335. С. Козубовскому.
1908 г. Декабря 25. Я. П.
Ясная Поляна, 25 декабря 1908 г.
Письмо ваше очень тронуло меня. Вижу, что вы, руководимые истинно христианской любовью, желаете избавить меня от заблуждения и дать мне истинную, по вашему убеждению, веру.
Мне же кажется, что сознание человеком себя личностью есть сознание человеком своей ограниченности. Всякое же ограничение несовместимо с понятием бога. Если допустить то, что бог есть личность, то естественным последствием этого будет, как это и происходило всегда во всех первобытных религиях, приписание богу человеческих свойств: гнева, наложения наказаний, желания восхваления и установления в известное время, в известном месте, выраженного в известных книгах на вечные времена непререкаемого закона. Таковы книги Вед, Конфуция, Трипитака,1 Библии, Корана и мн. др. Такое понимание бога как личности и такого его закона, выраженного в какой-либо книге, совершенно невозможно для меня.
Посылаю вам книжечку выбранных мыслей о боге, соответствующих моему пониманию его. Для меня же лично самое высшее понимание бога, вполне удовлетворяющее меня, есть то, которое выражено в первом послании Иоанна: гл. IV, стихи 7, 12, 16, именно то, что бог есть любовь. Такое понимание бога если и исключает всякое обращение к нему, как личности, всякое восхваление его, всякие прошения, даже молитву, включает зато в себя сознание в себе бога-любви и вследствие этого необходимости проявления его во всякий час своей жизни — любовью и к нему, т. е. к совершенству, и ко всему живому и в особенности к людям, к тем существам, в которых живет тот же бог-любовь. То самое, что сказано Христом, Мф. XXII, 36—40.
— такие, какие, как я заключаю из вашего письма, имеете вы. Пишу же то, что пишу, только для того, чтобы вы не осуждали меня.
Не могу перестать верить в бога-любовь, во-первых, потому, что эта вера дает мне высшее благо теперь, здесь, в этом мире, открывая всегдашнюю возможность от меня зависящего блага жизни в боге-любви, во-вторых, потому, что, зная, что бог есть любовь и что, умирая, я возвращаюсь к тому, от кого я исшел, к богу-любви, я и в смерти ничего, кроме благого, ожидать не могу; в-третьих, еще и потому, что такая вера в бога-любовь не только не отделяет меня от всех людей других вер, но соединяет с ними, так как во всех верах: браминской, буддийской, конфуцианской и во всех других, а также и в учениях языческих мудрецов, я нахожу то же, хотя не так ясно, как в христианстве, выраженное учение о том, что бог есть любовь и что в любви же закон жизни людей. И потому перестать верить в бога-любовь и начать верить в бога личного, награждающего и казнящего, давшего раз навсегда одному народу один свой написанный в книге закон и требующего не одной любви, а исполнения обрядов, молитв и т. п., в того бога, в которого я верил прежде, я так же не могу, как не могу верить теперь в то, что я не 80-летний старик, ожидающий каждый час смерти, а полный телесной силы и страстей юноша, каким я был 60 лет тому назад.
Благодарю вас за ваши добрые чувства и прошу принять выражения моего искреннего уважения и братской любви.
Лев Толстой.
Примечания
—399, куда вклеен дубликат подлинника, написанного и датированного на машинке (в дубликате подпись не восстановлена; воспроизводится нами по первой публикации). Впервые опубликовано в журнале «Отдых христианина» 1909, 5, стр. 37—40. В ГМТ хранятся два черновика: 1) от 24 декабря, написанный на машинке, в него внесены Толстым дважды (чернилами и карандашом) большие изменения и добавления, 2) от 25 декабря — вновь переписанный на машинке текст и затем собственноручно исправленный.
Ответ на обширное письмо священника с. Мелешково Подольской губ. Стефана Козубовского от 16 декабря 1908 г. Козубовский убеждал своего «брата по человечеству» вернуться к православию. Он уверял Толстого, что тот «утопает во мгле роковых заблуждений», и предлагал руку помощи. Подписался: «Ваш молитвенник и искренний доброжелатель».
1 — название собрания канонических книг у буддистов Индии, а впоследствии и других стран. В комментируемом письме правильное написание этого слова восстановлено по собственноручной вставке в оба черновика. В дубликате подлинника напечатано: Трипитак.
Обширный ответ С. Козубовского послужил поводом для второго письма к нему Толстого. См. т. 79.