598. Неизвестному. (Юноше).
1886? г.
Милый юноша,
— не несмотря, a вследствiе вашей молодости, такъ серьезно и такъ сердечно, что какъ ни трудно и ни неудобно мне отвечать на него короткимъ письмомъ, я попытаюсь это сделать. Вы пишете, что вамъ не нужна защита необходимости веры, что вы сознаете эту необходимость. Это прекрасно. Благодарите за это Бога. У васъ есть то, чего никто не можетъ дать, — какъ сказалъ Христосъ. «Никто не придетъ ко мне, какъ только тотъ, кого привлечетъ Отецъ». Но вы говорите, во что верить? Вы говорите: христiанство, но какое?
— Богъ — сынъ Бога, сошедшiй на землю, чтобы спасти и просветить людей и, — Христосъ человекъ, одинъ изъ техъ, въ котораго воплотилась высшая божественная мудрость, жившiй 1800 летъ назадъ и изложившiй такое ученiе, которое охватило человечество, — перерабатывало и перерабатываетъ его. Допустимъ сначала первое предположенiе, которое мною никогда вполне не допускалось и которое, я думаю, вамъ непрiятно допускать. Но допустимъ его. Христосъ великiй мудрецъ и учитель, но не мудрецъ и учитель только на словахъ, но мудрецъ и учитель въ жизни и смерти. Есть ли какая-нибудь возможность исказить ученiе такого человека? Какъ исказить, положимъ, ученiе Сократа? Пускай искажаютъ и перетолковываютъ его, какъ хотятъ. Тотъ, кто пойметъ духъ ученiя Сократа, тотъ безъ всякаго усилiя и труда откинетъ искаженiя и оставить то, чтò составляетъ сущность ученiя. Ведь великiй учитель только потому и великiй учитель, что онъ простъ, ясенъ, не двусмысленъ и не подверженъ искаженiямъ, какъ бриллiантъ не можетъ быть стертъ ничемъ, чтò слабее его. По этой же самой причине и различныхъ толкованiй великаго учителя не можетъ быть. Онъ темъ и великъ, что онъ разбросанное, расплывающееся привелъ къ единству. Какъ же можетъ его ученiе распасться на разныя секты. Если распадется на разныя секты великое ученiе, то это значитъ только то, что распадается что-то такое ложное, называемое именемъ великаго учителя, но не самое ученiе. Если бы великое (признаваемое мною великимъ) ученiе представлялось мне искаженнымъ или распадающимся на множество сектъ, что же бы я могъ сделать иное, какъ не взять самое ученiе, самое близкое къ учителю, где больше всего его собственныхъ словъ и не начать читать его, вникая въ его смыслъ. Если ученiе искажено и распалось на множество толковъ, то одно изъ двухъ: или самое ученiе ничтожно, или я не знаю великаго ученiя. И потому, въ случае предположенiя того, что Христосъ мудрый человекъ, необходимо совершенно свободно читать Евангелiе 4-хъ Евангелистовъ и безъ самоуверенности, и безъ ложной робости читать эту книгу, какъ мы читаемъ книги мудрецовъ. И тогда тотчасъ же окажется величiе ученiя, отпадутъ сами собой искаженiя и станетъ очевидно, что распаденiе на толки происходить не въ самомъ ученiи, а въ искусственной области, находящейся вне его. Необходимость самому просто и наивно читать 4-хъ Евангелистовъ, выделяя изъ нихъ слова самаго Христа, будетъ еще очевиднее при первомъ пред[по]ложенiи. Христосъ-Богъ, сошелъ одинъ разъ во все продолженiе жизни мiра на землю, чтобы открыть людямъ ихъ спасенiе. Сошелъ онъ по любви къ людямъ; жилъ и училъ, и умеръ, любя людей. Мы съ вами люди. Мы страдаемъ, мучаемся, ища спасенiя и не находимъ его. Зачемъ же сходилъ Христосъ въ мiръ? Тутъ что-то не то. Разве могъ Богъ, сойдя въ мiръ для насъ, забыть насъ съ вами? Или онъ не умелъ такъ сказать, чтобы намъ было понятно? А онъ говорилъ, и мы имеемъ передъ собой его слова. Они передъ нами точно такъ же, какъ они были передъ теми, которые слушали его проповедь на горе. Отчего же те все поняли и не сказали, что это неясно, не требовали у него разъясненiй, а все поняли и сказали, что они никогда не слыхали ничего подобнаго, что онъ учитъ какъ εξονσίαν (власть имеющiй)?1 — внимать Его словамъ съ детской простотой такъ, какъ ребенокъ слушаетъ мать съ полной уверенностью, что мать любя его сумеетъ сказать ему все ясно и понятно и что только одна мать скажетъ ему истинную правду и все, чтò нужно для его блага. И стоитъ начать такъ читать — откинувъ хоть на время — сначала всякiя соображенiя о томъ, чтò другими считается божественнымъ, справедливымъ, законнымъ, — чтобы стало совершенно ясно, что Богъ не обманулъ насъ, что онъ точно далъ намъ спасенiе и открылъ намъ истину такъ же несомненно и понятно, какъ открываются намъ математическiя истины, когда мы познаемъ ихъ. При такомъ чтенiи только откроется духъ ученiя Христа, т. е. то общее начало, которое проникаетъ все и которое будетъ руководить въ пониманiи или непониманiи темныхъ местъ. Я говорю: «непониманiе», потому что непониманiе темныхъ местъ для человека, проникнутаго духомъ ученiя, не мешаетъ ясному, полному пониманiю ясныхъ местъ. Темное место означаетъ для человека, проникнутаго духомъ ученiя, только то, что писанiе на бумаге есть дело рукъ человеческихъ и подвержено ошибкамъ, но никакъ не можетъ ввести его въ заблужденiе о значенiи ясныхъ местъ. — Только человекъ, ищущiй буквы, а не духа, который живитъ, можетъ приписывать произвольное значенiе, часто противное духу ученiя, темнымъ местамъ. Темныя места не могутъ мешать пониманiю ученiя; слишкомъ много ясныхъ, божественно-светлыхъ местъ, неподверженныхъ никакимъ перетолкованiямъ и всехъ связанныхъ между собою однимъ началомъ и непосредственно восторженныхъ сознанiемъ истины, отзывающихъ въ сердце каждаго человека, чтобы темныя места могли мешать пониманiю. Мешаетъ пониманiю другое, то, чтò сказано въ Евангелiи: «и не шли къ свету, потому что дела ихъ были злы». Мешаетъ пониманiю ученiя Христа то, что дела того мiра, среди котораго мы выросли и живемъ, мiра, имеющаго дерзость называть себя христiанскимъ, — что дела этого мiра очень злы, и мы не хотимъ видеть того, чтò обличаетъ насъ, чтò требуетъ отъ насъ отреченiя отъ того, чтò мы возлюбили, требуетъ отъ насъ того креста, который Христосъ признаваль необходимымъ условiемъ жизни своего ученика. Ученiе Христа такъ же просто, ясно и несомненно, какъ и то, что все прямые углы равны между собою, но я виделъ человека, построившаго кривой домъ и потому отрицавшаго эту истину. — Чтобы принять ученiе Христа, надо прежде всего сказать себе, что то, чтò я изучаю, это высшiй законъ, законъ Бога, и что потому я этимъ закономъ меряю все другiе законы, какiе я знаю; а не наоборотъ: отыскивать въ законе Бога то, чтò подтверждаетъ нашъ человеческiй законъ, впередъ уже признавъ ихъ священными. Только тотъ пойметъ ученiе Христа, кто прежде изученiя его ясно установить въ своей душе значенiе того, чего онъ ищетъ, тотъ, кто признаетъ священнымъ только свою душу, какъ душу человеческую и ея отношенiя къ Богу. — Насъ прiучили къ тому, что мы можемъ быть христiанами, такъ, само собой, съ крещенiя, т. е., почти съ рожденiя, безъ труда, безъ отреченiя отъ себя. Христосъ сказалъ: «Л. 14, 33. — Кто не отрешится отъ всего, чтò имеетъ, не можетъ быть моимъ ученикомъ». Но такихъ христiанъ не было, не бываетъ, и не можетъ быть. Царство Божiе нудится, силою берется всегда, и иначе не можетъ быть. Нельзя служить Богу и маммону, нельзя быть немножко христiаниномъ, держаться христiанства для удобства, для приличiя, для утешенiя въ тяжелыя минуты въ жизни. Христiанство есть ученiе о жизни истинной. Христосъ говоритъ: верующiй въ меня получитъ жизнь. Не верующiй не имеетъ жизни. И потому вера въ Христа изменяетъ всю жизнь человека и налагаетъ на него то, чтò Христосъ называетъ крестомъ. Крестъ этотъ представляется чемъ-то тяжелымъ и страшнымъ для людей неверующихъ. Для верующихъ-же крестъ этотъ тотчасъ же становится благомъ. Не знаю, сказалъ ли я что-нибудь нужное вамъ; боюсь, что нетъ. Я очень желалъ бы, потому что полюбилъ васъ по вашему письму. Я думаю, что вы достанете некоторыя мои писанiя о религiозныхъ вопросахъ и тогда вамъ можетъ уясниться то, чтò непонятно теперь. Ищите и найдете. Ведь это такъ просто. Все потребности, заложенныя въ человеке, получаютъ удовлетворенiе. Какъ же можетъ быть, чтобы высшая потребность веры не имела его? Стоитъ только откинуть ложныя представленiя.
Примечания
«Всемирном вестнике» 1907, 6, стр. 114—119. Датируется, предположительно, на основании пометки на копии: «1886?».
1 — ῏εξονσίαν (власть, мощь, свобода, право); но Толстой опускает следующее за ним слово ἔχων (имеющий), поэтому текст получается бессмысленный, т. к. слово «власть» стоит вне контекста, в «власть», а не после «имеющий» — тогда оно просто является переводом греческого слова (прим. М. Е. Грабарь-Пассек).