Толстой Л. Н. - Бирюкову П. И., 21 февраля 1891 г.

241. П. И. Бирюкову.

1891 г. Февраля 21. Я. П.

Только что стал скучать, что давно нет от вас писем, милый друг Поша, как пришло вчера ваше письмо. Мы получили его на Козловке, куда проводили все: и С[офья] А[ндреевна], и Маша стариков Ге, т. е. Н[иколая] Н[иколаевича] и Ан[ну] Петро[вну]. Они проездом в Петерб[ург] заехали к нам с картиной. Картина представляет Иуду: лунная ночь (куинджевская), 1 Иуда стоит на первом плане и смотрит вперед на кучку людей, уж далеко с факелами уводящих Хр[иста]. Хорошо, задушевно, но не так сильно и важно, как «Ч[то] е[сть] истина?».

За это время был у нас Колечка и оставил самое радостное впечатление. С Хилк[овым] тоже переписывались. То, что вы пишете о форме, справедливо, за исключением слова «не могу не заботиться о форме и радоваться...»2 Радоваться — да, но не заботиться. Да это вы сами знаете. А не радоваться нельзя. Это всё равно, что если из окон вагона видишь, что картина не переменяется, знаешь, что не едешь, и плохо. Хорошо ваша жизнь сложилась, как кажется, но как это сделалось? Откуда взялись старик с женой и своячницей?3 Напишите поподробнее. И как общаетесь с домом? И в чем была и есть борьба? Если можно, напишите: нам это хочется знать. — Больше же всего меня интересует то, что у вас слагается в душе. Разумеется, не говорите, если еще нельзя выразить коротко и просто. Только бы давало спокойствие, твердость. А что свое должно быть — непременно; прекрасно у квакеров то, что молитва всякий раз и для каждого человека должна быть новая, своя — только это молитва, только это укрепляет.

У нас теперь И. И. Горбунов. Он вчера приехал; едет к Ч[ертковым]. Он всё такой же любовный и умный. А я вас осудил за Клобского. Он после вас б[ыл] у нас. И поразил нас своей переменой. Я почувствовал в нем близкого человека, и было очень радостно.

Письмо ваше, как мы получили на Козловке, прочла М[аша], а потом стал читать я. И подошла С[офья] А[ндреевна], и я стал читать ей вслух. Когда я прочел конец письма, где вы говорите о получении ее письма и о том, что хотели мне прислать, она этим огорчилась. Теперь же, когда я пошел писать письма, она сказала мне, чтобы на вопрос ваш, как относится к вам С[офья] А[ндреевна], я отвечал, что она относится всё по-старому и никогда не изменится. — М[аша] очень б[ыла] занята больными4 и собравшейся все-таки к ней (хотя на деревне есть школа) школой; но вчера школу ее прекратили, а больных все-таки много. Кроме того, мне переписывает, хотя я мало ей даю работы. Медленно идет моя работа. Ч[ертков] прислал мне черновые об искусст[ве], и я начал опять о науке и искус[стве]5 и оторвался от своей статьи о непрот[ивлении] злу, и опять остановился, и опять вернул[ся] к ст[атье] о непр[о]т[ивлении] злу. Весь поглощен этим. Много думаю, но подвигаюсь медленно. Ну, пока прощайте. Целую вас. Передайте мой поклон вашим сожителям в избе и в доме.

Л. Т.

Примечания

Печатается по машинописной копии. Впервые две фразы из этого письма о картине Н. Н. Ге напечатаны в Б, III, стр. 187. Датируется на основании упоминания об этом письме под датой «21 февраля» в Списке И. И. Горбунова-Посадова.

«к ним» относится теперь Софья Андреевна.

1 Архип Иванович Куинджи (1842—1910), русский художник-пейзажист.

2 Бирюков писал, что «внешняя форма» жизни человека есть «следствие внутреннего содержания» этой жизни.

3 П. И. Бирюков взял к себе на иждивение больного старика-сапожника и его полуслепую жену и свояченицу, живших в двух верстах от хутора Бирюкова. Они прожили у Бирюкова около двух лет.

4

5

Раздел сайта: