Толстой Л. Н. - Черткову В. Г., 23 - 24 июля 1885 г.

75.

1885 г. Июля 23—24. Я. П.

Не обвиняйте меня, дорогой В[ладимiръ] Г[ригорьевичъ], что давно не писалъ вамъ. Получилъ отъ васъ, кажется, 3 письма зa это время. Последнее — дурное, т. е. вы дурны и страдаете этимъ. Эка какъ твердо установилъ Богъ нравственный т. е. какъ жить — законъ для человека: ни на право, ни на лево, а иди прямо по узкой дорожке, а то дурно. И ни на чемъ это такъ не ясно (мне — теперь), какъ на половыхъ сношенiяхъ. Сделай себе изъ этаго потеху съ разными женщинами, какъ те господа въ Лондоне да и везде, и скверно и другимъ, и имъ еще хуже. Сделай себе потеху даже съ женой, и ей и себе скверно. Оскопись, какъ Оригенъ,1 — скверно. Мучься всю жизнь воздержанiемъ и похотливостью — скверно. Только и хорошо на узкой дорожке — есть то, что сработаешь (тогда жирнаго лишняго не съешь), и наработавшись лечь спать съ работающей и рожающей и кормящей женой. Тогда только будетъ и всемъ другимъ и тебе хорошо. Вне же этаго все скверно и все страданiя.

Вотъ за эту мудрость и любовь, съ которыми обставленъ нашь вечный путь страданiями, чтобы мы не сбивались съ него, я чувствую благодарность къ Богу. Я не пройду по пути, я обстрекаюсь и обдерусь, такъ я не одинъ, а я скажу темъ, кот[орые] пойдутъ после меня, да и самъ узнаю этотъ путь именно потому, что сбился съ него. Только бы не считать кривой путь прямымъ, а Богъ выведетъ. — Не писалъ я вамъ долго отъ того, что былъ боленъ. Болела печень, былъ слабъ и въ уныломъ духе недели две, а потомъ разошлось до болей сильныхъ и жару, а нынче совсемъ здоровъ и особенно веселъ и бодръ. Не помню, спрашиваете ли вы что у меня въ вашихъ последнихъ письмахъ, помню только, что нетъ ничего, съ чемъ бы я не былъ согласенъ. Письмо къ Сибирякову я послалъ и все хорошо. — Не помню и не понимаю, какое разногласiе было у меня о праве на мои сочиненiя, — въ душе у меня нетъ разногласiя, т. е. что я никакого права за собой ни на что не признаю.2 3 наказывалъ тамъ жестоко ужасно розгами мужиковъ. Онъ пишетъ, что хорошо бы довесть это до сведенiя Государя, или чтобы вы напечатали это въ англ[iйской] газете. Я не согласенъ съ этимъ. Это раздраженiе. Не могу, не умею сказать, почему, но это мне не по сердцу. Вотъ если бы можно сказать этому губернатору и становымъ и солдатамъ, кот[орые] секли, что это не должно и грешно. — Какъ вы провели этотъ месяцъ, к[оторый] остались. Дай Богъ, чтобъ хорошо, чтобъ счастливо и любовно. Я въ эти две недели былъ нехорошъ, т. е. больше нехорошъ, чемъ всегда.

Ничего вамъ не посылаю. Вы уже скоро будете. Я все поправлялъ корректуры. Я думаю, надоелъ Сытину, и все писалъ, поправлялъ о деньгахъ.4 ò полезно, то Богъ знаетъ, только бы во всехъ делахъ идти по пути единому. Прощайте, милый другъ. Какъ мне хотелось бы видеть и знать васъ более счастливымъ и менее напряженнымъ. Но можетъ быть, этаго нельзя. Можетъ быть, тогда вы бы не были темъ, за что вы главное и дороги и мне и всемъ, кто васъ любитъ. Письмо ко мне Оболенскаго я всетаки вамъ посылаю.

Примечания

«Любовь в жизни Толстого», кн. II, М. 1928, стр. 88. На подлиннике рукой Черткова: «Я. П. 24 июля 85» — вероятно, согласно штемпелю отправления. Датируем расширительно.

Толстой говорит, что со времени написания его последнего письма к Черткову, он получил от него «кажется, 3 письма». Первым из них несомненно является письмо Черткова из Ньюпорта от 7 июля, на существеннейший пункт которого — о некоторых противоречиях в жизни Толстого — последний очень кратко отвечает во второй половине своего письма. В письме своем от 7 июля Чертков говорит: «.. Вы меня просите сообщить вам свои мысли о том, как мне кажется, вам следовало бы поступать с вашими домашними, — пишет он. — Очень трудно и как-то совестно, боишься касаться таких вопросов у другого. Но у меня есть, если — весьма возможно — и ошибочное, то во всяком случае теперь ясно определившееся понятие об этом. Если вы непременно хотите, я вам сообщу письменно. Только для этого мне следовало бы узнать одно обстоятельство вашей жизни, которое мне еще непонятно. А именно, почему вы один вечер (в бане), признавши возможность целесообразности объявления ваших сочинений общественным достоянием, на следующий день совсем отстранили от себя эту мысль? Мне это надо знать не для того, чтобы настаивать на том же, напротив того, я теперь сам вполне допускаю возможность неправильности такого поступка, но для того, чтобы пополнить свое понимание вашего положения раньше, чем решиться высказать свои мысли по этому поводу».

«Прошлою ночью я писал вам...» Письмо от 14 июля не дошло до нас. О содержании его можно судить по ответу Толстого, который наводит на мысль, что письмо Черткова, было уничтожено, — может быть, по его же просьбе. Что же касается письма от 15 июля, то неизвестно, дошло ли оно до Толстого к моменту написания его письма (Толстой называет «дурное» письмо Черткова, на которое он отвечает, последним из полученных им). Во всяком случае письмо это, затрагивающее целый ряд не связанных между собой тем, не вызвало ответа со стороны Толстого.

1 Ориген (р. 185 или 186 г., ум. в 254 или 255 г.) — религиозный мыслитель и писатель, ученый комментатор философских систем и Библии. Родился в Александрии, в христианской семье, в ранней юности пережил мученичество своего отца, которого поддерживал, во время пребывания его в тюрьме, твердостью своих христианских убеждений. Состоял преподавателем, потом заведующим «огласительной школы», где проходили курс молодые люди и женщины, желающие сделаться христианами. В это время — в силу ли своих аскетических наклонностей и жажды подвига, или из желания «отнять у неверных всякий повод к гнусной клевете» по поводу его занятий с женщинами — решил оскопить себя, что и привел в исполнение. Продолжающиеся гонения на христиан и, на ряду с этим, преследования со стороны правоверных церковников, с которыми Ориген расходился в освещении многих вопросов христианской догматики, заставляли его не раз менять место своего пребывания и жить в разных странах. При императоре Деции, во время нового гонения на христиан, он подвергся тюремному заключению и пыткам, которые окончательно подломили его здоровье и привели к смерти. Учение Оригена продолжало однако вызывать в пределах самой церкви ожесточенные нападки и страстные споры. В VI в., в правление Юстиниана, Ориген был окончательно опорочен при участии самого императора, написавшего целый трактат, где доказывалось, что учение Оригена проложило дорогу всем еретикам.

2 Отвечая на письмо Черткова по вопросу об отношении его к литературной собственности, Толстой умалчивает о той стороне дела, на которую осторожным намеком указывал ему Чертков, а именно о том, что, несмотря на готовность объявить все свои сочинения общественным достоянием, Толстой не решается сделать этого и оставляет право собственности на них зa своей женой. Вопрос этот несомненно был чрезвычайно трудным и болезненным для Толстого. В дневниковой записи от 27 марта 1895 г., представляющей собой набросок духовного завещания, он прямо говорит: «То, что сочинения мои продавались эти последние 10 лет, — было самым тяжелым для меня делом в жизни». Но радикальное разрешение этого вопроса в желательном ему смысле наталкивалось на упорное сопротивление Софьи Андреевны, которая, сопротивляясь желанию мужа отказаться от разных видов собственности, указывала ему, что это было бы «насилием» над ней, вышедшей за него замуж, как за человека обеспеченного, и привыкшей к обеспеченности, насилием и над детьми, воспитанными в обеспеченности и не желающими отказаться от нее. Этот аргумент — о насилии, отрицание которого составляло один из основных пунктов мировоззрения Толстого, был для него, по словам Софьи Андреевны, неотразимым. Но сознание противоречия в своей жизни всё обострялось для него, и он пытался разрешить его частью полумерами, — как отказ от права собственности на свои сочинения в пользу жены, частью — стараньем убедить Софью Андреевну в необходимости объявить общественным достоянием хотя бы те его сочинения, которые были написаны после совершившегося в нем перелома. Так в июле 1891 г. он пишет ей из Ясной поляны во время кратковременного пребывания ее в Москве: «... Я всё это время думал составить и напечатать объявление об отказе в праве собственности от моих последних писаний, да всё не думалось об этом; теперь же думаю, что, может быть, это будет даже хорошо в отношении упрека тебе со стороны публики в эксплуатации, как пишет артельщик, — если ты напечатаешь от себя в газетах такое объявление...» И он предлагает ей текст такого объявления, начинающийся словами: «Муж мой, Лев Николаевич Толстой, отказывается от авторского права на последние сочинения свои...» Далее следует перечень этих сочинений, начиная с «Чем люди живы». Но тут же, очевидно, боясь оказать какое-либо давление на Софью Андреевну, он прибавляет: «... Но если это не нравится тебе, то не делай, не печатай от себя, а пусть будет от меня». И еще несколькими строками ниже: «Если же и это тебе не нравится, не делай и этого...» Необходимо отметить, что, предавая печати это письмо (см. «Письма гр. Л. Н. Толстого к жене», М. 1915, стр. 356), Софья Андреевна делает примечание к нему: «На предложения эти я тогда не согласилась, считая несправедливым обездоливать многочисленную, и так не богатую семью нашу. На руках же моих оставалось много уже напечатанных книг...» Разговор на эту тему возобновился однако по возвращении Софьи Андреевны в Ясную поляну и, как видно по записи в ее дневнике от 21 июля (см. «Дневники С. А. Толстой», т. II. М. 1929), вызвал бурную сцену, после которой она побежала к железнодорожной станции, чтобы лечь на рельсы под поезд, и была остановлена только случайной встречей с А. М. Кузминским. Однако и после этого Толстой не отказался от мысли добиться согласия от Софьи Андреевны и в сентябре того же 1891 г. снова просил ее в письме напечатать его письмо в редакцию: «Не посылать заявления очень мне тяжело... — пишет он. — Пожалуйста, голубушка, подумай хорошенько... и сделай это с добрым чувством, с сознанием того, что тебе самой это радостно, потому что ты этим избавляешь человека, которого ты любишь, от тяжелого состояния»... Но Софья Андреевна, очевидно, и на этот раз не поддалась увещанию, потому что вышеприведенное примечание ее к июльскому письму Толстого на ту же тему заканчивается словами: «Намерение свое Лев Николаевич исполнил уже без моего участия, от себя лично, в сентябре 1891 г». Действительно, 16 сентября этого года в «Русских ведомостях» появилось письмо его в редакцию, в котором все произведения, написанные им с 1881 г. и всё, что он написал бы впредь, он объявлял подлежащим безвозмездному изданию и переизданию всеми желающими, как в России, так и за границей, по-русски или в переводах.

3 —1900), бывший в 1885—1892 гг. черниговским губернатором и оставивший по себе в населении дурную память своею жестокостью. — Письмо Л. Е. Оболенского, о котором говорит Толстой, не сохранилось.

4 —XX о деньгах в статье «Так что же нам делать».

Раздел сайта: