как окончившие курс в народных училищах, так и все сдавшие удовлетворительно экзамен по предметам начальной школы. Ученье должно было продолжаться в течение 6 зимних месяцев. Плата за слушание курсов-- по 5 руб. в месяц. Предполагалось, что помещение ученики будут иметь у яснополянских крестьян с платой по 50 коп. в месяц с человека, а продовольствие каждого ученика обойдется не дороже 3 руб. 50 коп. в месяц. Преподавателей предполагалось трое: главный учитель, его помощник и законоучитель, причем Толстой брал на себя постоянное наблюдение за преподаванием на курсах.
Разрешение было дано, и в том же 1876 г. Толстой обратился к тульскому губернскому земскому собранию с просьбой оказать пособие на первоначальное обзаведение курсов классными принадлежностями и на жалованье преподавателям. В случае удовлетворения ходатайства уездные земства Тульской губернии имели право посылать на курсы до 50 чел. без платы за обучение, а с платой только за содержание учеников.
Представляя это ходатайство Толстого в губернское собрание, губернская управа высказалась за разрешение войти в соглашение с Толстым о сумме, необходимой на первоначальное обзаведение курсов классными принадлежностями, а также за желательность внесения на поддержку яснополянских курсов по 30 руб. с каждого слушателя, посланного от уездных земств и училищных советов. 12 декабря 1876 г. это предложение было принято единогласно губернским земским собранием.
до 43 человек, и обращая внимание на незначительность расхода, требовавшегося на содержание учеников в течение 6 зимних месяцев и составлявшего для каждого воспитанника всего 24 рубля. Открытие курсов было предположено на сентябрь 1877 года. Но большинство училищных советов и уездных управ обошло молчанием сделанное им предложение и лишь от пяти управ были присланы заявления о желании прислать на курсы всего 12 человек.
"совокупно с другими обстоятельствами, встреченными графом Толстым", как сказано в отчете губернской земской управы, заставило его отказаться от своего намерения открыть курсы. В последний период своей деятельности Толстой вновь возвращается к вопросам воспитания и образования. Он решает их теперь в духе того религиозно-нравственного миропонимания, которым он был тогда проникнут. Чтобы дать представление об эволюции педагогических воззрений Толстого, мы помещаем извлечения также и из его писаний этого периода.
Н. Гусев.