342. К. Г. Халилееву.
1902 г. Сентября 22. Я. П.
Я получил ваше письмо, Константин Григорьевич, и очень рад, что могу ответить на ваш вопрос.
По моему убеждению, не рассудочному, но выведенному из опыта длинной жизни, — сущность жизни человека — духовная: человек есть дух, частица божества, заключенная в известные пределы, сознаваемые нами материей; и жизнь духа не подлежит никаким стеснениям, тем менее страданиям, — она всегда равномерно растет, расширяя те пределы, в которых заключена. Людям же свойственно поддаваться обману, иллюзии о том, что сущность нашей жизни в тех пределах, которые ее ограничивают, т. е. в материи.
только разрушают пределы, стесняющие наш дух, и, уничтожая иллюзию нашей матерьяльности, возвращают нас к свойственному человеку сознанию своей жизни в духовном, а не матерьяльном существе. Чем больше страдание матерьяльное, чем ближе самая кажущаяся большим страданием смерть, тем легче и неизбежнее приводится человек к освобождению от иллюзии матерьяльной жизни и к признанию ее в духе. Сознавая же жизнь свою в духе, человек, правда, не получает тех острых наслаждений, которые дает матерьяльная животная жизнь, но чувствует свою полную свободу, неуязвимость, неистребимость, чувствует свое единение с богом, с основною сущностью всего, — причем смерть не существует или смерть становится только избавлением и возрождением. И тот, кто испытал это состояние, не променяет его ни на какие матерьяльные наслаждения. Я говорю это потому, что с необыкновенной силой и ясностью испытал это во время болезни. Выздоравливая, я испытывал 2 противоположные чувства: одно — радость оживающего животного и — сожаление духовного существа о потере, заглушении той ясности духовного сознания, которое было во время болезни. Но, несмотря на все вступившие при выздоровлении в силу соблазны мирской жизни, знаю верно, что моя болезнь была для меня величайшим благом. Она дала мне то, чего не могли дать ни мои рассуждения, ни суждения других людей. И то, что она мне дала, я уже не потеряю никогда и унесу с собой. Но кроме болезни, вспоминая всю мою жизнь, я вижу ясно, что всё и очень многое, что мучило меня, было для меня истинным благом, сбивая меня с пути искания матерьяльного и натыкая на приобретение истинного духовного блага. Недаром мудрость народная говорит о болезнях, пожарах и всем том, что не от воли людской, — бог посетил. Нет хуже положения для достижения истинного блага, как то самое, чего люди желают себе и другим: здоровья, богатства, славы.
Дай бог вам почувствовать всю благодетельность страданий и приближения к смерти, неизбежной смерти. Правда, что для этого нужно верить в свою духовную сущность, частицу бога, не подлежащую никаким изменениям или умалениям, тем менее страданиям или уничтожению, но по письму вашему мне думается, что вы должны верить в это, или если не верите еще, то придете к этой вере. Помогай вам бог, прежде всего тот, который в вас.
Любящий вас Лев Толстой.
Примечания
Печатается по Дневнику, куда вписана копия (т. 54, стр. 142—143).
— Галилов). Впервые опубликовано в переводе на французский язык в журнале «L’Européen» 1903, февраль, март (?) и в обратном на русский язык переводе, без обозначения адресата и даты, в «Миссионерском обозрении» 1903, 3, стр. 863—865. Подлинный русский текст впервые опубликован в т. 54 настоящего издания (см. выше).
—1903) см. т. 54, стр. 494.
Ответ на письмо К. Г. Халилеева от 11 сентября 1902 г. Тяжело больной туберкулезом, Халилеев писал Толстому, что не нашел в его религиозных произведениях ответа на вопрос, почему одни, «беззаконные», живут и преуспевают и за что он вынужден терпеть «ненужное, незаслуженное, жестокое страдание», за что разбивается жизнь его, жены, детей: «какой же принцип (закон ли, или еще как назвать) заложен в нашей жизни; торжествует ли добро, берет ли верх зло, или же царит направление слепой лошади?»