107.
1886 г. Апреля 17—18. Москва
Напечатанiе легендъ, въ особенности последней въ Р[усском] Б[огатстве] привело жену въ большое раздраженiе — и на васъ.1 Мне это очень больно. Не помню, въ чемъ я тутъ виноватъ, но должно быть виноватъ, и пот[ому] пожалуйста простите меня и добрее перенесите ея раздраженiе. Она на писала вамъ. Жалко ихъ бедныхъ. И хорошо и для себя, и для нихъ, когда точно жалко. — Едва ли я проживу здесь до 24-го, когда вы проедете, и это мне жалко. Я и духомъ и теломъ здоровъ, но писать хочу только умомъ, но не сердцемъ, и потому ничего за это время не сделалъ. Радостей же у меня очень много. Такъ много видишь сближающихся с истиною людей, и такихъ хорошихъ людей, и такъ хорошо съ ними. Вчера провелъ вечеръ съ двумя прiезжими из Казани молодыми людьми — одинъ медикъ 4-го курса, другой офицеръ, оба твердые, ясные, радостные христiане. Мы въ первый разъ увидались съ ними и какъ будто векъ жили вместе: о чемъ ни заговоримъ, все видимъ одинаково. Офицеръ выходить в отставку и идетъ въ деревню работать и быть сельскимъ учителемъ. Онъ женатъ, и жена разделяетъ его веру. Студентъ ищетъ того же.2 — Не посылаю вамъ рукописи,3
Л. Т.
Оболенской хорошо защитилъ меня,4 но какъ видно, что курсы и царствующая наука есть святыня для верующихъ. Ну чтожъ, если я ошибся и грубо выразился — можно простить, темъ более, что речь идетъ о другомъ и объ очень важномъ, но видишь, какъ поднимается чувство, подобное тому, к[оторое] бы поднялось у православныхъ при поруганiи иконы. Барынь съ локонами и всякихъ другихъ ругайте сколько угодно, но это сословiе — священно. И при этомъ оскорблении священнаго для нихъ забывается все. А я между прочимъ еще много думалъ о жепщинахъ, о браке (Файнерманъ съ женой вызвали это)5 и хотелось бы высказать. Разумеется, не о современныхъ кумирчикахъ нашего времени — курсахъ, а о великомъ вечномъ назначенiи женщины. Много превратнаго въ этомъ отношенiи проповедуется именно въ кружкахъ интелигентныхъ женщинъ. А именно вотъ что:
Напримеръ: проповедуется, что женщина должна не быть исключительной, — не должна любить своихъ детей больше, чемъ другихъ. Проповедуется много разнаго туманнаго, неяснаго о развитiи, о равенстве съ мущиной, но это положенiе о томъ, что женщина не должна любить своихъ детей больше чужихъ, проповедуется всегда, везде, считается аксiомой и, какъ практическое правило, заключаетъ въ себе всю сущность ученiя; а оно-то, это положенiе, совершенно ложно.
этаго назначенiя есть большая по средствамъ, к[оторыми] они служатъ людямъ. Мущина служитъ людямъ и физическимъ, и умственнымъ, и нравственнымъ трудомъ, средства его служенiя очень многообразны. Вся деятельность человечества, за исключенiемъ деторожденiя и кормленiя, составляетъ поприще его служенiя людямъ. Женщина же, кроме своей возможности служенiя людямъ всеми теми же, какъ и мущина, сторонами своего существа, по строенiю своему призвана, привлечена неизбежно къ тому служенiю, к[оторое] одно исключено изъ области служенiя мущины. Служенiе человечеству само собой разделяется на две части: одно — увеличенiе блага въ существующемъ человечестве, другое — продолженiе самаго человечества. К первому призваны преимущественно мущины, такъ к[акъ] они лишены возможности служить второму. Ко второму призваны преимущественно женщины, т[акъ] к[акъ] они исключительно способны къ нему. Этаго различiя нельзя, не должно и грешно (т. е. ошибочно) не помнить и стирать, какъ это стараются делать. Изъ этаго различiя вытекаютъ6 обязанности техъ и другихъ, обязанности не выдуманныя людьми, но лежащiя въ природе вещей. Изъ этаго же различiя вытекаетъ оценка добродетели и порока женщины и мущины — оценка, существовавшая во все века и теперь существующая и никогда не перестанущая существовать, пока въ людяхъ будетъ разумъ. И всегда было и будетъ то, что мущина, проведши свою жизнь въ мужскомъ многообразномъ труде, и женщина, проведшая жизнь въ рожденiи, кормленiи и возращенiи своихъ детей, будутъ чувствовать, что они делаютъ то, что должно, и будутъ возбуждать уваженiе и любовь людей, потому что оба исполнили свое несомненное призванiе. Призванiе мущины многообразнее и шире, призванiе женщины однообразнее и ỳже, но глубже, и потому всегда было и будетъ то, что мущина, имеющiй сотни обязанностей, изменивъ одной, десяти изъ нихъ, остается не дурнымъ, не вреднымъ человекомъ, исполнивъ 9/10 своего призванiя. Женщина же, имеющая три обязанности, изменивъ одной изъ нихъ, исполняетъ только 2/3— вредной. Таково всегда было общее мненiе и таково всегда будетъ, п[отому] ч[то] такова сущность дела. Мущина для исполненiя воли Бога долженъ служить Ему и въ области физич[ескаго] труда и мысли и нравственности; онъ всеми этими делами можетъ исполнить свое назначенiе; для женщины средства служенiя Богу суть преимущественно и почти исключительно (п[отому] ч[то] кроме нея никто не можетъ этого сделать) — дети. Только черезъ дела свои призванъ служить Б[огу] и людямъ мущина; только чрезъ детей своихъ призвана служить женщина. И потому любовь къ своимъ детямъ, вложенная въ женщину, исключительная любовь, съ к[оторой] совершенно напрасно бороться разсудочно, всегда будетъ и должна быть свойственна женщине-матери. Любовь эта къ ребенку въ младенчестве есть вовсе не эгоизмъ, какъ это ложно учатъ, а это есть любовь работника къ той работе, к[оторую] онъ делаетъ въ то время, какъ она у него въ рукахъ. Отнимите эту любовь къ предмету своей работы, и невозможна работа. Пока я делаю сапогъ, я его люблю больше всего, какъ мать ребенка; испортятъ мне его, я буду въ отчаянiи; но я люблю его такъ до техъ поръ, пока работаю. Когда сработалъ, остается привязанность, предпочтенiе слабое и незаконное, тоже и съ матерью. Мущина призванъ служить людямъ черезъ многообразныя работы, и онъ любитъ эти работы, пока ихъ делаетъ, женщина призвана служить людямъ черезъ своихъ детей, и она не можетъ не любить этихъ своихъ детей, пока она ихъ делаетъ — до 3-хъ, 7, 10 летъ.
Въ этомъ я вижу совершенное равенство мущины и женщины по общему призванiю служить Б[огу] и людямъ, несмотря на различiе въ форме этаго служенiя. Равенство это проявляется и въ томъ, что одно столь же важно, какъ и другое, что одно немыслимо безъ другаго, что одно объусловливаетъ другое и что для достиженiя призванiя какъ тому, такъ и другому необходимо знанiе истины, и что безъ этаго знанiя деятельность какъ мущины, такъ и женщины становится не полезной, но вредной для человечества.
Мущина призванъ исполнять свой многообразный трудъ, но трудъ его тогда только полезенъ — и его работа (хлебъ пахать или пушки делать), и его умственная деятельность (облегчать жизнь людей или считать деньги) и его религiозная деятельность (сближать людей или петь молебны) тогда только плодотворны, когда они совершаются во имя высшей доступной человеку истины. Тоже и съ призванiемъ женщины: ея рожденiе, кормленiе, взращенiе детей будетъ полезно человечеству, когда она будетъ выращивать не просто детей для своей радости, а будущихъ слугъ человечества, когда воспитанiе этихъ детей будетъ совершаться во имя высшей доступной ей истины, т. е. она будетъ воспитывать детей такъ, чтобы они были способны брать какъ можно меньше отъ людей и какъ можно больше давать имъ. Идеальная женщина по мне будетъ та, к[оторая], усвоивъ высшее мiросозерцанiе — веру, к[оторая] ей будетъ доступна — отдастся своему женскому непреодолимо вложенному въ нее призванiю — родить, выкормить, воспитаетъ наибольшее количество детей, способныхъ работать для людей по усвоенному ею мiросозерцанiю. Мiросозерцанiе же это не почерпается на курсахъ, a прiобретается только не закрыванiемъ глазъ и ушей и умиленiемъ сердца.
Ну, a те, у к[оторыхъ] нетъ детей, к[оторыя] не вышли замужъ, вдовы? — Те будутъ прекрасно делать, если будутъ участвовать въ мужскомъ многообразномъ труде. Но нельзя будетъ не жалеть ихъ и не стараться о томъ, чтобы какъ можно меньше было такихъ. Всякая женщина, отрожавшись, если у ней есть силы, успеетъ заняться этой помощью мущине въ его труде, и помощь эта очень драгоценна; но видеть молодую женщину, готовую къ деторожденiю, занятою мужскимъ трудомъ, все равно, что видеть драгоценный черноземъ, засыпанный щебнемъ для плаца или гулянья. Еще жалче, п[отому] ч[то] земля эта могла бы родить только хлебъ, а женщина могла бы родить то, чему не можетъ быть оценки, выше чего ничего нетъ — человека. И только она одна можетъ это сделать.7
Примечания
— об обязанностях мущин и женщин, — начиная с 4-го абзаца (со слов «Призвание всякого человека»...) — была напечатана в «Русском богатстве» 1886 г., № 5—6. Отрывки из первой части письма помещены в ТЕ 1913 г., отд. «Письма Л. Н. Толстого», стр. 37—38. На подлиннике рукой Черткова, случайно на 3-м листке письма, пометка: «М., 18 апрель», — вероятно согласно штемпелю отправления. Датируется расширительно. Возможно, что это большое письмо было написано не в один присест и вряд ли пошло на почту в тот же день.
Поводом к его написанию был, повидимому, гнев Софьи Андреевны на Черткова, вылившийся в письме к нему, о котором упоминает Толстой (см. ниже, прим. 1). Писем от Черткова со времени возвращения своего из Ясной поляны он, повидимому, не получал.
1 Гнев Софьи Андреевны был вызван напечатанием легенд Толстого «Три старца», «Крестник» и «Много ли человеку земли нужно» в журналах «Нива», «Книжки Недели» и «Русское богатство» (см. письмо Черткова от 6 апреля в комментарии к письму № 105 от 11 апреля). 17 апреля она писала Черткову по этому поводу: «Владимир Григорьевич, я вижу, что вы с произведениями моего мужа обращаетесь как с своей собственностью, несмотря на то, что он всегда напоминает вам о том, что это касается меня. Пока дело касалось народной права » (AЧ). В ответ на письмо Черткова, в котором он объяснял причины своих поступков (оно не дошло до нас), Софья Андреевна писала ему уже в совершенно ином тоне. В этом письме, от 14 апреля, она говорила: «Милый друг Владимир Григорьевич, ваше письмо такое доброе, хорошее и искреннее, что оно меня тронуло, и я пожалела, что сделала вам больно. Что это как мы трудно сходимся! А вместе с тем, я повторяю, когда я вижу вас, я вас люблю и всегда вам рада. Но вдруг мне покажется за глаза, что вы хотите мне сделать неприятность, и меня опять взорвет, — не все кротки, а я очень горяча, к сожалению. Теперь я вижу, что неприятное мне вы не хотели сделать, а хотели сделать приятное Оболенскому. В виду этого я понимаю, почему вы дали ему «Много ли человеку земли нужно», так как и Лев Николаевич и все говорят, что для цензуры этого не нужно было, так как именно этот рассказ совершенно безвреден по отношению к цензуре... Вы пишете, что то, что вам больно я сделала, — второстепенно. А по-моему это главное и, конечно, об этом я больше всего жалею. Нам нельзя не сойтись с вами: мы любим и чтим одного и того же человека, который и нас обоих любит. Кроме того, все мои дети — Лева и девочки вас любят, и маленькие тоже. Вы у нас в доме как свой человек и, вероятно, чем труднее, тем прочнее мы сойдемся с вами...» (AЧ). Однако, год спустя Софья Андреевна пришла к убеждению, что они никогда не сойдутся, и отношение ее к Черткову стало постепенно всё более и более обостряться.
2 Кто были эти приехавшие из Казани молодые люди, единомышленники Толстого, установить не удалось.
3 Рукопись, о которой говорит здесь Толстой, — рукопись самого Черткова, — вероятно, начало его работы по английским источникам над книжкой об Эпиктете (см. прим. 2 к п. № 68 от 4—5 июня 1885 г.), законченной только в 1888 г. и вышедшей в свет в изд. «Посредника» в 1889 г. В цитированном уже письме Софьи Андреевны к Черткову от 4 апреля она говорит: «Перед отходом [в Ясную поляну] Лев Николаевич получил вашу рукопись и сунул ее в карман. Он ее просмотрел и говорит, что «кажется, хорошо». В письме О. Н. Озмидовой, написанном после возвращения Толстого из Ясной поляны, во время пребывания ее в Петербурге, в 20-х числах апреля, тоже использованном нами выше, также говорится об этой рукописи: «Лев Николаевич был у меня третьего дня, просил меня передать вам... вашу рукопись, которую он прочел, поправил немного и сказал, что она очень » (AЧ).
4 Толстой говорит о статье Л. Е. Оболенского «Лев Толстой о женском вопросе, искусстве и науке», напечатанной в «Русском богатстве» 1886 г. № 4. В ней Оболенский полемизировал с направленным против Толстого издевательским фельетоном Скабичевского, написанным по поводу последней главы — «Женщинам» — в статье «Так что же нам делать» («Мысли, вызванные переписью» — в XII т. соч. Толстого изд. 1886 г.) и появившимся в газете «Новости» 1886, № 91.
5 —29 июня 1886.
6 Зачеркнуто:
7 Получив это письмо, Чертков переписал всю ту часть его об обязанностях мужчин и женщин, которая имеет характер законченной статьи, и послал ее Толстому с просьбой разрешить напечатание ее. Она-то и появилась, с некоторыми исправлениями Толстого, в «Русском богатстве» 1886 г., №5—6 — под заглавием «Труд мужчин и женщин. Выдержки из частного письма». В первоначальной же редакции текст этого письма, от слов «Призвание всякого человека», но с пропуском нескольких фраз в двух последних абзацах, был позднее напечатан в книжке «О половом вопросе. Мысли Л. Н. Толстого», изд. «Свободного слова», Christchurch, 1901.