Толстой Л. Н. - Ге Н. Н. (сыну), 10 - 15 июля 1894 г.

306. H. Н. Ге (сыну).

1894 г. Июля 10—15. Я. П.

Вы пишете, дорогой друг, что у вас чувство, точно вы меня огорчили, обидели. Этого ничего подобного нет. Я, слава богу, думаю только о вас, чувствую за вас и — хоть вы и не велите говорить больше про это, — я не могу не сказать — мне страшно за вас. Вы находитесь в том положении, о к[отором] я мечтал и мечтаю, в к[оторое] всякую минуту вступаю, как только будет малейшая возможность, и вдруг не только бросаете это положение, но осуждаете его. (До этого места дописал 5 дней тому назад. Потом заболел. И теперь, поправившись, продолжаю.) Я говорил Петруше1 (который пробыл у нас день), записал в своем дневнике2 и вам пишу, что я не понимаю, не понимаю вашего теперешнего настроения и состояния. Нас всех, воспитанных в лживой языческой, называемой христианской среде, застает опоминание от лжи в такой сложной, запутанной обстановке, что главная потребность, кот[орую] мы испытываем, состоит в том, чтобы как-нибудь выбраться из этой путаницы для того, чтобы быть в состоянии действовать сообразно своей совести или хоть перестать каждым своим движением действовать противно своей совести. И вот вы с борьбой, с усилием и с помощью благоприятных условий выпутались. И тут-то вместо того, чтобы начать действовать, хотите опять запутаться. Этого-то я не понимаю. Вы, очевидно, так привыкли к своему положению, как здоровый человек к здоровью, что не цените его.

Не буду ходить вокруг да около и скрывать то, о чем я справедливо, а может быть и не справедливо, догадываюсь. Всё дело, мне кажется, в вашей жене. Вы недовольный ей. И, как скоро вы недовольны ей, простой, необразованной, деревенской женщиной, с к[оторой] вы раз уже расходились, а сошлись тогда, когда могли и не сойтись, вам кажется, что всё это возможно исправить, разойдясь с нею. А чтобы разойтись с нею — надо изменить всю свою жизнь. Я так понимаю это. И считаю это совершенно ошибочным. Разойтись нельзя. Не п[отому] ч[то] Хр[истос] или кто бы там ни было этого не велел, а потому же, почему нельзя разойтись с ногой, к[оторая] болит, иначе, как отрезать ее, с болью и лишив себя части жизни. Кто бы она ни была, какая бы она ни была, она — вы, и то, что в ней тяжело, ваш есть крест, кот[орый] вы должны (не можете не) нести до смерти. И крест этот будет тем тяжелее, чем больше вы будете стараться сбросить его с себя. И не думайте, чтобы этот крест был тяжел. Я не переставая завидовал и завидую вам. Знаю, что вы можете завидовать мне. Но ведь это ничего не решает. А только доказывает, что мы не судьи в своем деле. Главное же то, что руководителя нашей жизни не может и не должно быть, то, что нам приятно, а то, что хорошо и важно. А остальное приложится, т. е. делай то, что должно, и будет приятно. Всё это очень пошло, что я пишу. Но я боюсь писать тонкости умные и не хочу, а хочу писать то простое, что думаю и чувствую о вас. И потому, как мне ни больно думать, что вы осудите меня и разлюбите за это. А я не разлюблю вас, что бы вы ни сделали.

Не отвечайте мне ничего, если вам неприятно. Я больше об этом писать не буду. Простите меня.

На конверте: Курско-Киевская жел. дор. станция Плиски, Николаю Николаевичу Ге.

Примечания

На конверте дата чужою рукой: «15 июля 94».

1

2 См. запись об этом в Дневнике под 14 июня 1894 г., т. 52, стр. 121.

Раздел сайта: