140. М. А. Энгельгардту.
1882 г. Декабря 20? — 1883 г. Января 20? Москва.
Дорогой мой М[ихаилъ] А[лександровичъ]. Пишу вамъ «дорогой» не потому, что такъ пишутъ, а потому что со времени полученiя вашего перваго, а особенно второго письма чувствую, что вы мне очень близки, и я васъ очень люблю. Въ чувстве, которое я испытываю къ вамъ есть много эгоистичнаго. Вы верно не думаете этого, но вы не можете и представить себе до какой степени я одинокъ, до какой степени то, чтò есть настоящiй «я» презираемо всеми окружающими меня. Знаю, что претерпевый до конца спасенъ будетъ; знаю, что только въ пустякахъ дано человеку право пользоваться плодами своего труда, или хоть видеть этотъ плодъ, а что о деле Божьей истины, которая вечна, не можетъ быть дано человеку видеть плодъ своего дела, особенно же въ короткiй перiодъ своей коротенькой жизни, знаю все и все-таки часто унываю, и потому встреча съ вами и надежда, почти уверенность найти въ васъ человека, искренно идущаго со мной по одной дороге и къ одной и той же цели, для меня очень радостна.
Ну, теперь буду отвечать по порядку. Письма ваши къ Аксакову1 ò онъ говоритъ, давно мне знакомо. Все это повторяется въ жизни, въ литературе, въ беседахъ: все одно и одно. И именно вотъ что: вы говорите: я вижу, что это истина, а это ложь, вотъ потому-то и потому-то, и что это добро, а это зло, потому-то и потому. Аксаковъ и ему подобные видятъ, что это правда, даже прежде, чемъ вы сказали имъ, они знаютъ правду. Но они живутъ во лжи, и имъ для того, чтобы человекъ, какъ и всякiй другой съ сердцемъ, любящимъ добро и ненавидящимъ зло, и разумомъ, имеющимъ одну цель отличать ложь отъ истины, для того, чтобы человекъ могъ жить во лжи и зле и служить имъ, онъ долженъ былъ уже прежде закрыть глаза на истину и продолжать делать любимое имъ зло. А ширмы эти одне и те же у всехъ: историческое воззренiе, объективный взглядъ, забота о другихъ и устраненiе вопроса о своемъ отношенiи къ добру и истине. Это делаетъ Аксаковъ, это делаетъ Соловьевъ,2 это делаютъ все богословы, это делаютъ все государственные люди, политико-экономы, это делаютъ все, кто живетъ противно истине и добру и которымъ нужно оправдаться передъ самимъ собой.
(Ев. Іоанна III, 19—21). Нельзя сказать этого яснее, чемъ тамъ сказано. Изъ этого я делаю тотъ выводъ, что, по отношенiю къ этимъ людямъ, не надо метать бисеръ, а надо выработать въ себе известное отношенiе къ нимъ, при которомъ не тратились бы напрасно силы. Разсужденiе же съ ними не только праздное дело, но вредное для нашей цели. Они раздражать васъ вызовомъ на что-нибудь лишнее, неточное и, забывая все главное изъ того, чтò вы сказали, привяжутся къ одному этому. Отношенiе къ нимъ, которое я стараюсь выработать въ себе и советую другимъ, такое же, какое мое отношенiе къ развращенному, пьяному ухарю, который хочетъ втянуть въ свой развратъ моего 16-ти летняго сына. Я жалею этого развратника, но не буду исправлять его, потому что знаю, что это невозможно. Онъ отпетый — и только меня передъ сыномъ подниметъ на смехъ. Не буду тоже удалять моего сына насильно отъ него, потому что сыну моему неизбежно не нынче, такъ завтра встретиться съ нимъ и съ его подобными; я даже не буду стараться передъ сыномъ разоблачить его гадость. Надо, чтобы сынъ самъ открылъ ее. А я буду стараться наполнить душу своего сына такимъ содержанiемъ, чтобы соблазны молодца не захватывали его, а то потратишь силы, которыхъ и такъ мало, на метанiе бисера, да еще затопчутъ и растерзаютъ — не меня и васъ, и NN, а затушатъ маленькiй брежущiй светъ среди тьмы.
И вотъ этимъ отступленiемъ я прямо нечаянно подошелъ ко второму и главному пункту вашего письма. Но какъ же раскрывать глаза людямъ, спасать ихъ отъ соблазновъ распутниковъ, когда насилiе мешаетъ этому? Какъ добиться осуществленiя евангельского ученiя? Не долженъ ли я заступиться за людей, Освобождать и заступаться за людей силой — не должно, потому что этого нельзя и потому что пытаться делать добро насилiемъ, т. е. зломъ — глупо. Душа моя, пожалуйста, ради Бога истины, которой выслужите, не торопитесь, не горячитесь, не придумывайте доказательствъ справедливости вашего мненiя прежде, чемъ не вдумаетесь не въ то, чтò я напишу вамъ, а въ Евангелiе, и не въ Евангелiе, какъ слово Христа или Бога и т. п., а въ Евангелiе, какъ самое ясное, простое, всемъ понятное и практическое ученiе о томъ, какъ надо жить каждому изъ насъ и всемъ людямъ.
Если на моихъ глазахъ мать засекаетъ своего ребенка, — чтò мне делать? Поймите, что вопросъ въ томъ, чтò мне следуетъ делать, т. е. чтò хорошо и разумно, а не въ томъ, какое будетъ мое первое побужденiе при этомъ. Первое побужденiе при личномъ оскорбленiи — это отомстить; но вопросъ въ томъ — разумно ли это. И точно такой же вопросъ о томъ, разумно ли употребить насилiе противъ этой матери, которая сечетъ ребенка. Если мать сечетъ своего ребенка, то чтò мне больно и чтò я считаю зломъ? То, что ребенку больно, или то, что мать, вместо радости любви испытываетъ муки злобы? И я думаю, что зло въ томъ и другомъ. Одинъ человекъ не можетъ делать ничего злаго. Зло есть разобщенiе людей. И потому, если я хочу действовать, то могу только съ целью уничтожить разобщенiе и возстановить общенiе между матерью и ребенкомъ. Какъ же мне поступить? Насиловать мать? Я не уничтожу ея разобщенiя (греха) съ ребенкомъ, а только внесу новый грехъ, разобщенiе со мной. Что же можно? Одно — подставить себя вместо ребенка — это не будетъ неразумно. То, чтò пишетъ Достоевскiй,3 и чтò мне очень противно, мне говорили схимники и митрополиты, именно, что воевать можно, что это защита — душу положить за братьевъ — я всегда отвечалъ: защищать грудью, подставляя себя, — да, но стрелять въ людей изъ ружей — это не защищать, а убивать. Вникните въ ученiе Евангелiя и вы увидите, что коротенькая 3-я заповедь (Матф. 5, 38, 39) не противиться злу, т. е. зломъ не отвечать на зло — есть не скажу главное, но есть смыкающее звено всего ученiя, и то самое, которое старательно обходили и обходятъ все ученiя лжехристiанскiя, и то самое положенiе, непризнанiе котораго послужило основой всему тому, чтò вы такъ справедливо ненавидите. Не говорю о Никейскомъ соборе,4 наделавшемъ столько зла и основанномъ на этомъ самомъ непониманiи ученiя Христа, т. е. на насилiи во имя добра и Христа; въ Апостольскiя времена уже у Павла5
Какъ часто бывало мне смешно въ беседахъ моихъ съ попами и революционерами, смотрящими на евангельское ученiе, какъ на орудiе достиженiя цели внешней — и те, и другiе люди крайнихъ полюсовъ съ одинаковою яростью отрицали это основное положенiе ученiя Христа. Первымъ нельзя не гнать, душить разноверовъ, не благословлять побоища, казни; вторымъ нельзя насилiемъ не разрушать существующей безобразный безпорядокъ, называемый порядкомъ. Очевидно, попы и власти не могутъ себе представить даже жизни людской безъ насилiя. Точно также и революцiонеры. По плодамъ узнаете дерево; не можетъ дерево доброе приносить плоды насилiя. Ученiе Христа не можетъ служить ни тому, чтобы душить, ни тому, чтобы сковыривать. И потому и те, и другiе, извращая ученiе, сами лишаютъ себя той единственной силы, которую даетъ вера въ истину во всю, а не въ частичку ея. Поднявшiе мечъ — мечемъ погибнутъ; это не предсказанiе, а утвержденiе всемъ известнаго факта...
(Матф. VI. 22, 23, 24 — въ особенности 23.) Если светъ твой тьма, если то, что ты считаешь добромъ — зло, то каково же будетъ зло твоей жизни и делъ. Нельзя служить немножко Богу, немножко дьяволу. И Евангелiе не такая глупая книга, какъ намъ ее расписали попы. И всякое положенiе сказано тамъ не на ветеръ, а такъ, что оно органически связано со всемъ ученiемъ, — такъ и заповедь о непротивленiи злу проходить черезъ все Евангелiе и безъ нея ученiе Евангелiя для меня по крайней мере все распадается. Мало того, что оно выражено много разъ такъ ясно и прямо, что нельзя его скрасть, мало того, что все описанiе жизни и делъ Христа есть приложенiе этой заповеди; мало того, что у Іоанна6 выставленъ Каiафа,7 непонимающимъ этой истины и, вследствiи непониманiя ея, во имя блага народа, губящiй жизнь Христа, тамъ указано прямо на то, что противленiе злу есть самый страшный и опасный соблазнъ, которому подпадаютъ не только ученики Христа, а чуть было не подпалъ и онъ самъ. Но мало того, мне теперь кажется, что если бы и не было Христа и его ученiя, я бы самъ открылъ эту истину, — такъ она мне теперь кажется проста и ясна и я уверенъ — такою же покажется и вамъ. Мне такъ ясно теперь, что допусти я для себя малейшее насилiе во имя исправленiя огромнейшаго зла, другой на основанiи того же допуститъ и для себя маленькое насилiе и 3-iй, и 4-й и миллiоны маленькихъ насилiй сложатся въ то ужасное зло, которое царствуетъ теперь и давитъ насъ.
сильныя доказательства и для противнаго вамъ мненiя, и надеюсь, еще более согласитесь со мной, когда прочтете краткое изложенiе8 и переводъ четвероевангелiя,9 которое посылаю вамъ. Сколько я догадываюсь, вы теперь вотъ въ какомъ положенiи: разумъ вашъ говоритъ вамъ, что я правь, но сердце ваше возмущается противъ такого положенiя о непротивленiи злу. Вы говорите себе: что-нибудь тутъ не такъ, какая-нибудь тутъ есть ошибка разсужденiя, я найду её и докажу, потому что не можетъ быть, чтобы ученiе Христа, ученiе любви къ брату — вело къ тому, чтобы сидеть сложа руки, глядя на зло, совершающееся въ мiре. Хорошо, говорите вы, ему, отжившему старику разводить лясы и уверять всехъ, что надо терпеть зло. Ему хорошо, онъ сытъ, доволенъ, все у него есть и осталось доживать немного. Весь жаръ жизни уже выжитъ имъ, но я безъ разсужденiй чувствую, что во мне заложена любовь къ добру и правде и ненависть къ злу и лжи не даромъ; я не могу не выражать ее и не жить во имя ея, а каждый шагъ моей жизни есть борьба со зломъ. И я долженъ бороться и буду бороться съ нимъ теми средствами, которыя мне уяснились уже и которыя еще уяснятся и представятся. Нужна проповедь въ народе, сближенiе съ сектантами, воздействiе на правительство и т. п.
Чувство, подсказывающее это, — хорошее чувство, и за него то я люблю васъ, но это самое чувство побудило Петра10 запастись ножомъ и отрубить ухо рабу. Представьте себе, что бы было, если бы Іисусъ не удержалъ ихъ; сделалась бы свалка, Іисусовы бы победили, и потомъ завоевали бы Іерусалимъ 11 мою мысль, скажу вамъ, въ чемъ я полагаю значенiе Христа, значенiе не туманно-метафизическое, a значенiе ясное, жизненное.
Все говорятъ, что значенiе христiанства въ томъ, чтобы любить Бога и ближняго, какъ самого себя. Но что такое Богъ? Что такое любить? Что такое любить что-то непонятное — Бога? Что такое ближнiй? Что такое самъ я? Слова эти имеютъ для меня значенiе такое: любить Бога — значить любить истину; любить ближняго, какъ самаго себя — значить признавать единство своей сущности души и жизни со всякой другой человеческой жизнью, съ вечной истиной— Богомъ. Такъ это для меня. Но мне ясно, что эти ничего не определяющiе слова могутъ быть понимаемы иначе, и что большинство не можетъ даже ихъ понимать такъ, какъ я. Главное же то, что слова эти ни для меня и ни для кого ни къ чему не обязываютъ и ничего не определяютъ. Какъ это люби какого-то Бога, котораго каждый понимаетъ по-своему, a другiе и вовсе не признаютъ, и люби ближняго, какъ самого себя, тогда какъ въ меня вложена, ни на мгновенiе не покидающая меня, любовь къ себе, и очень часто столь же постоянная ненависть къ другимъ? Это такъ неясно и неисполнимо, что остается пустою фразою. Мое мненiе то, что это положенiе метафизическое, очень важное, какъ таковое, но когда это же положенiе понимается, какъ правило жизненное, какъ законъ, то оно просто глупо. А къ сожаленiю его очень часто такъ понимаютъ.
Все это я говорю къ тому, чтобы выяснить то, что значенiе христiанства, какъ и всякой веры, не въ метафизическихъ принципахъ (метафизическiе принципы во всемъ человечестве, Будда,12 Конфуцiй,13 Сократъ14 въ выясненiи возможности приложенiя ихъ и въ определенiи техъ правилъ, которыми оно достигается.
Еще во второзаконiи15 сказано: люби Бога и ближняго, какъ самого себя; но приложенiя этого принципа по второзаконiю состояли въ обрезанiи, субботе и уголовномъ законе. Значенiе христiанства состоять въ указанiи возможности и счастiя исполненiя закона любви. Христосъ въ нагорной проповеди16 очень ясно определилъ, какъ надо и можно, для счастiя своего и всехъ людей, исполнять этотъ законъ. Въ нагорной проповеди, которой если бы не было, не было бы ученiя Христа, въ чемъ все соглашаются, въ которой Христосъ обращается не къ мудрецамъ, а къ безграмотнымъ, къ сиволапымъ, въ проповеди, которая обставлена вступленiемъ, что кто не исполнитъ единой отъ малыхъ (Мф. 5. 17—20) и заключенiемъ, что не говорить надо, а исполнять (Мф. 7. 21—27), въ этой проповеди все сказано, и дано 5 заповедей о томъ, какъ исполнять ученiе. Въ нагорной проповеди изложены самыя простыя, легкiя, понятныя правила приложенiя любви къ Богу и ближнему, къ жизни, безъ признанiя и исполненiя которыхъ нельзя говорить о Христiанстве. И какъ не странно сказать это после 1800 летъ, мне привелось открывать эти правила, какъ что-то новое. И только, когда я понялъ эти правила, только тогда я понялъ значенiе ученiя Христа. Правила эти такъ удивительно захватываюсь всю жизнь каждаго человека и всего человечества, что только представь себе человекъ исполненiе этихъ правилъ на земле, и на земле Царство правды. И потомъ разбери все эти правила отдельно, прилагая ихъ къ себе и увидишь, что этотъ невообразимо блаженный и огромный результатъ получается отъ исполненiя самыхъ простыхъ, естественныхъ, не только легкихъ, но прiятныхъ для исполненiя правилъ. Подумаешь, нужно ли что нибудь прибавить къ этимъ правиламъ для того, чтобы осуществилось царство правды? Ничего не нужно. Подумаешь, можно ли отрицать одно изъ правилъ, чтобы не нарушилось царство правды? Нельзя. Если бы я ничего не зналъ изъ ученiя Христа, кроме 5 правилъ, я и тогда бы былъ такимъ же христiаниномъ, какъ теперь:
1) Не сердись; 2) Не блядуй; 3) Не клянись; 4) Не судись и 5) Не воюй. Воть въ чемъ для меня сущность ученiя Христа.
представляемой ими себе вечной жизни, устранялись отъ мiра, заботясь только о томъ, чтò имъ самимъ для себя делать, — какъ усовершенствоваться въ одиночку, что было бы смешно, если бы не было жалко. И страшныя силы потрачены этими людьми, и ихъ много было, на невозможное и глупое — делать добро для себя въ одиночку, безъ людей. Другiе, напротивъ, не веря въ будущую жизнь, жили, лучшiе изъ нихъ, только для другихъ, но не знали и не хотели знать, что нужно имъ для себя, и во имя чего они хотятъ добра другимъ и какого добра. Мне кажется, что одно невозможно безъ другого; человекъ не можетъ делать себе, своей душе добро, не действуя для другихъ и съ другими, какъ это делали аскеты религiозные и лучшiе изъ нихъ, и не можетъ делать добраго людямъ, не зная, что ему самому нужно, и во имя чего онъ действуетъ, какъ это делали и делаютъ общественные деятели безъ веры. Я люблю людей перваго разряда, но всеми силами души ненавижу ихъ ученiе и люблю, очень люблю людей 2 разряда и ненавижу ихъ ученiе. Въ томъ только ученiи истина, которое указываетъ деятельность — жизнь, удовлетворяющую потребностямъ души и которая вместе съ темъ есть постоянная деятельность для блага другихъ. Таково ученiе Христа. Оно одинаково далеко отъ квiетизма религiознаго, отъ заботы о своей дупге и отъ революцiоннаго задора (правительственная, поповская деятельность есть революцiонная), желающаго благодетельствовать другихъ, не зная вместе съ темъ, въ чемъ состоитъ истинное, несомненное благо. Христiанская жизнь такова, что нельзя сделать добра людямъ иначе, какъ сделавъ добро самому себе, своей разумной душе, и не сделать добро себе иначе, какъ делая добро братьямъ. Христiанская жизнь одинаково далека отъ квiетизма и отъ задора. Люди молодые и вашего строя мысли, склонны смешивать христiанское ученiе истинное съ квiетизмомъ суеверовъ. И имъ кажется, что отказаться отъ сопротивленiя злу насилiемъ очень удобно и легко, и что отъ этого дело христiанское ослабеваетъ и лишается силъ. Это не верно. Вы поймите, что христiанинъ отрекается отъ насилiя не потому, что онъ не любитъ того же, чтò вы желаете, не потому, что онъ ясно видитъ, что насилiе — первое, что напрашивается человеку при виде зла, но онъ видитъ, что насилiе отдалитъ его отъ цели, а не приблизитъ къ ней, что оно не разумно, какъ неразумно человеку, желающему добраться до воды родника, палкой пробивать ту землю, которая отделяетъ его отъ ключа. И человеку, отвергающему насилiе не легче, — напротивъ; какъ не легче ваять заступъ и копать, чемъ колотить коломъ землю. Ему легче только темъ, что онъ твердо знаетъ, что не противясь злу насилiемъ, a разсеевая его добромъ и истиной, онъ делаетъ, что можетъ, исполняетъ волю Отца, по выраженiю Христа. Нельзя огнемъ тушить огонь, водой тушить воду, зломъ уничтожать зло. Ужъ это делали, делали съ техъ поръ, какъ светъ стоить, и вотъ доделали до того положенiя, въ которомъ мы живемъ. Пора бы бросить старый прiемъ и взяться за новый, темъ более, что онъ и разумнее. Если есть движенiе впередъ, то только благодаря темъ, которые добромъ платили за зло. Что если бы одна миллiонная техъ усилiй, которыя употребляются людьми на то, чтобы насилiемъ побороть зло, употреблялась на то, чтобы переносить зло, не участвуя въ немъ, и светить темъ светомъ, который данъ каждому. Хоть просто съ опытной точки зренiя — темъ ничего не добились, — отчего же не попытать другого, темъ более, что это такъ ясно, очевидно и радостно. Хоть частный примеръ: вспомнимъ Россiю за последнiя 20 летъ. Сколько истиннаго желанiя добра, готовности къ жертвамъ, сколько потрачено нашей интеллигенцiей молодой на то, чтобы установить правду, чтобы сделать добро людямъ! И что же сделано? Ничего! Хуже, чемъ ничего. Погубили страшныя душевныя силы. Колья переломали и землю убили хуже, чемъ прежде, что и заступъ не беретъ. — Вместо техъ страшныхъ жертвъ, которыя принесены молодежью, вместо выстреловъ, взрывовъ, типографiй, что если бы эти люди верили въ ученiе Христа, т. е. считали бы, что христiанская жизнь есть одна разумная жизнь, что если бы вместо этого страшнаго напряженiя силъ, одинъ, два, десятки, сотни людей просто бы на призывъ ихъ въ военную службу, сказали бы: мы не можемъ служить убiйцами, потому что мы веримъ въ ученiе Христа, то, которое вы исповедуете. Это запрещено его заповедью. То же бы они сказали по отношенiю присяги. То же бы сказали по отношенiю судовъ, то же сказали бы и исполняли по отношенiю къ насилiю, утверждающему собственность; что бы было изъ этого я не знаю, но знаю, что это подвинуло бы дело, и что это одинъ путь деятельности плодотворной,— не делать того, что противно ученiю Христа и прямо, и открыто утверждать его — и не для достиженiя только внешнихъ целей, а для своего внутренняго удовлетвореиiя, которое состоитъ въ томъ, чтобы не делать зла другимъ, пока еще я не въ силахъ делать добро имъ.
сказано въ Евангелiи: Мф. 5. 13—16. — Предвижу еще возраженiе. Вы скажете: неясно, какъ исполнять эти правила и къ чему они приведутъ насъ. Какъ по этимъ правиламъ относиться къ собственности, къ власти, къ международнымъ отношенiямъ?
Не думайте, чтобы у Христа было бы что-нибудь неясное. Все ясно, какъ день. Отношенiе къ власти выражено въ разсказе о динарiи.17 Деньги — собственность есть дело не христiанское. Оно идетъ отъ властей, власти и отдавай. Но душа твоя свободная отъ Бога истины и потому твои дела, твою разумную свободу никому не отдавай. кроме Бога. Убить тебя могутъ, но заставить убивать и сделать нехристiанское дело не могутъ. Къ собственности: собственности нетъ по Евангелiю и горе темъ, у кого она есть, т. е. имъ плохо и потому въ какомъ положенiи не находился бы христiанинъ, онъ по отношенiю къ собственности ничего другого не можетъ делать, какъ то, чтобы не участвовать въ насилiи, совершаемомъ во имя собственности, и того, чтобы разъяснить другимъ, что собственность есть мифъ, что собственности нетъ, а есть известное привычное насилiе по отношенiю къ пользованiю вещами, которыя люди называютъ собственностью и которое дурно.
У человека, который будетъ отдавать кафтанъ, когда хотятъ снять рубаху, не можетъ быть речи о собственности. Вопроса о международныхъ отношенiяхъ тоже не можетъ быть. Все люди братья — одинакiе. И если пришли Зулу,18 — внушить покоряясь ему по силе. Темъ более, что мне нетъ разсчета съ Зулу бороться. Или онъ одолеетъ меня и еще больше детей моихъ изжаритъ, или я одолею и дети мои завтра заболеютъ въ мученiяхъ худшихъ и умрутъ отъ болезни. Разсчета нетъ, потому что покоряясь я наверно делаю лучше, а сопротивляясь я сомнительно делаю лучшее.
Такъ вотъ мой ответъ: наилучшее, что мы можемъ сделать — это исполнять самимъ все ученiе Христа. А чтобы исполнять, его мы должны быть уверены, что оно есть истина для всего человечества и для каждаго изъ насъ. Имеете ли вы эту веру?
Статью вашу,19 я думаю, лучше напечатать, хотя и съ сокращенiями. Еще два возраженiя или вопроса, которые, я воображаю, вы должны мне сделать. Первое это то, что если покоряться такъ, какъ я говорю, и Зулу, и городовому и отдавать злому человеку все, что онъ захочетъ отнять у меня, если не участвовать въ государственныхъ учрежденiяхъ судовъ, учебныхъ заведенiй, университетовъ, не признавать свою собственность, то падешь на низшую ступень общественной лестницы, тебя затрутъ, затопчутъ, ты будешь бродяга-нищiй и светъ, который есть въ тебе, пропадетъ даромъ, никто и не увидитъ его и потому не лучше ли поддерживать себя на известной степени независимости отъ нужды и возможности образованiя и общенiя съ наибольшимъ кругомъ людей — печать. Действительно такъ кажется, но это только кажется. И кажется такъ потому, что намъ дороги наши удобства жизни, наше образованiе и все те радости мнимыя, которыя оно доставляетъ намъ, и мы кривимъ душой, — говоря это. Это несправедливо потому, что на какой бы низкой степени человекъ не стоялъ, онъ всегда будетъ съ людьми и потому въ состоянiи делать добро имъ. А лучше ли профессора университета — важнее ли жителей ночлежнаго дома для христiанскаго дела, — это вопросъ, котораго никто решить не можетъ. Въ пользу нищихъ говорить мое собственное чувство и примеръ Іисуса. Только нищiе могутъ благовествовать, т. е. учить разумной жизни. Я могу разсуждать прекрасно и быть искреннимъ, но никто никогда не поверитъ мне, пока видитъ, что я живу въ палатахъ и проживаю съ семьею въ день стоимость годовой пищи бедной семьи. А что касается нашего мнимаго образованiя, то пора бы перестать говорить о немъ, какъ о благе. Испортить человека оно испортитъ совсемъ изъ 100 — 99, но прибавить что-нибудь человеку ужъ никакъ не можетъ. Вы верно знаете про Сютаева.20 — а его влiянiе на людей, на нашу интеллигенцию больше и значительнее, чемъ всехъ русскихъ ученыхъ и писателей со всеми Пушкиными,21 22 вместе взятыми, начиная отъ Третьяковскаго23 и до нашего времени. Такъ потерять ничего не потеряешь. И если кто оставитъ домъ, отца и мать, и братьевъ, и жену, и детей, то найдетъ въ 100 разъ больше здесь въ мiре этомъ и домовъ, и отцовъ и еще жизнь вечную. Многiе первые будутъ последними: Мф. X. 29.
и всегда победоносно зажимаютъ мне ротъ. — Вы проповедуете, а какъ вы живете? И я отвечаю, что я не проповедую, и не могу проповедывать, хотя страстно желаю этого. Проповедывать я могу деломъ, a дела мои скверны. То же, что я говорю, не есть проповедь, а есть только опроверженiе ложнаго пониманiя христiанскаго ученiя и разъясненiе настоящаго его значенiя. Значенiе его не въ томъ, чтобы во имя его насилiемъ перестраивать общество; значенiе его въ томъ, чтобы найти смыслъ жизни въ этомъ мiре. Исполненiе пяти заповедей даетъ этотъ смыслъ. Если вы хотите быть христiаниномъ, то надо исполнять эти заповеди, а не хотите ихъ исполнять, то не толкуйте о христiанстве, вне исполненiя этихъ заповедей. Но, говорятъ мне, —если вы находите, что вне исполненiя христiанскаго ученiя нетъ разумной жизни, а вы любите эту разумную жизнь, отчего вы не исполняете заповедей? Я отвечаю, что я виноватъ, и гадокъ, и достоинъ презренiя за то, что не исполняю, но при томъ, не столько въ оправданiе, сколько въ объясненiе непоследовательности своей, говорю: посмотрите на мою жизнь прежнюю и теперешнюю и вы увидите, что я пытаюсь исполнять. Я не исполнилъ и 1/1000, — это правда и я виноватъ въ этомъ, но я не исполнилъ не потому что не хотелъ, а потому что не умелъ. Научите меня, какъ выпутаться изъ сети соблазновъ, охватившихъ меня, помогите и я исполню, но и безъ помощи я хочу и надеюсь исполнить. Обвиняйте меня, я самъ это делаю, но обвиняйте меня, а не тотъ путь, по которому я иду и который указываю темъ, кто спрашиваетъ меня, где, по моему мненiю, дорога. Если я знаю дорогу домой и иду по ней пьяный, шатаясь изъ стороны въ сторону, то неужели отъ этого не веренъ путь, по которому я иду? Если не веренъ — покажите мне другой, если я сбиваюсь и шатаюсь, — помогите мне, поддержите меня на настоящемъ пути, какъ я готовъ поддержать васъ, а не сбивайте меня, не радуйтесь тому, что я сбился, не кричите съ восторгомъ: вонъ онъ! говоритъ, что идетъ домой, а самъ лезетъ въ болото. Да, не радуйтесь же этому, а помогите мне, поддержите меня.
всеми силами, вы, при каждомъ отклоненiи, вместо того, чтобы пожалеть себя и меня, суете меня и съ восторгомъ кричите: смотрите, съ нами вместе въ болото.
Такъ вотъ мое отношенiе къ ученiю и исполненiю. Всеми силами стараюсь исполнить и въ каждомъ неисполненiи не то что только каюсь, но прошу помощи, чтобы быть въ состоянiи исполнять, и съ радостью встречаю всякаго, ищущаго путь, какъ и я, и слушаюсь его.
24 вамъ будетъ понятнее и содержанiе этого письма.
Пишите мне, я очень радъ общенiю съ вами, и съ волненiемъ буду ждать вашего ответа.
«Lettre à NN, par le comte L. Tolstoi. Письмо к NN графа Л. Н. Толстого» Gènève, М. Elpidine, Libraire-Editeur 3, Rue des Alpes, 3. — S. А. [1885—1889?] Датируется на основании писем М. А. Энгельгардта, первое из которых датировано 10 декабря 1882 г. На это письмо Толстой отвечал письмом, оставшимся редакции неизвестным. В свою очередь М. А. Энгельгардт написал Толстому второе письмо (без даты) и в ответ получил от Толстого приводимое нами выше письмо. Учитывая все эти обстоятельства, мы и относим письмо Толстого к концу декабря, но во всяком случае не позднее 20 января 1883 г., т. к. 24 января помечено ответное письмо М. А. Энгельгардта (см. «Письма М. А. Энгельгардта» — «Письма Толстого и к Толстому. Труды Публичной библиотеки СССР имени В. И. Ленина», Гиз, 1928, стр. 306—325).
Михаил Александрович Энгельгардт (р. 1861 г. — ум. 21 июля 1915 г.) — сын известного в свое время общественного деятеля и публициста Александра Николаевича Энгельгардта; воспитывался в Петербургском университете, но курса не кончил и в 1881 г. за участие в студенческих «беспорядках» был выслан на пять лет в имение своего отца Батищево, Смоленской губ. С тех пор посвятил себя почти исключительно журнальной деятельности. В 1890-х и 1900-х годах сотрудничал в «Новостях», помещая статьи по вопросам социально-экономическим и сельско-хозяйственным; состоял секретарем редакции «Хоэяина». Отдельно изданы им: «Письма о земледелии» (Спб. 1899); «Вечный мир и разоружение»; «Прогресс, как эволюция жестокости» (Спб. 1899); «Леса и климат» (Спб. 1902). Помимо этого им написаны для «Биографической библиотеки» Павленкова биографии: Дарвина, Гумбольдта, Коперника, Пастера, Лавуазье, Пржевальского и др. История его переписки с Толстым следующая. Прочитав в «Руси» (1882 г. №№ 38, 39, 40) статью В. С. Соловьева «О церкви и расколе», М. А. Энгельгардт написал свои возражения, в которых высказывался против ортодоксального христианства, и послал редактору «Руси» И. С. Аксакову для напечатания. В виду резкости этих возражений Аксаков напечатать их в своем журнале отказался и переслал их для ответа В. С. Соловьеву, уведомив об этом автора. По этому поводу завязалась переписка между И. С. Аксаковым и М. А. Энгельгардтом. Но, не будучи вполне уверенным в себе, М. А. Энгельгардт обратился письменно к Толстому (письмо от 10 декабря 1882 г. АТБ), как к человеку «хорошо изучившему Евангелие и вообще религиозные вопросы», послав ему свою статью для отзыва. Толстой отвечал ему письмом, оставшимся редакции неизвестным. Обрадовавшись такому вниманию и поддержке со стороны Толстого, М. А. Энгельгардт написал ему второе письмо, более пространное, приложив свою переписку с И. С. Аксаковым, где Энгельгардт, указывая Аксакову на несостоятельность церковного христианства с точки зрения истинного учения Христа, между прочим, пытался дать оправдание революционной борьбы, «борьбы во имя общего блага». Вот что писал Энгельгардт Толстому: «Особенно один вопрос занимает меня: отношение к власти, к насилию: должен ли христианин покоряться даже несправедливым и гнусным постановлениям; не делается ли он через это соучастником преступления? По моему делается. Перед моими глазами убивают или мучат людей, не должен ли я заступиться за них, когда они просят меня о помощи, хотя бы пришлось их освободить силой. Но как же теперь добиться осуществления евангельского учения, что делать? Проповедывать словом и делом, основывать самим общины, действовать на народ и на интеллигенцию, стараться приобретать сторонников как из народа, так и из интеллигенции. Не так ли? Стараться завести сношения с существующими в России сектами и добиваться того, чтобы разбросанные по всей России приверженцы истинного учения соединились в один союз? Должно ли при этом преследовать и политические цели, т. е. на ряду с проповедью истинного учения среди народа стараться влиять на правительство с целью добиться известных реформ. Мне кажется, — должно, для успеха самой проповеди. Многие внешние условия влияют на крестьянство развращающим образом, вызывают и развивают в нем дурные чувства. Возьмем например земельный вопрос. В настоящее время положение вещей, как известно, такое: масса крестьянства поставлена в самые тяжелые экономические условия — земли мало, податей много, и рядом огромные пространства земли пустуют. Постоянная нищета, вечная необходимость биться из-за куска хлеба не дает крестьянину времени одуматься, оглядеться, задать себе вопрос о смысле его жизни, ожесточает его: тут уж не до других — было бы самому живу. Развиваются эгоистические наклонности, а тут перед носом пустующие земли — лакомый кусок; каждому думается: удайся мне заарендовать или купить кусок земли — и вот я пан. И действительно, наиболее ловким, умным, способным личностям удается захватить себе земли и подчинить остальную массу крестьян в качестве батраков. Таким образом, люди вовсе не Колупаевского пошиба, люди, как говорится, с искрой божьей, выделяются из общины в качестве эксплуататоров, община разрушается. Крестьянин наш не превратился еще в сознательного буржуя, засевшего на принципе собственности, как на каменном фундаменте, с которого его никакими рычагами не сдвинешь; но он всё же не видит в общине единственно справедливого и разумного строя; иначе он давно перешел бы к общинной обработке земли. Он не видит ничего дурного в батраческом хозяйстве: «поломай хряпку с мое и ты станешь богат; я своим трудом добро нажил, не воровством, не грабежем».... Выделяется один, а соблазн действует на всех; всякий стремится разбогатеть индивидуалистическим путем; богачу завидуют, да и друг в друге видят конкурентов, соперников.... Предположим, что совершилось равномерное распределение земель; положение общины: нищета ведь озлобляет, ожесточает человека; раз все пользуются благосостоянием, не из-за чего и враждовать. С другой стороны наиболее выдающимся из крестьян окажется невозможным выделяться из общины в качестве контролистов: земель будет негде взять; да батраков тоже негде. Конечно, останутся ленивые и неспособные, да ведь на них не выедешь, не оснуешь буржуазного строя; масса крестьянства имеет слишком сильное стремление к самостоятельному хозяйству, чтобы пойти в батраки. И вот. придется искать новой формы хозяйства: ум народный естественно натолкнется на мысль вести дело сообща. В этом смысле лучшая часть интеллигенции могла бы — мне кажется — оказать огромную услугу сектантству; могла бы исправить ошибку, в которую постоянно впадают секты. Они не обращают внимания на условия жизни народа и думают, оставив эти условия в стороне, преобразовать самих людей; но только часть этих последних способна стать выше окружающих условий; остальные поддаются соблазну. Не должны ли итти рука об руку основание общин, проповедь истинного учения и стремления добиться известных реформ от государства? Не есть ли это наилучший путь для достижения нашей цели? Если бы несколько сот тысяч человек могли соединиться в один союз, то это была бы уже огромная сила. — Как вы думаете обо всем этом? Наша интеллигенция совершенно оставляет в стороне сектантское движение и, мне кажется, этим сама лишает себя возможности сблизиться с народом. Когда совершалось реформационное движение на западе, тамошняя интеллигенция стояла во главе его; у нас религиозное движение в народе совершается без участия в нем образованных людей. А между тем западное реформационное движение вовсе не было христианским; оно совершалось в духе индивидуализма, не даром оно опиралось главным образом на Ветхий завет. У нас же заметно движение к познанию христианства, евангельского учения, что мешает нашей интеллигенции присоединиться к этому движению. Евангелие, как учение о человеческих отношениях, не имеет себе равных, — теологические воззрения могут быть сообразны с научными познаниями нашего времени. Отвергать возможность превращения воды в вино, или хождение по морю, как по сухой земле — не значит отвергать евангельского учения о человеческих отношениях.
Я слышал, что вы написали комментарии к Евангелию. Мне совестно вас беспокоить, но вы сами поймете, как бы мне хотелось их прочесть. А между тем, я не знаю, как их достать; говорят, что они распространены в Москве в рукописях, но у меня нет знакомых, через которых я бы мог достать их. Нельзя ли будет получить через вас? Аксаков писал мне, что если я сокращу свою статью и выброшу из нее резкие выражения (вроде — рукоположения собаки), то он может напечатать ее вместе с ответом Соловьева. Как вы думаете, — стоит? Мне бы хотелось, чтобы мои мнения распространились — быть может найдутся в интеллигенции еще люди, которые поймут, что нельзя смешивать христианство с православием и что насколько лживо последнее, настолько же высоко первое». (из письма М. А. Энгельгардта, без даты — «Письма Толстого и к Толстому. Труды Публичной библиотеки СССР имени В. И. Ленина» Гиз, 1928, стр. 308—311). — На это и отвечал Толстой своим большим письмом. К истории написания этого письма Толстого приведем еще выдержку из дневника Н. Н. Гусева, характеризующую настроение Льва Николаевича и его окружающих в период его написания. Вот что записывает Н. Н. Гусев 21 марта 1908 г. в своем дневнике: «Софья Андреевна вспомнила про письмо к Энгельгардту. — «Я, — сказала она, — положила его в конверт и написала: «Письмо к Энгельгардту, которого Лев Николаевич не только никогда не знал, но и не видал», а там пусть судят, как хотят. Я ужасно оскорбилась этим письмом». — Это то самое письмо, в котором Лев Николаевич пишет о том, как он «страшно одинок и до какой степени то, что есть мое настоящее «я», презираемо всеми окружающими меня». Написано оно было в 1882 году. Слова Софьи Андреевны живо перенесли меня в это тяжелое для Льва Николаевича время» (Н. Н. Гусев, «Два года с Толстым» М. 1912, стр. 265).
О М. А. Энгельгардте см. С. А. Венгеров, «М. А. Энгельгардт» — «Речь» 1915, от 22 июля.
1 «Христос не упразднил истории, — говорил он, — Христос не сказал рабовладельцу: освободи рабов.... но сказал — вы все перед богом равны». Другими словами Христос не давал людям практических указаний на их поступки, а дал лишь ряд принципов, рассматривать которые должно в исторической перспективе. В противном же случае, по мнению И. С. Аксакова, из этого может выйти лишь то, что «всякий возомнит себя судьею и начнет творить суд и расправу», т. е. произойдет — революция.
Переписка М. А. Энгельгардта с И. С. Аксаковым напечатана в сб. «Письма Толстого и к Толстому. Труды Публичной библиотеки СССР имени В. И. Ленина», Гиз, 1928, стр. 317—325.
2 Владимир Сергеевич Соловьев.
3 М. А. Энгельгардт, указывая на целесообразность «внутренней» революционной борьбы, между прочим писал: «Замечу еще, что наш знаменитый гуманист, сторонник псевдо-христианского смирения, противник всяких революций, Достоевский тоже признает войну, восстания. Именно, по поводу войны с турками он говорит в одном из номеров «Дневника писателя», что лучше сбросить турецкое иго силой, хотя бы и при помощи кровопролитной войны, чем допускать, чтобы башибузуки сажали на кол детей, жгли, насиловали и совершали всякие неслыханные зверства над несчастными болгарами. Я не помню теперь в каком это номере сказано, но помню, что читав эти рассуждения, восхищался их здравым смыслом и удивлялся, почему это здравый смысл не встречается в других рассуждениях его, касающихся внутренних вопросов. Ибо если позволительна внешняя война за угнетенных, то тем более обязательна внутренняя» (из письма М. А. Энгельгардта к И. С. Аксакову от 21—29 ноября 1882 г. АТБ).
4 — церковный собор в Никее (Вифания) в 325 году, где вырабатывался символ церковно-христианской веры.
5 — апостол и проповедник христианства в I веке. Казнен при императоре Нероне около 65 г. Церковь приписывает ему четырнадцать «Посланий», которые являются попыткой систематического изложения христианского учения. Толстой всегда относился к его «Посланиям» отрицательно, видя в них непонимание учения Христа и иногда искажение самых основ его. Христианство, проповедуемое Павлом, Толстой называл «павлинизмом» в отличие от истинного христианства.
6 Иоанн — евангелист.
7 Каиафа — прозвище иудейского первосвященника, имя которого было Иосиф. Высокомерный саддукей, выше всего ценивший личные интересы, он выступал ярым врагом Христа, в котором видел опасного возмутителя. Он первый подал совет пожертвовать этим «галилейским учителем», чтобы не «погиб весь народ», т. е. чтобы не произошло возмущение, которое повлекло бы жестокую расправу со стороны римлян.
8 «Краткое изложение Евангелия». См. прим. 7 к письму № 61.
9 «Соединение, перевод и исследование 4-х Евангелий» — в то время по цензурным условиям еще не появлялось в печати и распространялось в рукописи.
10 — апостол, один из приближенных учеников Христа. Случай, о котором упоминает Толстой, известен в евангельском рассказе о взятии Христа в Гефсиманском саду, где Петр бросился с мечем защищать своего учителя. См. Мф. гл. XXVI, ст. 50—54.
11 Иерусалим — главный город древней Палестины.
12 — Сиддарта-Гаутама, — индийский религиозный мыслитель, основатель буддизма. Жил в конце VI в. до н. э. Толстой одно время занимался составлением его жизнеописания (см. т. 25).
13 Конфуций — китайский мудрец. См. прим. 2 к письму № 116.
14 Сократ (469—399 до н. э.) — греческий философ. Одно из основных положений его учения было направлено на опровержение господствовавшего в то время субъективизма софистов. В противовес последним Сократ настаивал на возможности твердого знания и отсюда — абсолютной истины, абсолютного добра. Добро есть тоже знание, поэтому все люди могут стать добрыми. Никто не зол по доброй воле, а лишь по неведению.
15 — пятая книга Библии, приписываемая церковью Моисею.
16 — так в Евангелии называется проповедь Христа, произнесенная им на дороге между Фавором и Капернаумом (на горе Курн-Хаттин). В ней в сжатой форме выражена сущность его учения (см. Мф. гл. V—VII, Лук. XVII—XIX).
17 «Рассказ о динарии» — см. Мф. XXII.
18 «Зулу» — негритянское племя в юго-восточной Африке, в бассейне реки Тугела.
19 «Пo поводу статей В. С. Соловьева» — рукопись статьи М. А. Энгельгардта. Копия с нее хранится в AЧ
20
21 Александр Сергеевич Пушкин (1799—1837) — поэт.
22 Виссарион Григорьевич Белинский (1811—1848) — критик.
23 Василий Кириллович Тредьяковский (1703—1769) — русский ученый и поэт.
24 «Краткого изложения Евангелия», которую Толстой послал с М. С. Громекой (см. прим. к письму № 143). О получении рукописи М. А. Энгельгардт писал Толстому в письме от 14 января 1883 г. (см. «Письма М. А. Энгельгардта» — «Письма Толстого и к Толстому. Труды Публичной библиотеки имени В. И. Ленина», Гиз, 1928, стр. 306—325).