Толстой Л. Н. - Алексееву В. И., декабрь 1884 г.

286. В. И. Алексееву

1884 г. Декабрь.

Дорогой Василiй Ивановичъ.

— Вопервыхъ вы тяготитесь своей жизнью, говорите, что то, о чемъ вы мечтали не сбывается и что жизнь ваша дурная. Вовторыхъ говорите, что добру надо учиться. Въ третьихъ тяготитесь темъ, что не видите последствiй въ окружающей васъ среде вашей, жизни лучшей, чемъ жизнь окружающихъ, въ четвертыхъ какъ будто намекаете мне о томъ, что вы не можете заплатить аренду. Милый другъ, и то, и другое, и 3-е, и 4-е все не хорошо и все не похоже на васъ, такого, какого я знаю. Вы спите. Первое и главное — жизнь наша внешняя всегда и вся отвратительна, какъ отвратителенъ актъ деторожденiя, если страсть наша не освящаетъ его особеннымъ светомъ, такъ и вся матерьяльная жизнь — она ужасна и отвратительна, начиная отъ еды и испражненiй, до требованiй труда другихъ людей для себя. Все отвратительно, если мы только не осветимъ ее какъ нибудь. Ив[анъ] Дм[итрiевичъ]1 2 освещаютъ его (вы и все общинники, садящiеся на землю) освещаютъ ее мыслью (гордою и пот[ому] ложною), что мы покажемъ примеръ жизни справедливой, безобидной (не говорю о техъ, къ к[оторымъ] я принадлежалъ и принадлежитъ моя семья, к[оторые] освещаютъ жизнь наслажденiемъ съ помощью науки и искуства). — И все эти освещенiя никуда не годятся. Отвратительный актъ жизни — пожиранiя чужихъ жизней и праздность своей — сколько бы вы ни работали руками, остается во всей силе для человека, у котораго есть сердце. Только одинъ есть путь, одно средство жить безъ отвращенiя, а съ радостью, это: не освещать себе жизнь внешнимъ светомъ, а самому быть свечой, светить и гореть. Говоря безъ сравненiй — одно средство жить радостно — это быть апостоломъ. — Не въ томъ смысле только, чтобы ходить и говорить языкомъ, а въ томъ чтобы и руками, и ногами, и брюхомъ, и боками, и языкомъ, между прочимъ, служить истине (въ той мере, въ какой я знаю ее) и распространенiю ея — вселенiю ея въ другихъ, нетолько людей, но въ весь мiръ внешнiй — главной целью своей жизни сделать это дело и служить ему. Только тогда никогда не будетъ тоски и неудовлетворенiя, только тогда можно умереть радостно, зная, что смерть моя содействуетъ моей цели жизни, пот[ому] что всякiй, кто пробовалъ служить истине, знаетъ, какъ его личность мешаетъ, точно на дороге стоить темъ, к[оторыхъ] онъ зоветъ идти за собой. Какъ и Хр[истосъ] говорилъ: всемъ лучше будетъ, когда я уйду. Только тотъ, кто сделалъ деломъ жизни — служенiе истине, можетъ сказать это и желать умереть, когда придетъ смерть, пот[ому] ч[то] только такой человекъ знаетъ, что его телесная смерть нетолько не прерываетъ того, чтò было его жизнью, но содействуетъ тому самому, чтò онъ сделалъ своей жизнью. Только тотъ, кто отдастъ жизнь, будетъ иметь ее. — И это отвечаетъ на все то, чтò тяжело поразило меня въ вашемъ письме.

