Толстой Л. Н. - Толстой С. А., 27 июня 1871 г.

93.

1871 г. Июнь 27. Каралык.

Нынче утромъ, 27 числа, получилъ первое твое письмо отъ 13-го. Вероятно, послано оно 14-го изъ Тулы, и ты получила мое первое. Полученiе письма отъ тебя это маленькое свиданiе: тоже чувство нетерпенiя, радости и страха, когда берешь его въ руки, какъ когда подъезжаешь къ дому.

Вчера писалъ тебе въ торопяхъ, черезъ мужика, который делалъ мне услугу и сиделъ, ждалъ. Нынче пишу спрохвала. Письмо поедетъ только 29 съ вернымъ человекомъ. Здоровье мое не дурно, но не могу сказать, что хорошо — ломается. На дняхъ напалъ кашель, и бокъ заболелъ, теперь само совершенно прошло. Изредка бываетъ и лихорадочное состоянiе, но меньше и реже, и силъ больше, и духомъ бодрее гораздо. Я жду хорошаго. Опишу тебе наше житье. — Башкирская деревня, зимовка, въ двухъ верстахъ. На кочевке,1 въ поле у реки, только три семейства Башкиръ.

У нашего хозяина (онъ мулла) четыре кибитки; въ одной живетъ онъ съ женой и сынъ съ женой (сынъ Нагимъ, кот[ораго] я оставилъ мальчикомъ тотъ разъ,2 въ другой гости. Гости безпрестанно прiезжаютъ — муллы — и съ утра до ночи дуютъ кумысъ. Въ третей кибитке два кумысника: довольно противный полу-полякъ, таможенный чиновникъ, Петръ Станиславичъ,3 к[отораго] очень уважаетъ Иванъ, и болезненный богатый Донской казакъ, тоже непрiятный господинъ. Въ 4-й, огромной кибитке, кот[орая] была мечеть прежде и кот[орая] протекаетъ вся (что мы испытали вчера ночью), живемъ мы. Я сплю на кровати на сене и войлоке, Степа на перине на полу, Иванъ на кожане въ другомъ углу. Есть столъ и одинъ стулъ. Кругомъ висятъ вещи. Въ одномъ углу буфетъ и продукты, какъ, по выраженiю Ивана, называется провизiя, въ другомъ платье, уборная, въ 3-мъ библiотека и кабинета. Впрочемъ, такъ было сначала, теперь все смешалось. Въ особенности куры, к[оторыхъ] мы купили, и кот[орыхъ] мне ни съ того, ни съ сего подарилъ одинъ попъ, портятъ порядокъ.4 Зато тутъ же, при насъ, каждый день несутъ по 3 яйца. Еще лежитъ овесъ для лошади и собака — прекрасный черный сетеръ, — называется Верный. Лошадь буланая и служитъ мне хорошо. Я встаю очень рано, часто въ 51/2 (Степа спитъ до 10). Пью чай съ молокомъ, 3 чашки, гуляю около кибитокъ, смотрю возвращающiеся изъ горъ табуны, что очень красиво, — лошадей 1000, все разными кучками съ жеребятами. Потомъ пью кумысъ, и самая обыкновенная прогулка — зимовка, т. -е. деревня; тамъ остальные кумысники, все, разумеется, знакомые. 1) управляющiй Гр[афа] Уварова,5 въ очкахъ, съ бородой, старый, степенный; московскiй студентъ, — самый обыкновенный и потому скучный; Товарищъ прокурора,6 маленькой, въ блузе, определительно говоритъ, оживляется, когда объ суде речь, не непрiятный. Его жена знаетъ Томашевскаго7 и студентовъ,8 куритъ, и волоса короткiя, но не глупая; помещикъ Муромскiй,9 молодой, красивый, некончившiй курсъ въ Москве. Все, даже Степа, зоветъ его Костя. Очень симпатичный. Все эти составляютъ одну кампанiю. Потомъ другая компанiя. Попъ, почти умирающiй (очень жалокъ), профессоръ семинарiи10 греческаго. Степа его возненавиделъ, говоритъ, что онъ верно ставитъ 1 всемъ, и буфетчикъ изъ Перми. Все наши друзья. Потомъ братъ съ сестрой, кажется, купцы, смирные, и какъ купцы, все равно что ихъ нетъ. Я съ Степой правильно два раза въ день отправляюсь ко всемъ, и къ Башкирцамъ знакомымъ, не забывая буфетчика, и кроме того одну большую делаю поездку или прогулку. Обедаемъ мы каждый день баранину, кот[орую] мы едимъ изъ деревянной чашки руками. Для утешенья Степы я купилъ въ Самаре пастилы и мармелада, и онъ продукты эти употребляетъ въ десертъ. Земля здесь продается Тучкова,11 въ 30 верстахъ. Длинно разсказывать, какъ и что, но эта покупка очень выгодна. При хорошемъ урожае можетъ въ два года окупиться именiе. 2500 дес[ятинъ], просятъ по 7 [рублей] за дес[ятину], и, купивши, надо положить до 10 000 на устройство.

12 Для того, чтобы именье принесло доходъ и окупилось, нужно лето будущее прожить въ немъ. Вчера я ездилъ къ будущему соседу, — Тимротъ,13 лицеистъ, съ женой и 5 детьми. И не могу тебе сказать, съ какимъ удовольствiемъ и грустью немного, я виделъ чайный столь, дети. Одинъ въ коклюше, няни. Однимъ словомъ, Европа. Домикъ маленькiй, стоитъ весь 600 р[ублей], посаженный садикъ, тени ни какой, но степной воздухъ, купанье, кумысъ, верховая езда. Тоже было бы у насъ. Местность этой земли живописная, — гористая, кроме леса. Вода будетъ везде, где запрудишь прудъ.

Я тебе писалъ прислать банковый билетъ въ Самару. Если ты не посылала, то подожди. Тогда, если буду покупать, можно, будетъ телеграфировать. —

Ничего похожаго нетъ съ нашими iорниками. Заманчиво тоже здоровый климатъ и простота хозяйственныхъ прiемовъ.

Доходъ получается здесь въ 10 разъ противъ нашего, а хлопотъ и трудовъ въ 10 разъ меньше.

Прощай, душенька, голубчикъ; когда поцелую тебя? — Целую всехъ.

Примечания

Печатается по автографу, хранящемуся в АТ Б. Впервые отрывок из письма опубликован в Б, II, 1908, стр. 174—175; полностью — по копии, сделанной С. А. Толстой, в ПЖ, стр. 86—89. Датируется на основании начальных слов письма: «нынче утром 27 числа». С. А. Толстая получила это письмо 9 июля (по письму от 10 июля).

«Сегодня к Тане [Т. А. Кузминской] приезжали Быковы [дочери тульского вице-губернатора], и дети очень просили опять играть в бары. Мы все играли: и Кузм[инские], и Леонид [кн. Оболенский], и Быковы, и Лиза с Варей, и я, и Ханна, и Славочка [Берс], и Сережа с Таней. Было очень оживленно; вечер был чудесный, и мы потом провожали Быковых в катках, на лошадях Леонида, а Таня с Кузминским верхом. Когда мы ехали домой, это было лучшее время с тех пор, как ты уехал. Так было тихо, и такая чудесная луна отражалась в парах, которые поднимались, и не было, главное, этого одуряющего шума и суеты, которые меня так оглушали эти дни. Мы все ехали молча, и я всё думала о тебе, воображая, что ты на Волге и тоже верно любуешься чудным вечером. Без тебя у нас ужасное движение: то купаются, то катаются, то игры, то пенье, гулянье; но во всем этом шуме без тебя всё равно как без души. Ты один умеешь на всё и во всё вложить поэзию, прелесть и возвести всё на какую-то высоту. Это, впрочем, я так чувствую; для меня всё мертво без тебя. Я только без тебя то люблю, что ты любишь, и часто сбиваюсь, сама ли я что люблю, или только оттого мне нравится что-нибудь оттого, что ты это любишь. Не надоедает ли и развлекает ли тебя Степа? Что твое здоровье, что твое расположение духа? Дети понемногу учатся, купаются, и что-то нежны очень ко мне. Чувствуют ли это они, что тебя нет, или так пришлось, я не знаю. Оболенский ужасно старается во всем помогать и услужить; а Варю и Лизу мне так приятно иметь здесь, что лучше утешенья, как теперешнее мое общество — я и не желаю. Особенно мне милы они потому, что они твои, от них твоим духом пахнет». (ПСТ, стр. 91—92.)

1 В своих воспоминаниях о поездке Степан Андреевич Берс описывает так: «Мы поселились в отдельной кочевке, нанятой у муллы, который жил с семьей в другой кочевке рядом. Не всякому в жизни случалось видеть кочевку. Она представляет собою деревянную клетку, имеющую форму приплюснутого полушария. Клетка эта покрывается большими войлоками и имеет деревянную расписную дверцу. Пол заменяет ковыль. Кочевка легко раскладывается и перевозится. Летом в степи это жилище весьма приятно» («Воспоминания о Толстом». Смоленск. 1894, стр. 53).

2 В 1862 г.

3 В подлиннике: Станселавичъ

4 «Не начал ли что-нибудь писать в своей разорванной кибитке посреди кур и добрых башкирцев, и с картинами степи и табунов в горах и заходящем солнце» (не опубликовано).

5 Вероятно гр. Алексей Сергеевич Уваров (1828—1884), можайский предводитель дворянства.

6 С. А. Берс писал о нем, что он искал случая побеседовать с Толстым (там же, стр. 54).

7 Анатолий Константинович Томашевский, один из учителей сельских школ, находившихся в ведении Толстого в начале шестидесятых годов.

8 Работавших у Толстого в Ясной поляне в 1861—1862 гг.

9 «Молодой помещик и охотник из Владимирской губернии вполне поддался его [Толстого] влиянию» (там же, стр. 54).

10 О нем С. А. Берс писал, что благодаря непринужденному настроению, которым Толстой заражал кумысников, он стал прыгать с Толстым через веревочку (стр. 54).

11 «Московский генерал-губернатор. Самарская земля ему была пожалована» (н. п. С. А.). Павел Алексеевич Тучков (1803—1864). Земля продавалась его сыном, Николаем Павловичем Тучковым (1834—1893).

12 В письме от 10 июля С. А. Толстая писала: «Что сказать тебе о покупке именья в тамошних краях? Если купить только 2500 десятин по 7 рублей, то ты ведь сам не хотел маленького, а хотел большого именья; а тут только на 17 500 р. Если выгодно, твое дело, я никакого мнения не имею. А жить в степях без одного дерева на сотни верст кругом может заставить только необходимость крайняя, а добровольно туда не поедешь никогда, особенно с пятью детьми. Если выгодно с заглазным управлением, тогда можно купить; а не выгодно, не следует. Вот всё таки же мое мнение высказалось само собою. Ты не сердись, милый, если я тебе что-нибудь противоречу, но впрочем делай всё, как хочешь». (ПСТ, стр. 114—115.)

13 Егор Александрович Тимрот (ум. 1908 г.), самарский адвокат, кончивший Александровский лицей в 1851 г. Толстой так писал В. А. Иславину о Тимроте: «Знаю Тимрота не только за любезного, но и за благороднейшего человека». Впрочем, когда дело коснулось приобретаемого Толстым имения, последний отозвался в другом письме к Иславину же так: «Он — Тимрот — великий либерал и двигатель и оценил постройки гнилушки, как я слышал, в 9000» (соответствующие письма Толстого хранятся в ГЛM).