Толстой Л. Н. - Буткевичу А. С., 4 июня 1891 г.

316. А. С. Буткевичу.

1891 г. Июня 4. Я. П.

Я и не думал осуждать вас, дорогой А[натолий] С[тепанович], я только оправдываю или скорее объясняю себе свое отношение к деньгам. И очень рад случаю еще раз, и для себя преимущественно, высказать свое отношение к ним, а это очень нужно.

Денежный соблазн очень тонкий, и очень легко запутаться в нем. Мне он особенно близок, потому что окружал и окружает меня. В том, что деньги зло (я не помню, выражал ли я так, но если и не выразился, то готов принять это выражение), нет никакого сектантства, а простое утверждение того, что зло — зло; кнут, штык, пушка, тюрьма, всякое орудие насилия, если и не есть само по себе зло, то без опасности ошибки может быть названо злом; деньги тоже орудие насилия и потому — зло или назовите, как хотите, но только такая вещь, которой я пользоваться не желаю, и точно так же не желаю участвовать в пользовании и распределении их. Не желаю же пользоваться и участвовать в пользовании ими потому, что они орудие насилия. Приобретать деньги значит приобретать орудия насилия, распределять деньги, употреблять их, направлять их значит распоряжаться насилием. При крепостном праве помещик посылал своих рабов работать тому, кому он хотел благодетельствовать; теперь мы делаем то же самое, давая деньги или выпрашивая их в одном месте и давая другому. Дать человеку 20 рублей в месяц значит прислать рабов работать на него каждый месяц. Распоряжаться так чужим трудом я считаю неправильным и потому избегаю денег, распоряжения ими и участия в их распределении. И этот вопрос я решил таким образом давно и давно уже повел и жизнь и свои рассуждения в этом направлении. Подтверждением в моем таком взгляде на деньги служит мне еще и то, что в продолжение моей 63-летней жизни я бесчисленное число раз делал и терпел зло от денег и ни разу не делал, не терпел зла от недостатка их. Кроме того, всякий раз, когда мне бывало нужно денег, когда я поддавался этому соблазну и мне отказывали в деньгах и еще напоминали, что деньги никогда не нужны на добро, то я всегда был благодарен за это и потому заключаю по правилу: «делай другому то, что желаешь, чтобы тебе делали», что если я не буду в состоянии никому давать деньги, то я никому этим не сделаю зла. И решив дело так, я сообразно с этим повел свою жизнь. Если бы я считал, что деньгами можно сделать добро, то я не только не отказался бы от распоряжения собственностью и приобретением ее, но старался, как Иоанн Кронштадтский или как Бутс, увеличивать свои средства, чтобы сделать ими добро. Но так как я пришел к обратному заключению, то я так и распорядился своею жизнью: я не только не имею возможности располагать деньгами, считающимися моими, но не могу даже и у других выпрашивать денег. Самый близкий человек мне — жена, если я спрошу у нее денег, всегда скажет, и совершенно справедливо: «Как же ты говоришь, что денег не нужно? Зачем же ты свалил на меня всю заботу приобретения и удержания денег, говоря, что они не нужны, а теперь просишь их». То же скажут и говорят все другие, к кому обратишься за деньгами. Кроме того, в деньгах нуждаются все мирские люди, и как вы знаете, чем ниже в нравственном отношении, тем больше, и потому всякие деньги окружают толпы таких людей и никогда нет ни у кого многих1

Нет, дорогой А[натолий] С[тепанович], я думаю, что вы недостаточно вдумались в этот вопрос. Тут нет никакого сектантства, а только ясность в вопросе очень запутанном. Если мне удалось с большим трудом и страданиями выпутаться из этой запутанности, то это произошло вследствие особенных условий моего положения, в которых я волей-неволей должен был разобраться. Деньги есть средство насилия, как кнут, цепи и т. п., и потому если можно и кнут употребить на повод и цепи и деньги на какое-нибудь безвредное дело, то это не доказывает, чтобы и кнут, и цепи, и деньги были хорошее или даже безразличное дело. И я думаю, что если я буду стараться не иметь у себя в руках кнутов, цепей, пистолетов, денег, то тут ничего не будет дурного; а напротив, если скажу себе, что могут быть случаи, когда пригодятся и кнут, и пистолет, и деньги, и что не нужно брезгать этим, то может быть очень нехорошо. Всё, что вы говорите о том, что человеку, желающему иметь что-либо безразличное, страдающему от лишения чего-либо безразличного, не должно отказывать, несмотря на то, что я знаю, что то, чего он желает, не нужно ему, а, напротив, должно стараться дать ему радость, избавить его от его горести — совершенно справедливо: но только не относительно [не] безразличного предмета, как деньги. Человек желает иметь 10, 30, 300 р. в месяц, чтобы что-то сделать. Желание его не безразлично: он, сам не зная того, желает иметь рабов, которые служили бы ему. Я не думаю, чтобы было хорошо содействовать ему в этом. Так стоит дело теоретически. Практически же я не могу содействовать этому.

Пожалуйста, дорогой А[натолий] С[тепанович], вдумайтесь во всё это. Я всё это пишу не для спора, не для отстаивания своего мнения (очень может быть, что я резко, даже наверно в дурную минуту нелюбовно написал вам, и вы простите меня за то), а для того, что это всё доведено во мне и рассуждением, и опытом жизни, и, смело скажу, болью жизни до последней степени ясности. Деньги ни на что, кроме как на дурное, не бывают нужны; если же случится, что за деньги купишь и иначе не можешь приобрести хлеб, который отдашь голодному, то может случиться и то, что кнутом свяжешь сломавшуюся телегу и доедешь, но от этого нельзя говорить, что деньги могут быть полезны и человек в здоровом уме и в спокойном состоянии не может желать приобрести их для себя или для кого-либо другого. Деньги есть прямо отрицание положения Христа о том, чтобы не заботиться о завтрашнем дне, о том, что есть и во что одеться. Насколько пользуешься деньгами, настолько считаешь себя виноватым и стремишься всё меньше и меньше пользоваться или нуждаться в них. Как же при таком взгляде я стану для других добывать деньги?

Жалко, что не пишете, как живете вы и ваш брат с женой и детьми и Рощин. Передайте им мой привет. Всё хочется прийти к вам, да не знаю, удастся ли. От Аркадия Алехина получил письмо из-под Одессы. Он живет работником у штундиста. Живет очень напряженной жизнью. У Митрофана и Дудченко идут гонения. Племянника Дудченко выслали с этапом и также Симонсон, жену Дудченко, выслали с этапом в Полтаву. Вчера же получил от Джунковского письмо с статьей Хилкова,2 так что вы не трудитесь переписывать ее.

Любящий вас.

давлением страсти употребляет орудие насилия, а второй из баловства.

Главный грех распоряжения деньгами не в том, как это кажется сначала, что я их употребляю для своей похоти или тщеславия, — тут грех похоти и тщеславия сам по себе, а грех в произвольном по своей фантазии распоряжении чужим трудом. Ведь я знаю, что каждый рубль есть средство заставить людей делать то, чего они не хотят, и потому не могу обращаться с рублем иначе, как в крайней необходимости и с страшной осторожностью, так же, как бы я обращался с электрическими проводниками, зная, что от прикосновения, перемещения их могут произойти взрывы.

Примечания

«4 июня» в Списке И. И. Горбунова-Посадова.

«Крапивна, 1 июня 1891», написанное в ответ на не дошедшее до нас письмо к нему Толстого о деньгах, — повидимому, от второй половины мая 1891 г. В этом не дошедшем до нас письме Толстой отвечал на просьбу Буткевича в его письме с почтовым штемпелем «Крапивна, 13 мая 1891» помочь ученице акушерской школы Мацкиной, которую Толстой немного знал. Буткевич просил Толстого письменно обратиться к «кому-нибудь» из его знакомых, могущих ежемесячно давать Мацкиной 10—30 рублей в продолжение одного года. В письме с почтовым штемпелем «Крапивна, 1 июня 1891» Буткевич, возражая Толстому на не известное нам письмо, писал, что он несогласен с его взглядом на деньги, и «положение»: «деньги — зло» он не считает «нравственным принципом».

1

2 См. об этом в письме к Д. А. Хилкову № 324.

Раздел сайта: