15. М. П. Шалагинову.
1899 г. Января начало — середина. Москва.
Мих. Петр. Шалагинову,
Ваше разсужденiе о томъ, что война и христiанство не могутъ соединяться, совершенно верно. Правительству нужно для своихъ целей считаться христiанскимъ и вместе съ темъ владеть войскомъ для подавленiя и угнетенiя рабочаго народа. Защита отъ внешнихъ враговъ — только отговорка: немецк[ое] правительство пугаетъ свой народъ русскими, русское прав[ительство] пугаетъ немцами, а ни немцы, ни русскiе, также франц[узы] и ита[льянцы] нетолько не желаютъ войны съ соседями и др[угими] народа[ми], но живутъ съ ними въ мире и пуще всего на свете боятся ея и желаютъ только мира. Правительства же и высшiе праздные классы для того, чтобы иметь отговорку въ своемъ властвованiи надъ рабочимъ народомъ, раздразнятъ другое правительство и свой народъ и потомъ, какъ цыганъ, кот[орый] нахлещетъ за угломъ лошадь, а потомъ делаетъ видъ, что не можетъ удержать ее, затеваютъ войны, кот[орыя], какъ вы знаете, выгодны нетолько генераламъ и офицерамъ, но и чиновникамъ и купцамъ. Дело это преступное, но хуже всего въ немъ то, что правительства, желая для соблюденiя своего превосходства считаться христiанскими и даже столпами и защитниками христiанства, правительства извратили христiанство, скрыли и скрываютъ истинный смыслъ его отъ народа и темъ лишаютъ людей того блага, кот[орое] принесъ имъ Христосъ. Извращенiе христiанства сделано при причисленномъ къ лику святыхъ разбойнике злодее Царе Константине.1 Все последующiя же правительства стараются всеми силами (особенно наше) удержать это2 учрежденiе. Но, несмотря на все усилiя правительствъ, благодаря распространенiю просвещенiя, люди понемногу очунаются и понимаютъ, что они обмануты и сами себя мучатъ. Къ сожаленiю, большинство людей, даже и очнувшись и понявъ обманъ правительствъ, ищутъ освобожденiя на ложномъ пути: ищутъ освобожденiя посредствомъ соцiалистическихъ союзовъ, стачекъ и, хуже всего, посредствомъ революцiи, т. е. употребленiя того самаго насилiя, отъ кот[ораго] хотятъ освободиться. Средство освобожденiя верное и действительное есть одно: признанiе каждымъ человекомъ своей сыновности Богу и потому братства всехъ чтобы тебе делали.3 «Познаете истину, и истина освободитъ васъ», тоже сказано въ евангелiи.4
Освобожденiе наступить не тогда, когда свергнется то или другое правительство или вместо монархiи станетъ республика и т. п., а тогда, когда отдельные частные люди станутъ въ своей жизни исполнять ученiе Христа, будутъ признавать безразлично всехъ людей своими братьями, не будутъ участвовать въ войскахъ, въ судахъ, въ полицiи, во всякомъ насилiи и не будутъ подчиняться темъ церковнымъ обманамъ, которыми правительства поддерживаютъ свою власть, а будутъ примеромъ и словомъ разрушать этотъ обманъ и въ особенности спасать отъ него безжалостно обманываемыхъ детей.
на фабрикахъ, заводахъ, въ заработкахъ и не можетъ выкрутиться, п[отому] ч[то] съ него дерутъ подати и сбиваютъ цену съ его работы и набиваютъ цену на то, чтò ему нужно. Какъ избавиться отъ этого? Отнять землю у богачей? Придутъ солдаты, перебьютъ бунтовщиковъ и посадятъ въ тюрьмы. Отнять фабрики, заводы? Будетъ тоже. Выдержать стачку? Набить цену на работу? Стачка — преступление, и войска всегда будутъ на стороне капиталистовъ. Пока войска будутъ во власти правящихъ классовъ, изменить этого нельзя. Но кто же такое войска? Кто те солдаты, кот[орые] будутъ стрелять по контрабандистамъ, провозящимъ5 товары безъ подати, кот[орые] будутъ сажать въ остроги и держать тамъ техъ, кот[орые] не платятъ податей, и кот[орые] будутъ стрелять по крестьянамъ, завладевшимъ землей, и по стачечникамъ, если они не расходятся? Солдаты — это те самые плательщики податей, крестьяне, стачечники. Зачемъ же они сами по себе стреляютъ и сами себя мучатъ? A затемъ, что разъ попавши въ солдаты, они такъ вымуштрованы, что не могутъ не повиноваться. А какже они попали въ солдаты? Зачемъ они пошли въ солдаты, зная, что солдату можетъ придтись стрелять въ отца роднаго, какъ это прямо сказалъ безстыжiй и глупый немецкiй императоръ? Зачемъ же они идутъ? А идутъ они затемъ, что у нихъ съ детства повывихнуты мозги, что всемъ имъ съ детства внушено, что Богъ виситъ въ углу, что ихъ много, что молитва въ томъ, чтобы махать рукой и кланяться, что самое важное и святое на свете, это та мурцовка, кот[орую] делаетъ попъ по воскресеньямъ за перегородкой, что дело огромной важности проглотить или не проглотить передъ смертью кусочекъ этой мурцовки, а что то, чтобы участвовать въ убiйстве людей, это нетолько не важно, но очень похвально, и т. п., и т. п. И когда они такъ вывихнуть мозги, тогда ихъ зовутъ на службу, и, несмотря на то, что служба эта есть мученье, есть развращенiе, несмотря на то, что они все знаютъ, что на службе приходится повиноваться всякому негодяю и делать самыя скверныя дела, несмотря на то, что они видятъ, что на этой службе они сами себя мучаютъ, несмотря на то, что они не могутъ не видеть, что эта служба противна всему тому ученью Христа, о кот[оромъ] они имеютъ хотя смутное понятiе, они идут на эту ужасную службу. Идутъ п[отому], ч[то] мозги у нихъ вывихнуты. Съ человекомъ, кот[орый] веритъ, что Богъ сидитъ въ кусочке мурцовки, к[оторую] ему попъ даетъ на ложечке, и что этотъ кусочекъ есть тело самаго Бога, съ такимъ человекомъ можно чтò хочешь сделать, можно всячески обмануть его. И потому ни за чемъ правительство не следитъ съ такимъ страхомъ и вниманiемъ, какъ за темъ, чтобы это извращенiе мозговъ людей совершалось бы непрестанно, и чтобы ни одинъ человекъ, ни одинъ ребенокъ не миновали этаго духовнаго и нравственнаго изуродованiя. Правительство знаетъ, что въ этомъ корень его силы, и потому оно все можетъ простить и прощаетъ, и пьянство и развратъ (и даже не то что прощаетъ, но поощряетъ пьянство и развратъ), это помогаетъ одуренiю, но не можетъ простить и допустить того, чтобы люди, освободившiеся отъ обмана, освобождали и другихъ, въ особенности народъ и детей. За всякую такую попытку людей казнятъ, запираютъ, ссылаютъ. Правительство знаетъ, въ чемъ его сила. И потому те, кто хочетъ освободиться и освободить другихъ, должны на это самое и употребить все свои усилiя: разрушать обманъ, въ особенности при воспитанiи детей, стараясь заменить его простымъ, здравымъ, христiанскимъ воззренiемъ на жизнь. Христiанское воззренiе это очень просто, ясно и всемъ доступно. Вся священная исторiя и библiя и въ особенности катихизисъ есть собранiе дикихъ суеверiй еврейскаго народа, неимеющихъ въ наше время никакого смысла. То, что Богъ какъ то недавно вздумалъ сотворять мiръ и сотворялъ его такъ, какъ это почему то узналъ Моисей, и все сказки библiи, потомъ вся исторiя сына этаго Бога, родившагося отъ девы, и все таинства, все это грубое смешенiе суеверiй съ обманами. Про все это мы ничего не знаемъ, и знать намъ не нужно. Знаемъ мы верно то, что живемъ въ мiре, и посмотримъ, назадъ конца, и впередъ конца нетъ, и кругомъ конца нетъ, и потому решаемъ, что разсуждать намъ о томъ, какъ мы произошли, и какъ все кончится, и чтò вокругъ насъ, не дано намъ. Дано же намъ знать то, что намъ надо жить наилучшимъ образомъ, т. е. такъ, какъ хотелъ этого тотъ, кто послалъ насъ въ этотъ мiръ: Богъ, Отецъ, какъ называетъ Бога Христосъ. Жить же наилучшимъ образомъ учитъ насъ и нашъ разумъ, и наша совесть, и опытъ жизни, и все мудрецы, и учителя жизни, изъ кот[орыхъ] выше Христа мы никого не знали. Жить же по этому ученiю наилучшимъ образомъ надо такъ, чтобы поступать съ другими, какъ хочешь, чтобы поступали съ тобою, жить любя людей. Въ этомъ весь законъ.
И поверка справедливости этого закона въ томъ, что разсужденiе говоритъ намъ, что если бы все люди жили такъ, то всемъ бы было очень хорошо, во вторыхъ, въ томъ, что все мудрецы мiра всегда говорили это самое, и, въ третьихъ, то, что если бы даже никто этого не делалъ, a все жили бы для себя, а я бы одинъ жилъ такъ, любя другихъ, то и тогда бы мне было хорошо, п[отому] ч[то] совесть моя была бы покойна, т. е. я имелъ бы сознанiе того, что я делаю то, чтò хочетъ отъ меня Тотъ, отъ Кого я пришелъ и къ Кот[орому] иду, выходя изъ жизни. И это сознанiе давало бы мне больше успокоенiя и радости даже при плотскихъ страданiяхъ, чемъ плотскiя удовольствiя при сознанiи того, что я поступаю противно закону Того, по воле Кот[орого] я пришелъ въ мiръ и къ Кому я приду, выходя изъ мiра.
Печатается по автографу, хранящемуся в ГТМ. После того, как письмо было скопировано, Толстой внес в него ряд изменений, явившихся первой обработкой письма для печати. Письмо было скопировано в нескольких экземплярах, причем несколько страниц, вероятно, плохо отпечатавшихся с подлинника, заменены переписанными рукой переписчика и также скопированными на копировальные листы; они полностью совпадают с подлинником (сверено по экземплярам, хранящимся в AЧ). Возможно допустить, что адресату был отправлен экземпляр копировальных листов, а подлинник подвергнут переработке. Печатается первая редакция, та, которая, очевидно, была отправлена адресату. Позднейшие исправления, сделанные в автографе, не воспроизводятся. После дальнейшей обработки письмо, получившее значение статьи, было отправлено В. Г. Черткову в Англию и опубликовано под названием «Письмо к фельдфебелю» в «Листках свободного слова», Purleigh, 1899, 5, стр. 1—5. Эта, последняя, редакция печатается в серии «Произведения» («Письмо к фельдфебелю»), т. 31. Первая редакция публикуется впервые. Основание датировки. — В записи дневника от 2 января 1899 г. после полуторамесячного перерыва, указаны все работы, которые вел Толстой за это время, но письмо к фельдфебелю не названо. 28 января того же года Толстой прислал В. Г. Черткову письмо в «окончательной форме», т. е. в последней редакции, предназначенной для печати. Таким образом, декабрь 1898 г. отпадает, и следует датировать предположительно началом — серединой января 1899 г.
«Уважаемый граф Лев Николаевич. Хотя я не имею права беспокоить вас, но слыхал, что вы человек снисходительный, не похожий на других наших русских бар, и авось будете так же добры и ко мне — поможете разрешить мне мучащие меня вопросы. Я исповедания православного, отставной фельдфебель и мечтатель, люблю задаваться философскими вопросами. (Вероятно, смешно вам будет, что малограмотный человек пущается в философию и задается такими вопросами. Простите меня, но мне кажется, могут быть философы не только неученые, но и неграмотные совсем; не знаю, допущается ли это по вашему?) В Русско-турецкую войну служил в кавказской армии. Во время прохождения военной службы мне в голову гвоздем запала мысль: зачем же нас, солдат, учат, что мы будто не грешим против шестой заповеди, убивая на поле брани врагов наших (разумеется, мнимых), или иначе, — заповедь эта не запрещает нам это, а повелевает. (Не имея того учебника, теперь, по прошествии девятнадцати лет, передать буквально примечание к шестой заповеди не могу и передаю лишь смысл его.) Это должен был вызубрить каждый солдат, а особенно приготовляющийся в унтер-офицеры. (Вы же, быв офицером, сами знаете, можно ли было ответить не по учебнику, а по убеждению.) В евангелии сказано: «любите врагов ваших», из 10-й главы Луки видно, что нет различия в вере или подданстве, а всякий человек — наш ближний. А если это так, то зачем же я иду во время войны по неволе убивать другого такого же невольника, и этот другой — меня, не сделав один другому в жизни никакого зла и не зная один другого? Теперь, по прошествии девятнадцати лет, мне думается, что собственно дерутся паны (не верю я в патриотизм их; патриот отечества все согласится перенести и не допустить войны, ибо знает, что и от удачной войны не барыш отечеству) и еще те, которые в кабинетах заседают, а у нас, хлопцев, чубы трещат, и от драки этой большие господа наживают нередко большие деньги, солдаты же — неизлечимые болезни; а сколько от этого бывает горя, слез и нищих, господи, ты веси!!! И теперь помню, как наши офицеры по окончании Русско-турецкой войны жалели, что война кончается скоро, они желали ее продолжения, но солдаты молились богу за окончание. Знаете ли, г. граф, почему это? — Потому что нас морили голодом, морозили и т. п., а офицеры жили при усиленном содержании, как сыр в масле катались, воевали или пировали, а слава чины, ордена и т. п. награды, всё это доставалось скоро и дешево, только реляцию покрасивей написать. Потом, в церкви, я посейчас слышу, «христолюбивое воинство» поминают, — с чего это, и не абсурд ли? Учение Христа есть любовь, во всем евангелии не видал я слова о войне (и войнах), а однако кто-то и тут приплел Христа-спасителя. Если можно, граф, помогите мне разрешить эти вопросы: кем или кому в угоду это установлено, есть ли на это указание в св. писании, или это простое умозаключение наших старых богословов? Слыхал я, что вопрос этот вами будто бы уже выяснен хорошо, но будто бы русская цензура наложила на него свою лапу, — насколько это верно, не знаю. Если это ваше сочинение действительно издано и существует, то не найдете ли возможным приказать выслать мне наложенным платежом, а также и другие недорогие, в которых заключаются ваши важные философские мысли. Человек я хотя и малограмотный, самоучка, но люблю понятную философию. Вас же я понимаю, кажется, сносно. Вашу «Крейцерову сонату» читал и нахожу, что это вами написано с людей вашего круга, а в нашем кругу, слава богу, этого нет, или если есть, то редко, и у тех, которые, как обезьяны, подражают большим господам [...] Ах, как было бы хорошо, если бы осуществилась идея всеобщего мира, тогда не было бы конца благодарности нашему государю не только от его подданных, но и других народов. Ярмо войны и содержание армии тяжело всем. Простите, граф, меня, простого деревенского самоучку, за смелость беспокоить вашу особу этим письмом. Бывший вятский крестьянин, нынче камышловский мещанин Михаил Петрович Шалагинов. Из ваших сочинений читал: «Войну и мир», «Анну Каренину», «Смерть Ивана Ильича» и «Власть тьмы», первые два романа читал со страстью и, кажется, нередко со слезами. Еще раз благодарю Вас за доставленные мне минуты глубокого удовольствия»
1 Константин (247—337) — римский император, в своей политике успешно пользовавшийся привлечением христианства на службу государству и тем подготовивший слияние церкви с государством. На знаменах, шлемах и щитах армии он поместил изображение креста. Православная церковь чтит Константина как святого и равноапостольного.
2
3 «Евангелие» Матфея, VII, 12.
4 «Евангелие» Иоанна, VIII, 32.
5