Толстой Л. Н. - Черткову В. Г., 6 февраля 1896 г.

411.

1896 г. Февраля 6. Москва.

Такъ и не успелъ вамъ написать вчера. Пишу нынче сейчасъ после обеда, передъ поездкой въ университетъ на показыванье лучей Рентгена.1

Какъ вы правы въ томъ, чтò то, чтò случилось съ Сулержицк[имъ] въ сгущенномъ, въ заметномъ виде, — происходить съ нами всеми въ разреженномъ и, что хуже всего, — незаметномъ виде. Я это больно чувствую на себе, иногда проснешься и поднимется негодованiе на себя и окружающую жизнь; но съ этимъ негодованiемъ связывается желанiе освободиться, а съ желанiемъ освобожденiя связываются страшныя, дурныя мысли, и тушишь въ себе негодованiе и миришься, а мирясь, не знаешь, чтò делаешь для другихъ, а чтò для себя, и не успеешь оглянуться, какъ уже самъ делаешь то, за чтò негодуешь, т. е. для себя, для своего удовольствiя поглощаешь чужiе труды. Одно спасенье въ этомъ — это смиренiе, признанiе своей негодности, слабости и расширенiе своего горизонта жизни — видеть свою жизнь дальше смерти. А для этого самое действительное: память смерти, смерть близкихъ, и готовность къ своей смерти. И это Богъ даетъ мне. Последнее время со всехъ сторонъ уходятъ туда люди более или менее близкiе: Нагорновъ, мужъ племянницы, Страховъ, Стороженко (жена професора),2 въ Ясной Поляне старушка Агаф[ья] Михайл[овна]3 и кучеръ Родивонычъ.4

Одно время я живо представилъ, понялъ свою, нашу жизнь, какъ непрестанное скатыванье подъ гору, въ середине которой завеса. И не въ середине, а мы катимся внизъ между двумя завесами: одна сзади, другая спереди внизу, и кто выкатывается изъ задней, кто скатывается внизу за завесу, и мы все7 перегоняясь, цепляясь, разъезжаясь, летимъ внизъ. И неужели можно делать чтò нибудь въ этомъ скатыванiи, кроме того, чтобы, любя, помогать, услуживать, веселить другъ друга? Весь ужасъ смерти только отъ того, что мы воображаемъ, что стоимъ на ровномъ, а не катимся по покатому. Отъ этаго только мы пугаемся, п[отому] ч[то] намъ кажется, что онъ оборвался и полетелъ въ неизвестную пропасть. Я такъ живо это представилъ себе, что жизнь получила для меня новую прелесть. Желаю удержать это чувство. Я немного занятъ Воскресеньемъ.5 Кажется, что что-нибудь выйдетъ.

Письмо Crosby я переделалъ. Не послать ли его Кенворти?

Делаете ли вы движенiе?6 Объ искусстве хотелъ поправить, но надо изменить существенно, надо сказать, что есть два искусства: одно, служащее просвещенiю, другое — игра (хорошее, нужное, но не такой важности, какъ первое), и надо показать свойства того и другаго. Целую Галю и Димочку. Елиз[авете] Ив[ановне] мой поклонъ. Какъ ея здоровье?

Примечания

Полностью публикуется впервые. Отрывки напечатаны в Б, ІІІ стр. 268—269. На подлиннике надпись рукой Черткова: «М. 6 февр. 96. «№ 407». Дата устанавливается на основании упоминания Толстого, что предыдущее письмо, датированное 5 февраля, написано им вчера.

Толстой продолжает ответ на письмо Черткова от 1 февраля, имея в виду следующую часть этого письма: «В связи с Сулержицким не могу отделаться от впечатления,что с ним произошло как бы сгущенно и быстро только то самое, что в разжиженном и медленном, а потому менее заметном для нас самих виде, происходит со многими из нас; а именно — незнание того, чтò должно, и отсутствие силы осуществить это, вследствие чрезмерной личной привязанности или уступчивости к семейным. Не оставили мы еще и мать, и отца, и жену, и детей ради него. Впрочем отношу это только к себе; и то еще не вижу другого выхода. Хорошо знаю, как сложен и труден этот вопрос, и как трудно самому для себя в нем разобраться, не то, что судить о других. Но меня преследует основательность того чувства одиночества, доходящего до озлобления, которое испытывал Сулержицкий, когда он уступил. Такая разница между нашими посещениями его в больнице и тем подвигом, который требовался от него. А со стороны всех нас чтò он видел такого, что сколько-нибудь могло в его глазах соответствовать его отказу от военной службы? А между тем. я думаю, что, еслиб мы отзывчивее относились к окружающей жизни, то на каждом шагу представлялась бы нам необходимость совершать поступки, равные по самоотречению — отказу от военной службы»...

1 Рентген (Wilhelm Conrad Röntgen, 1845—1923) — немецкий физик, профессор Варбургского университета, открывший в конце 1895 г. лучи, способные проникать через непрозрачные предметы и получившие значительное практическое применение, в особенности в области медицины. В газете «Русские ведомости» (1896 г. «№ 37 от 7 февраля) напечатано: «Вчера, 6 февраля, в 7 два сообщения: Н. С. Гутора «Опыт фотографирования цветных предметов по способу Литмана» и П. В. Преображенского «Различные опыты с рентгеновскими невидимыми лучами». Последнее сообщение сопровождалось демонстрацией гейслеровских и крупповских трубок, а также света в них и фотографий различных предметов, снятых при помощи рентгеновских лучей.»

2 Ольга Ивановна Стороженко (ум. 1896) — жена профессора Николая Ильича Стороженко (1836—1906), занимавшего кафедру истории западноевропейской литературы в Московском университете, знакомая семьи Толстых.

3 Агафья Михайловна (1812—1896) — бывшая крепостная горничная бабки Толстого, Пелагеи Николаевны Толстой, жившая до конца жизни в Ясной поляне. В «Ежедневнике» С. А. Толстой запись о смерти Агафьи Михайловны сделана 16 января. О ней см.: Т. Л. Сухотина-Толстая, «Друзья и гости Ясной поляны», М. 1923, стр. 111—121.

4 Филипп Родионович Егоров, много лет служивший кучером у Толстых.

5 «Дописал кое как 5 акт драмы и взялся за «Воскресенье». Прошел 11 глав и понемногу подвигаюсь».

6

Раздел сайта: