154. Клавдии Толстой.
1899 г. Августа 1. Я. П.
Простите меня, пожалуйста, что я не отвечалъ на ваше письмо такъ долго. Получивъ его, я хотелъ сейчасъ ответить, потомъ заболелъ, а потомъ забылъ, потому что все время болелъ.
Очень желалъ бы помочь вамъ и съ этой целью пишу письмо Алексею Викуловичу Морозову, прося его дать вамъ место. Если онъ можетъ и хочетъ это сделать, то напишетъ вамъ. Если же онъ ничего не сделаетъ, то, пожалуйста, напишите мне и, кроме того, сообщите, какого рода место вы желали бы иметь и можете занимать, и сколько наименьшее то вознагражденiе, которое вамъ будетъ достаточно.
Левъ Толстой.
1 августа 99 г.
Ясная Поляна.
Примечания
Клавдия Толстая (Москва) ни в каком родстве с гр. Толстыми и Л. Н. Толстым не состоит.
«Ваше сиятельство, в минуту жизни трудную мне попались Ваши сочинения последних лет, и я ухватилась за них как за якорь спасения. Простите, что я беспокою Вас своим письмом; оно, может быть, совершенно не во-время; и Вы справедливо можете сказать, что писавший это письмо был не здравомыслящий человек, но я прошу об одном: прочтите его и если не можете мне помочь чем-либо материально, то помогите хотя нравственно, напишите и разбейте мои сомнения, так как Вашему взгляду я вполне доверяю; еще раз простите и, прошу, дочитайте до конца мое письмо. Для того, чтобы вы имели обо мне хотя маленькое понятие, я начну издалека. Я дочь музыканта и, кстати сказать, алкоголика. Когда умер отец, он оставил мать и нас троих детей без средств. Мать зарабатывала себе и нам хлеб, акомпанируя скрипачам на рояле в домах терпимости. Хотя заработок неважный в финансовом отношении, не говоря уже о нравственном, но он дал средства вырастить нас и дать мне хотя образование городского училища. Подрастая, меня стали готовить к изучению музыки, для чего, не объясняли. Сама я не догадывалась спросить, зная, что жить нужно как-нибудь, если уже живешь. В шестнадцать лет я пошла зарабатывать хлеб туда же, где зарабатывала его мать. Первые впечатления я не стану описывать Вам, боясь затруднить Ваше внимание, скажу только одно, что скверна, очень скверна эта роль акомпаниатора в домах терпимости. Играю я «там» уже семь лет с одной мыслью, которая только и держит меня, что я смогу как-нибудь бросить это занятие и найти себе другой промысел. В прошлом году московский обер-полицмейстер Трепов запретил нам — «молодежи» в возрасте до двадцати пяти лет — заниматься «там», дал даже сроку для приискания каких-либо занятий. Но он упустил из виду что нам, лицам, не имеющим никакого специального образования и многим даже, как это ни странно, неграмотным, трудно найти какое-либо занятие. Не его вина, конечно, что мы необразованы, это промах наших родителей, но ведь жить-то и нам надо, а заработок «там» дает нам пропитание. И вот, как думала я, спасибо Трепову, что запретил, может быть, найду какое-либо подходящее занятие, и моя мечта бросить заниматься «там» исполнится. Но я упустила из вида, что, во-первых, свидетельство городского училища очень небольшая рекомендация о моих познаниях, во-вторых, куда бы я ни сунулась, везде мест нет без протеже, а протеже у меня быть не могло, потому что, играя, я не могла знакомиться ни с кем. Вот в каком положении я очутилась, со своей заветной мечтой «бросить занятия там»: мать сорока девяти-летняя, больная, вряд ли могущая по своему положению чем-либо помочь мне, и сестра шестнадцати лет, учащаяся в Строгановском училище, да я безо всякого занятия и средств, связанная по рукам своим семейством. Связанная, я говорю так потому, что, будь я одна, я пошла бы служить няней, но с семейством не могу, потому что вознаграждение няни не даст нам и дневного пропитания. Походила, походила я по обществам железных дорог, имела глупость даже выучиться, не надеясь на свой почерк, работать на машине Ремингтон и везде получала один ответ, что вакансий нет здесь, на просьбу о месте куда-либо на линию мне отвечали, что таким путем я места не получу, потому что много желающих. Мне не отказывали по моим познаниям и не спрашивали даже о них, но говорили только, что таким путем я места не получу. Видя, что тут ничего не выходит, я бросилась в кредитное общество, и тут меня постигла та же участь. Обращалась я и в магазины, предлагая свои услуги в качестве продавщицы и кассирши, но и туда оказалась негодной по своей непривлекательной наружности. По-неволе мне пришлось просить у Трепова разрешение играть, а когда он не разрешил, — обращаться с обществом музыкантов к великому князю Сергею Александровичу, который и разрешил нам. Теперь Вы знаете, как и почему я «там» играю. Прошу, простите, что я злоупотребляю Вашим вниманием. Я описала Вам материальную сторону, в силу которой я занимаюсь «там». Не говорю уже про физический труд; просидеть «там» с 8 вечера до 4 утра в атмосфере табака и вина, слушать отборные выражения, видеть весь разврат во всей его наготе тяжело, но еще тяжелее сознание того, что на несчастии других я создаю свое благополучие, что я обираю пьяных, что оттого, что я живу, быть может, страдает множество семей, сознание всего этого ужасно. Мне хотелось бы труда, но труда почестнее, чтобы я, не краснея, могла сказать, чем я живу, и мне кажется, что я, не зная никакого труда, была бы везде на своем месте и оправдала бы оказанное мне доверие. Простите меня за мою дерзость, что я обращаюсь к Вам с подобным письмом, но мне гвоздем засела мысль, что Вы можете помочь мне, если не материально, то хотя нравственно; разбейте все мои сомнения, что могу ли я спокойно зарабатывать себе и моим близким хлеб «там»? Могу ли я основывать свое благополучие на несчастье другихъ? Простите, Ваше сиятельство, что я затрудняю Вас своим неразумным письмом, но, может быть, Вам показалось здесь что-либо неясным, я всегда к Вашим услугам и всегда отвечу откровенно на все Ваши вопросы».
Дмитрий Федорович Трепов (1855—1906) — московский обер-полицмейстер, в 1905 г. подавлявший революционное движение («патронов не жалеть»). В январе 1905 г. назначен петербургским генерал-губернатором.
—1905) — московский ген. -губернатор; убит бомбой в 1905 г. Иваном Платоновичем Каляевым.
«Ваше сиятельство, спешу послать Вам свою искреннюю благодарность. Я не нахожу слов благодарить Вас! Да пошлет Вам бог многие лета и всё наилучшее в жизни! Благодаря Вашему письму к Алексею Викуловичу Морозову я имею теперь занятие у судебного пристава 1-го участка, Соловьева. Вознаграждение мне дали тридцать рублей в месяц, да еще я надеюсь получить вечернее занятие на машине Ремингтон, так что моего заработка нам будет достаточно до тех пор, пока не будет прирабатывать сестра. Еще раз благодарю Вас, ваше сиятельство, от всей души. Буду стараться всеми силами оправдать Ваше и Алексея Викуловича доверие ко мне. Благодаря Вам я начинаю чувствовать себя человеком». В письме от 26 декабря того же года (почт, шт.) она писала: «Я так счастлива, так благодарна Вам, что не могу не напомнить о себе и еще раз приношу Вам свою глубокую и искреннюю благодарность. Я работаю, про что я уже писала Вам, у судебного пристава Соловьева. Не знаю, насколько я нужна ему, но всеми силами стараюсь оправдать Ваше ко мне доверие. Сестра работает в фотографии, и жизнь начинает улыбаться мне. Я счастлива еще тем, что уважаемый мною и любящий меня человек сделал мне предложение, и, как только поправятся его денежные дела, у нас будет свадьба» На конверте пометка Толстого: «Безъ отв[ета]».