Ильяс

ИЛЬЯС.

Жил в Уфимской губернии башкирец Ильяс. Остался Ильяс от отца небогатым. Отец только женил его год и сам помер. Было в то время именья у Ильяса 7 кобыл, 2 коровы и 2 десятка овец. Но Ильяс был хозяин и стал приобретать: с утра до вечера трудился с женою, раньше всех вставал и позже всех ложился и с каждым годом всё богател. Прожил так в трудах Ильяс 35 лет и нажил большое именье.

Стало у Ильяса 200 голов лошадей, 150 голов рогатого скота и 1200 овец. Работники пасли табуны и стада Ильясовы, и работницы доили кобылиц и коров и делали кумыс, масло и сыр, Всего было много у Ильяса; и в округе все завидовали Ильясовой жизни. Люди говорили: «счастливый человек Ильяс: всего у него много, ему и умирать не нужно». Стали Ильяса знать хорошие люди и с ним знакомство водить. И приезжали к нему гости издалека. И всех принимал и всех кормил и поил Ильяс. Кто бы ни пришел, всем был кумыс, всем был чай и шерба, и баранина. Приедут гости, сейчас бьют барана или двух, а много наедет гостей, бьют и кобылу.

Детей у Ильяса было два сына и дочь. Женил Ильяс сыновей и выдал дочь замуж. Когда беден был Ильяс, сыновья работали с ним и сами стерегли табуны и овец, а как стали богаты, начали сыновья баловаться, а один стал пить. Одного, старшего, в драке убили, а у другого, меньшого, попала сноха гордая, и стал этот сын отца не слушаться, и пришлось Ильясу отделить его.

— сено не родилось: поколело много скота в зиму. Потом косяк лучший киргизцы отбили, и стало Ильясово именье убывать. Стал Ильяс падать ниже и ниже. А сил стало меньше. И дошел к 70 годам Ильяс до того, что стал распродавать шубы, ковры, седла, кибитки, потом и скотину стал продавать последнюю, и сошел Ильяс на-нет. И сам не видал, как ничего не осталось, и пришлось на старости лет идти с женою жить в люди. Только и осталось у Ильяса именья, что платье на теле, шуба, шапка и ичеги с башмаками, да жена, Шам-Шемаги, тоже старуха. Сын отделенный ушел в далекую землю, а дочь померла. И помочь старикам было некому.

Пожалел стариков их сосед Мухамедшах. Сам Мухамедшах был ни беден, ни богат, а жил ровно и человек был хороший. Вспомнил он хлеб-соль Ильясову, пожалел его и сказал Ильясу: «Приходи, — говорит, — ко мне, Ильяс, жить и с старухой. Лето по силе своей мне работай на бахчах, а зимой скотину корми, а Шам-Шемаги пусть кобыл доит и кумыс делает. Кормить, одевать буду вас обоих и, чего вам нужно, вы скажите, я дам». Поблагодарил Ильяс соседа и стал с женою в работниках у Мухамедшаха. Сначала тяжело показалось, а после приобыкли. и стали старики жить и по силе работать.

Хозяину выгодно было таких людей держать, потому что старики сами хозяева были и все порядки знали и не ленились, по силе работали; только жалко бывало Мухамедшаху смотреть, как такие высокие люди на такую низкую ступень пали.

И случилось раз, приехали к Мухамедшаху сваты, далекие гости; пришел и мулла. Велел Мухамедшах поймать барана и убить. Ильяс освежевал барана и сварил и послал гостям. Поели гости баранины, напились чаю и взялись за кумыс. Сидят гости с хозяином на пуховых подушках, на коврах, пьют из чашек кумыс и беседуют, а Ильяс убрался с делами и прошел мимо двери. Увидал его Мухамедшах и говорит гостю:

— Видишь ты, этот старик прошел мимо двери?

— Видел, — говорит гость; — а что же в нем удивительного?

— А то в нем удивительного, что это наш первый богач был — Ильясом звать, может, ты слышал?

— Как не слыхать, — говорит гость; — видать не видал, а слава его далеко была.

— Так вот теперь ничего у него не осталось, и живет он у меня в работниках, и старуха его с ним же, кобыл доит.

Подивился гость, пощелкал языком, помотал головой и говорит:

— Да, видно, так счастье перелетает, как колесо; кого вверх поднимает, кого вниз опускает. Что же, — говорит гость, — тоскует, я чай, старик?

— Кто его знает, живет тихо, смирно, работает хорошо. —

Гость и говорит:

— А можно поговорить с ним? Расспросить бы его про его жизнь.

— Что ж, можно! — говорит хозяин и кликнул за кибитку:

— Бабай (значит дедушка по-башкирски), заходи, выпей кумысу и старуху зови.

И вошел Ильяс с женою. Поздоровался Ильяс с гостями и хозяином, прочел молитву и присел на коленочки у двери; а жена прошла за занавеску и села с хозяйкой.

Подали Ильясу чашку с кумысом. Поздоровался Ильяс с гостями и хозяином, поклонился, отпил немного и поставил.

— А что, дедушка, — говорит ему гость, — скучно, я чай, тебе, глядя на нас, свое прежнее житье вспоминать, — как ты в счастьи был и как ты теперь в горе живешь?

И усмехнулся Ильяс и сказал:

— Сказать мне тебе про счастье и несчастье, так ты не поверишь; спроси лучше бабу мою; она баба — что на сердце, то и на языке; она тебе всю правду об этом деле скажет.

И сказал гость за занавеску:

— Ну что ж, бабушка, скажи, как ты судишь про прежнее счастье и про теперешнее горе?

— А вот как сужу: жили мы с стариком 50 лет — счастья искали и не нашли, а только вот теперь второй год, как у нас ничего не осталось и мы в работниках живем, мы настоящее счастье нашли и другого нам никакого не надо.

— Правду я говорю, не шучу: полвека счастья искали и, пока богаты были, всё не находили; теперь ничего не осталось, в люди пошли жить, — такое счастье нашли, что лучше не надо.

— Да в чем же ваше счастье теперь?

— А вот в чем: были мы богаты, не было у нас с стариком часу покоя; ни поговорить, ни об душе подумать, ни Богу помолиться. Сколько у нас заботы было! То гости к нам, — забота, кого чем угостить, чем подарить, чтобы не обессудили нас. То гости съедут, за работниками смотрим — они норовят отдохнуть да послаще съесть, а мы глядим, чтобы наше не пропадало — грешим. То забота, как бы волк не зарезал жеребенка или теленка, как бы воры косяка не угнали. Спать ляжешь, не спится — как бы ягнят не передавили овцы. Пойдешь, ходишь ночью; только успокоишься, — опять забота, как корму на зиму запасти. Да мало того, и согласья у нас с стариком не было. Он говорит, так надо сделать, а я говорю этак, и начнем грешить и браниться. Так жили мы из заботы в заботу, из греха в грех и не видали счастливой жизни.

— Ну, а теперь?

— Теперь встанем мы с стариком, поговорим всегда по любви, в согласьи, спорить нам не о чем, заботиться нам не о чем, — только нам и заботы, что хозяину служить. Работаем по силам, работаем с охотой, так, чтоб хозяину не убыток, а барыш был. Придем — обед есть, ужин есть, кумыс есть. Холодно — кизяк есть погреться и шуба есть. И есть, когда поговорить, и об душе подумать, и Богу помолиться. Пятьдесят лет счастья искали, теперь только нашли.

Засмеялись гости.

А Ильяс сказал:

— Не смейтесь, братцы, не шутка это дело, а жизнь человеческая. И мы глупы были с старухой и плакали прежде, что богатство потеряли, а теперь Бог открыл нам правду, и мы не для своей утехи, а для вашего добра вам ее открываем.

И мулла сказал:

— Это умная речь, и все точную правду сказал Ильяс, это и в писании написано.

И перестали смеяться гости и задумались.

Примечания

ИСТОРИЯ ПИСАНИЯ И ПЕЧАТАНИЯ.

Рассказ «Ильяс» написан в марте 1885 г. в Крыму, куда Толстой сопровождал больного чахоткой Леонида Дмитриевича Урусова, своего близкого знакомого (ум. 23 сент. 1885 г.). Толстой и Урусов устроились в именьи Серг. Ив. Мальцева Симеиз, вблизи (в 4 верстах) от известного Воронцовского дворца и парка Алупки (они приехали в Симеиз 14 марта). Толстой был увлечен Крымом, который не видел 30 лет со времени своей службы в Севастополе, так наслаждался природой Крыма и так интересовался жизнью тамошних жителей — татар, что, несмотря на свою привычку к ежедневным литературным занятиям, он «вышел из колеи работы», как он писал С. А. Толстой 15 марта, хотя «всё обдумывает» «Английского милорда», т. е. народные рассказы, долженствующие заменить прежние (то же письмо). Толстому было «слишком жалко потерять возможность увидать» и он «работать не принимался», читаем в письме к С. А. Толстой от 16 марта. Но на следующий день, 17 марта, как он пишет жене, «пристыженный» тем, что «ничего не работает», он «сел за работу и написал для Черткова рассказец». На сохранившемся автографе кем-то (повидимому Л. Д. Урусовым) приписана дата: «Симеиз Южн. бер. Крыма. 16 марта 1885 г.»; судя по точным показаниям письма, эта последняя дата не верна, если только Толстой вообще не спутал тогда чисел месяца в письмах. Увлеченный Крымом, он перенес свое повествование в те места, которые тогда его так интересовали, — к татарам, хотя обстановка рассказа, им изображенного, не тамошняя — крымская, и он обдумывал свой замысел, еще едучи на козлах коляски по направлению к Байдарам до близкого знакомства с татарами в Симеизе. Уже на этом первоначальном автографе он переправил место действия рассказа, написав вместо «в татарской деревне» — «башкирской» и вместо «богатый татарин» — «башкирец». Следующая рукопись, вероятно, писанная на другой день, но с датой «Симеиз 17 марта 1885 г.» (зачеркнутой Толстым) — копия, рукой вероятно Л. Д. Урусова еще более уточняет место действия рассказа, относя его в Уфимскую губернию — «Жил в Уфимской губернии башкирец Ильяс». Когда писана следующая рукопись — копия с немногими поправками (поправки в двух фразах) — неизвестно, может быть, уже после возвращения Толстого из Крыма. Таким образом мы имеем право сказать, что «Ильяс» был написан 17—18 марта 1885 г.

«Посредника» (в открытый лист) Толстой в апреле 1885 г. сначала поручил сделать художнику Н. А. Философову (1839—1895); но так как Философов не исполнил картинки, В. Г. Чертков передал художнику А. Д. Кившенко; вероятно, отчасти это обстоятельство задержало выход в свет картинки больше чем на год — до сентября 1886 г. (дозволение цензуры 27 сентября.) Несколько ранее «Ильяс» был напечатан в сборничке «Посредника» «Царь Крез и учитель Солон и другие рассказы». М. 1886), в котором напечатаны рассказы Толстого кроме «Ильяса» «Два брата и золото» и «Вражье лепко, а божье крепко» (все без имени) и пять рассказов других лиц. Сборник имеет три разрешения цензуры: 13 декабря 1885 г. на обороте титульного листа, 5 февраля 1886 г. в конце текста и 27 февраля 1886 г. на обложке.

ОПИСАНИЕ РУКОПИСЕЙ.

Рассказ имеется в трех рукописях — автографе и двух копиях с поправками Толстого. Принадлежат к Архиву В. Г. Черткова, переданному в ГТМ, где хранятся в папке 9 под №№: 17, 18 и 19. Автограф под шифром: инв. № 33.

1) Автограф 4°, 4 лл. нелинованной писчей бумаги. На л. 1 неизвестною рукою карандашом написано: «Рукопись «Ильяс». Рассказ Л. Н. Толстого, написанный в Симеизе. Март 1885 г.» Начало. «Въ одной Башкирской <Татарской> деревне жилъ Башкирецъ <богатый Татаринъ> Ильясъ»... В конце приписано не Толстым: «Симеизъ Южн. бер. Крыма. 16 марта 1885 г.» Жена Ильяса в автографе — Фатьма; в рукописи 17 имя её изменено на Шам-Шемаги (Шамс — солнце, Шемаги — название города).

2) Рукопись № 17. 4°, 5 лл. нелинованной писчей бумаги. Копия с № 33, с поправками Толстого. Заглавие: «Ильяс». «Жилъ въ Уфимской губернiи Башкирецъ Ильясъ»..: в конце дата: «Симеизъ 17 марта 1885 г.», зачеркнутая Толстым.

3) Рукопись № 18. F°, 4 лл. линованной писчей бумаги. Копия с предыдущей, с поправками Толстого. Заглавие: «Ильяс». «Жилъ въ Уфимской губернии башкирецъ Ильяс»... С этой копии печатался текст лубочного издания.

В основу настоящего издания кладется текст «Сочинений гр. Л. Н. Толстого». Часть двенадцатая. М. 1886, стр. 116—120.

 
Раздел сайта: