1. Ф. А. Абрамову. Черновое.
1909 г. Июля 1. Кочеты.
То, о чем вы пишете в вашем письме, так важно, что мне хочется, как сумею подробно, ответить на ваши вопросы.
Вопросы ваши сводятся все к трем вопросам:
1) О том, в чем должна быть настоящая нужная для людей наука или образование.
2) Что такое то, что у нас называется наукой и образованием? и 3) Полезна ли эта наука или образование, а если не полезна, то не вредна ли она, а если вредна, то в чем ее вред?
На первый вопрос отвечаю так:
Наука настоящая (буду употреблять одно слово наука, так как наука и образование значат одно и то же), наука настоящая, т. е. то, что человеку нужно знать, есть только одна: как человеку как можно лучше прожить в этом мире тот короткий срок жизни, к[оторый] определен ему богом, судьбой, законами природы — как хотите.
Чтобы знать это, надо прежде всего знать, что точно всегда хорошо, всегда хорошо, что точно дурно, всегда дурно, т. е. знать, что должно и чего не должно делать для того, чтобы жизнь была хорошая. Знать это не всякий может, п[отому] ч[то] часто бывает, что то, что кажется хорошим, окажется дурным; ребенок не знает, что огонь жжет, и лезет к огню и обжигается, несчастный малый не знает, что от пьянства люди теряют рассудок, напивается и делает то, чего не хотел бы в полном разуме, человек не знает, что от зла бывает зло, сердится на обидчика и отплачивает ему тем же и портит свою жизнь, и так многое другое. Так что вся настоящая наука только в том, чтобы знать, что хорошо, что дурно и что надо и чего не надо делать для того, чтобы прожить хорошо. Все, что помогает этому знанию, все это наука, а все, что не помогает этому, то не наука, а одни пустяки.
Так что поэтому всякий человек, будь он умен или не оч[ень] умен, учен или вовсе безграмотен, всякий может разобрать, какие знания идут к науке и какие одни пустяки, хотя люди и занимаются ими и восхваляют тех, к[отор]ые знают много таких пустяков. Настоящая наука одна и не очень большая и не трудная, она вся только в том, чтобы знать как о том самом, в чем дело науки о том, как людям надо жить на свете, как об этом думали прежде нас за тысячи лет самые лучшие и мудрые люди. А такие люди были везде, и в Индии Кришна, и в Китае Конфуций и Лаотце и Будда, и в Греции и Риме Сократ, и Эпиктет, и Марк Аврелий, и Христос, и Иоанн апост[ол], и Магом[ет] и мн[огие]-мн[огие] др[угие]. И вот знать это и знать, к чему, одному и тому же, пришли они все, в этом истинная наука. И наука эта не длинна и не мудреная, и вкратце наука эта понятна всякому самому простому ребенку или безграмотной старушке, как и не может быть иначе. Неужели бог, или судьба, или закон природы может быть так несправедлив, что откроет истину только тому, что учился 12 лет в учебном заведении?
Вся настоящая наука в том, чтобы делать другому то, чего себе хочешь. Это всякому понятно и больше ничего не нужно. Так что настоящая наука одна и короткая, пустяковой же науке конца нет. Ей все нужно, и то, сколь[ко] солнце весит и не сойдется [ли] оно с такой или такой звездой, и какие козявки самые мелкие, и как земля сделал[ась] землею, и как стали расти травы, и какие на земле были звери, и какой царь кого ограбил и на ком б[ыл] женат, и кто когда какие складывал стих[и], и песни, и сказ[ки], и какие законы нужны и почему, и из какого состава камни и металлы, и как и какие пары бывают и к[ак] остывают, и всего не перечт[ешь] и нельзя перечесть, п[отому] ч[то] делу бывает начало и конец, а пустякам не может быть конца. Особенно когда есть люди, к[отор]ые не сами кормятся, а к[отор]ых кормят другие и к[отор]ым нечего делать.
Вот эти-то люди и выдумывают разные игры, потехи, забавы, в том числе и то, что они называют наукой.
Беды от этого особенной не было бы, если бы эти дармоеды занимались букашками и звездами рядом с картами, скачками, нарядами, чем бы дитя ни тешилось, только бы не плакало, но беда в том, что знает кошка, чье мясо съела, эти люди хотят оправдать свою праздную и незаконную жизнь на шее других людей тем, что они заняты самым важным делом, науками, и для этого называют наукой те пустяки, к[отор]ыми они занимаются, уверяя, что все это они делают на пользу людей.
называют наукой, они придумывают самые хитро-мудрые, искусные рассуждения, по которым разбирают всякие никому не нужные тонкости, давая этим рассуждениям разные странные новые названия: гносеология, патология, физиомеханика и т. д. и т. п.
И люди эти так давно уж заняты этим обманом, что они сами под конец уверились, что те пустяки, к[оторые] они называют наукой, очень важное дело, и не только сами уверились, но уверили в этом и несчастную молодежь, о к[оторой] вы пишете, к[оторая] бросает честный, законный труд и посредством этой пустяковой науки лезет туда же, в дармоеды науки, часто не замечая всю подлость того, что она делает, как вы пишете, бросает выкормивших их и трудящихся родителей для того, чтобы надеть сюртук, лаковые сапоги и болтать пустяки про науку и, обманывая их, обучать детей все той же пустяков[ой] науке.
В этом великий вред того, что у нас называется наукой.
За несколько уже лет не проходит ни одного дня, чтобы я не получил от 2 до 4 писем с просьбами о том, чтобы я тем или иным способом не помог ему или ей, если это пишет сам желающий учиться, или матери, просящей за детей, чтобы я помог им учиться, т. е., говоря по правде, помог бы посредством диплома вытти из своего круга трудящих[ся] людей в круг дармоедов.
Самое же странное, сказать, смешное, если бы это не было так жалко, то, ч[то] эти люди, юноши, девушки, всегда все объясняют, оправдывают свое обращение ко мне за помощью тем, что они желают учиться только из самого, как им кажется, благородного побуждения — из желания «служить народу, посвятить свою жизнь служению нашему несчастному народу».
Вроде того, как если бы один из многих людей, несущих общими силами тяжелое бревно, ради служения этим несущим, перестал бы нести бревно и даже сел бы на него.
Так вот мое мнение о том, что такое настоящая наука и что такое ложная — и в чем вред этой ложной науки.
Вред ложной науки происходит, по моему мнению, оттого, что обучение наук[ам] связано с выгодами и управляется законами, т. е. что одни науки позволяют преподавать тут и таким людям, а другие — другим, и люди получают звание по знанию наук, а по званию получают места, одним словом, вред в том, что посторонние люди вмешиваются в отношения между учащим и учащимся.
Для того чтоб от учения не б[ыло] бы вреда, надо, чтобы учил всякий, кто хочет, у того, у кого хочет учиться, и ничего бы не получал за учение, кроме того, чему выучил, и чтобы учил всякого, кто хочет и кого хочет, и за ученье ничего бы ни от кого не получал, кр[оме] радости того, что научил друго[го] полезному знанию. И потому для того, чтобы избавиться от вреда ложной науки, есть только одно средство родителям не отдавать детей ни в какие заведения, а учить самим или у тех учителей, к[оторые] бесплатно будут учить детей, взрослым же юношам и девушкам не поступать ни в какие учебные заведения, а учиться по книгам, благо их так много и так они дешевы, и у тех учителей, к[оторые] будут учить безвозмездно.
Люди говорят, особенно теперь, после нашей революции, что всё зло в том, что власти обижают, капиталисты, землевладельцы давят народ, что всё во властях, в войске.
Всё это неправда. Всё в учении. И те, к[оторые] властвуют, знают это и зорко смотрят за ученьем, чтобы не выпустить его из рук. Они знают, что в нем всё дело.
Комментируемый текст является первой редакцией письма, представляющей собой непосредственный ответ корреспонденту. Датируется по отметке секретаря. В июле месяце письмо, превратившееся в статью «О науке», несколько раз перерабатывалось (см. т. 38).
Федор Андреевич Абрамов (1875—1918) — по происхождению крестьянин с. Ундоры Симбирской губернии. В течение нескольких лет был фиктивным редактором газеты «Симбирские вести».
«О науке», сборник статей, М. 1917, стр. 56—61.
Ф. А. Абрамов прочитал ответ Толстого на свое письмо в «Русских ведомостях», где оно было впервые опубликовано с пропусками. В письме от 17 ноября он просил Толстого прислать ему полный экземпляр. Послан 21 ноября.