Что такое значить условность добра и — учиться добру. Это значить только то, что мы лжемъ передъ собою. У каждаго всегда есть знанiе, въ известной степени, истины, общей божеской истины (я говорю общей божеской, чтобы не смешивать ее съ практической истиной). Пусть человекъ только сольетъ свою жизнь съ этой истиной и не обманывая самъ себя служитъ вселенiю этой истины въ мiръ. Если это соблазнъ, а не истина, онъ не будетъ въ силахъ служить ей всей жизнью, а будетъ только разговаривать. И тогда пусть ищетъ такую истину, к[оторой] можетъ отдать жизнь. Мы съ вами знаемъ эту истину и можемъ отдать ей жизнь, такъ и сделаемъ, такъ и те, кто сделаютъ также, будутъ все вместе. — Это же и отвечаетъ на ваше отвращенiе къ собиранiю долговъ3 — собрать долгъ, или отречься отъ того, въ чемъ моя жизнь — вселенiе въ другихъ истины, то сомненiя и непрiятнаго быть не можетъ, а будетъ одно радостное, которому никто и ничто помешать не можетъ. Это же относится и къ вашему обязательству къ земле, называемой моею. Вы знаете также, какъ и я, что все эти мои земли и имущество суть мои и чужiе грехи, соблазнявшiе меня и теперь пытающiеся спутать меня. Ни для меня, ни для васъ слова: государство, церковь, собственность не могутъ иметь никакого значенiя. Если цель жизни ваша служенiе истине, то не можетъ для васъ иметь значенiе то, какъ посмотрятъ на вашь костюмъ или на ваши денежныя отношенiя. Если надъ вами смеются и васъ ругаютъ, темъ лучше для васъ — вы тогда уже наверное знаете, что вы служите не людямъ, a себе или Богу. Какъ въ вопросахъ костюма или обязательства собственности одно, чтò можетъ и должно руководить человекомъ, служащимъ истине, это боязнь оскорбить людей относительно того, чтò они еще считаютъ собственностью, вызвать въ нихъ злое чувство. И потому4 все эти обязательства не должны стеснять васъ при служенiи истине, вы должны только избирать тотъ путь, при к[оторомъ] вы менее оскорбляете людей въ ихъ воображаемыхъ правахъ на собственность.5 — я постоянно о немъ думаю и борюсь съ его хитростями. Мне кажется, что противъ этаго соблазна и всехъ безконечныхъ усложненiй, связанныхъ съ нимъ, есть только одно средство: совершенное непризнаванiе его въ принципе и потому избеганiе всякихъ поступковъ, подтверждающихъ его и основанныхъ на немъ — до мелочей, и при этомъ стремленiе къ сведенiю своихъ потребностей до minimum’a и6 своей работы до maximum’а. Это, я знаю, вы делаете и делали, и потому удивляюсь вашему недовольству собой. Я написалъ это и долго сиделъ думалъ. Я теперь печатаю статью (ее не пропустятъ) о собственности и не переставая думаю объ этомъ. Я написалъ неверно, что есть средство. Средства нетъ и не можетъ быть противъ соблазна, противъ фикцiи, кроме яснаго отрицанiя и доведенiя этого отрицанiя до последнихъ выводовъ безъ всякихъ компромисовъ, по русски безъ лжи. А то горе въ томъ, что мы не признающiе собственности, лжемъ передъ собой. Мы отрицаемъ собственность въ ея крупно уродливыхъ проявленiяхъ, а допускаемъ ее законность въ техъ ея формахъ, к[оторыя] намъ на руку. Мы теоретически отрицаемъ собственность, а практически признаемъ. Я отрицаю собственность земли, а признаю собственность кафтана. А то и другое одинаково. Сютаевъ7 — чтобъ замковъ не было и чтобъ не было — мое и твое въ сознанiи моемъ, а что я буду пользоваться8 трудомъ другихъ людей — этаго я не миную. Если нечего есть мне, я буду побираться, и, если и теперь я пользуюсь чужими трудами, когда не могу поступить иначе, я тоже что побираюсь, и долженъ знать это. — Я вотъ что хочу сказать: на9 пользованiе чужимъ трудомъ я долженъ смотреть всегда, какъ на печальную необходимость, какъ на то, чтобы побираться и потому на всякую собственность, какъ на стыдъ. — Я неясно высказалъ все вамъ, но въ душе у меня ясно. И, можетъ быть, после скажу лучше. Главное же то, что надо смотреть на всю жизнь свою, какъ на посланничество, — это ясно и правда, и утешительно, и, надеюсь, что поддержитъ васъ. — Я вамъ не пишу часто, а васъ очень высоко ценю и люблю, и верю, что ваша жизнь не пройдетъ даромъ. — Только надо точить ножъ, когда затупится. Обнимаю васъ

Печатается по автографу, хранящемуся в ГТМ. Публикуется впервые. Датируется на основании слов Толстого в этом письме: «Я теперь печатаю статью (ее не пропустят) о собственности и не переставая думаю об этом». «Статья о собственности» — вероятно «Так что же нам делать?», которую в конце 1884 г. Толстой кончал для январской (1885 г.) книжки «Русской мысли» и в декабре сдал в набор.

Письмо В. И. Алексеева, на которое отвечает Толстой, неизвестно.

1 Иван Дмитриевич Кудрин — один из богатых молокан села Патровки, Бузулукского у., Самарской губернии.

2 другой далее оставлено неисправленным: освещаетъ

3

4 знаю

5 Эта фраза написана поверх вымаранной.

6 Зачеркнуто:

7 См. прим. 8 к письму № 79.

8

9 соб

Раздел сайта: