Толстой Л. Н. - Новикову М. П., 4 сентября 1907 г.

217. М. П. Новикову.

1907 г. Сентября 4. Я. П.

Михаил Петрович, вчера получил ваше письмо. Оно вызвало во мне очень сложные чувства. Первое чувство было чувство огорчения и недоброжелательства к вам — осуждения вас. И с вечера и ночью много думал и боролся с своим чувством я вот теперь, сегодня, пришел в такое состояние, в котором могу спокойно и, главное, любовно ответить вам. То недоброе, нехорошее чувство (простите меня), которым проникнуто ваше письмо, заразило было и меня: мне захотелось доказать вам вашу неправду, осудить вас, но, вникнув в те мотивы, которые руководили вами, я передумал, скорее перечувствовал и вместо озлобления, которым заразило меня ваше письмо, чувствую теперь искреннее любовное сострадание к вам и в этом настроении и пишу теперь. Сострадание, испытываемое мною, вызывается никак не тем состоянием вашего желудка, наполненного 1, как вы говорите, непитательной пищей, в то время как мимо вас проезжают сытые бары на сытых лошадях, а собака, их приказчик, брешет на народ, а на те ужасные, мучительнейшие чувства, которые вы при этом испытываете. Сострадаю и тем бесполезно мучительным чувствам и, главное, тому душевному состоянию и умственному извращению, при которых возможны и даже неизбежны эти ужасные чувства, ничего кроме бесполезного страдания не доставляющие: чувства ненависти к людям братьям из-за зависти к тем материальным преимуществам, которыми они случайно пользуются. Чувства эти особенно мучительны еще и потому, что людям, испытывающим их, свойственно всё больше и больше разжигать в себе мучительное чувство злобы, преувеличивая невыгоды своего положения (что вы особенно заметно и делаете) и выгоды тех, кто вызывает эти чувства.

2 которое и вызывает во мне сострадание к вам, это то полное неверие в духовную, т. е. истинную жизнь, которое вы много раз, как нечто очень вам дорогое, высказываете в вашем письме. Вы несколько раз, как бы довольные своим открытием, как бы подсмеиваясь, как о деле решенном, говорите о неверности, глупости мысли о том, что «не хлебом одним сыт человек». А между тем, именно оттого, что вы не верите в это, не верите в жизнь духовную, не верите в обязательность требований духовной жизни, не верите в бога, от этого и ваши страдания и ваше несчастие. Вы, между прочим, пишете, что вы испытываете некоторые неудобства от того, что вы «нововер». Я думаю, что3 вы не нововер, а вы невер. То, чтобы хоронить детей без услуг духовенства, не поститься, не ходить в церковь не есть вера: у вас есть отрицание предрассудков старой веры, а нет веры. И в этом, в том, что вы не верите в духовное начало жизни и в его требования, в этом ваше несчастие, а нисколько не в недостатке земли и в неправильности экономического устройства.

Если бы вы верили в это духовное начало жизни и в обязательность его требований, вы бы не считали, как вы это теперь считаете, первым и неизменным условием вашей жизни то, чтобы устроить и поддерживать свое отдельное хозяйство на земле. Если бы вы не верили в необходимость именно такой жизни, а верили бы в то, что жизнь ваша есть проявление в вашей ограниченной форме в этом мире того внепространственного, вневременного начала всего, которое вы сознаете в себе, и что не только главная, но единственная свойственная вам жизнь и деятельность есть стремление к единению со всем живущим, т. е. любовь, тогда вы бы не устраивали, как теперь, свою жизнь по составленной и излюбленной вами лично программе (хотя программа эта и хороша), но, исполняя волю высшего начала, предоставили бы судьбе, обстоятельствам поставить вас в те или иные условия. Может быть, исполняя высший закон любви ко всем, вы бы остались в любимых вами условиях, может быть, пришлось бы вам совсем иначе устроить свою жизнь; но как бы она ни устроилась, во всех условиях вы бы тогда, исполняя высший закон любви, наверное поступили бы наилучшим образом и, любя, а не ненавидя людей, нашли бы истинное благо.

Экономическое же неустройство, на которое вы жалуетесь, к счастью, столь очевидное теперь всем, никак не может быть устранено ни жалобами, ни ненавистью, ни насилием, вытекающим из ненависти, а только тем самым сознанием духовности того, что которое вам кажется столь нелепым, и вытекающей из этого сознания любовью.

Так вот, милый брат Михаил Петрович, мое откровенно высказанное, может быть ошибочное, но серьезно прочувствованное мнение о вашем душевном состоянии. Из этого моего мнения вы сами можете сделать вывод о том, что если бы я и мог (а я не могу, т[ак] к[ак] не имею своих денег) исполнить ваше желание, я не сделал бы этого, т[ак] к[ак] нашел бы и знаю много и много людей, которые больше, чем вы, нуждаются в денежной помощи. Я знаю вас: вы человек очень умный и очень гордый, но думаю, что вместе с тем в вас живет и большая нравственная сила, — религиозное чувство, и потому надеюсь и прошу вас очень об этом: так же, как я над вашим письмом, подумайте и вы над моим и поработайте над недобрым чувством, которое оно может вызвать в вас и во всяком случае простите мне то, что может оскорбить вас. Совершенно искренно могу повторить то, что сказал в начале письма, что ничего не чувствую к вам, кроме самого доброго любовного чувства. Ответьте мне, если испытаете то же. Если же нет, не отвечайте. Я буду знать, что вы не согласны со мной, — думаю, что только до времени.

Любящий вас Лев Толстой.

4 сент. 1907.

конспект его ответа Толстому. В ГМТ хранятся два черновика комментируемого письма: автограф, датированный 2 сентября, и переписанная с него машинописная копия, имеющая незначительные собственноручные поправки Толстого. Подлинник, очевидно, выверен H. Н. Гусевым с этой копии. В нашей публикации исправлено по черновику-автографу несколько слов (ошибки допущены при переписке на машинке).

О Михаиле Петровиче Новикове (1871—1939) см. т. 53, стр. 445—447.

Ответ на обширное письмо М. П. Новикова от 29 августа 1907 г.

Новиков писал о своих переживаниях, вызываемых, с одной стороны, его мировоззрением в духе Толстого, с другой стороны тяжелым материальным положением из-за его малоземелья (на семь душ один надел). Он остается верным своим взглядам, но жизнь, голодные рты детей доказывают, что «одною духовною свободой довольствоваться нельзя». «Своей гордой и красивой фразой: не хлебом единым будет жив человек — христианство только прикрыло свою слабость в разрешении экономического вопроса о хлебе». «Голод, который они (бедные люди) носят в себе всю жизнь, поведет их всюду, но только не туда, где нет хлеба земного. Помогите мне добыть земли, добыть хлеб, о котором, кажется, всю жизнь я не тосковал так, как теперь, когда увидел как-то само собой, что пока у меня нет земли, не будет и свободного хлеба и свободного духа». Еще в январе Толстой заметил, что «в таких крестьянах, как Новиков, у которых основа не религиозная, он разочаровался». В день получения письма Новикова он говорил: «Когда читаешь письмо Новикова, кажется, что всё это правда, а оно неправда. Если хочешь быть христианином, то не пеняй, что нельзя воспитать в школах пятерых детей. Первое требование мирской жизни — семейная жизнь. Кто хочет жить по-христиански, не должен жениться… Он [Новиков] мне всегда бывал тяжел. Он необыкновенно умен и всегда тяжел… Пишет, что у него раздут живот от плохого питания. Он совершенно здоров». Толстой заметил, что письмо Новикова написано очень сильно: «Дай бог, чтобы Меньшиков писал так» (ЯЗ, записи 13 января и 1 сентября 1907 г.). См. также Христо Досев, «Вблизи Ясной Поляны», изд. «Посредник», М., s. а., стр. 13 и 14.

1 От до народ в автографе подчеркнуто.

2 В автографе: .

3 В автографе далее: что вы ошибаетесь, называя так себя.

4 В автографе: Пропущено при переписке.