Толстой Л. Н. - Страхову H. Н., 23 (26) апреля 1876 г.

261. Н. Н. Страхову.

1876 г. Апреля 23 и 26. Я. П.

У нас с вами раздвоилась переписка, дорогой Николай Николаевич. Я только что ответил на ваше философ[ское] письмо, как получил радостный ответ1 на мое. — Вы пишете: так ли вы понимаете мой роман, и что я думаю о ваших суждениях. — Разумеется, так. Разумеется, мне невыразимо радостно ваше понимание; но не все обязаны понимать, как вы. Может быть, вы только охотник до этих делов, как и я. Как наши тульские голубятники. Он турмана ценит очень дорого; но есть ли настоящие достоинства в этом турмане — вопрос. Кроме того — вы знаете — наш брат беспрестанно без переходов прыгает от уныния и самоунижения к непомерной гордости. Это я к тому говорю, что ваше суждение о моем романе верно, но не всё — т. е. всё верно, но то, что вы высказали, выражает не всё, что я хотел сказать. Например, вы говорите о двух сортах людей. Это я всегда чувствую — знаю, но этого я не имел в виду. Но когда вы говорите, я знаю, что это одна из правд, кот[орую] можно сказать. Если же бы я хотел сказать словами всё то, что имел в виду выразить романом, то я должен бы был написать роман тот самый, кот[орый] я написал, сначала. И если близорукие критики думают, что я хотел описывать только то, что мне нравится, как обедает Обл[онский] и какие плечи у Карен[иной], то они ошибаются. Во всем, почти во всем, что я писал, мною руководила потребность собрания мыслей, сцепленных между собою, для выражения себя, но каждая мысль, выраженная словами особо, теряет свой смысл, страшно понижается, когда берется одна из того сцепления, в котором она находится. Само же сцепление составлено не мыслью (я думаю), а чем-то другим, и выразить основу этого сцепления непосредственно словами никак нельзя; а можно только посредственно — словами описывая образы, действия, положения.

Вы всё это знаете лучше меня, но меня занимало это последнее время. Одно из очевиднейших доказательств этого для меня было самоубийство Вронск[ого], к[оторое] вам понравилось. Этого никогда со мной так ясно не бывало. Глава о том, как Вр[онский] принял свою роль после свиданья с мужем, была у меня давно написана. Я стал поправлять ее и совершенно для меня неожиданно, но несомненно, Вр[онский] стал стреляться. Теперь же для дальнейшего оказывается, что это было органически необходимо. —

Так вот почему такая милая умница, как Григорьев, мало интересен для меня. Правда, что если бы не было совсем критики, то тогда бы Григорьев и вы, понимающие искусство, были бы излишни. Теперь же, правда, что когда 9/10 всего печатного есть критика, то для критики искусства нужны люди, которые бы показывали бессмыслицу отыскивания мыслей в худож[ественном] произвед[ении] и постоянно руководили бы читателей в том бесконечном лабиринте сцеплений, в кот[ором] и состоит сущность искусства, и к тем законам, кот[орые] служат основан[ием] этих сцеплений.

И если критики теперь уже понимают и в фельетоне могут выразить то, что я хочу сказать, то я их поздравляю и смело могу уверить qu’ils en savent plus long que moi.2

Очень, очень благодарю вас. Когда я перечел свое последнее унылое и смиренное письмо, я понял, что я, в сущности, прошу похвалы, и вы мне прислали ее. И она, ваша похвала — я знаю, искренняя, хотя, боюсь, охотницкая — мне очень, очень дорога.

То, что я сделал ошибки в венчаньи,3 мне очень обидно, тем более, что я люблю эту главу.

Боюсь, не будет ли тоже ошибок по специальности, которой я касаюсь в том, что выйдет теперь в апреле.4 Пожалуйста, напишите, если найдете или другие найдут.

Вы правы, что Война и мир растет в моих

Прощайте, еще тысячу раз благодарю вас. Я всё надеюсь кончить. Но едва ли буду в силах. Летом часто чувствую физическую невозможность писать.

Ваш Л. Толстой.

26 апреля. Написал вам это письмо уже несколько дней тому назад и хотел не посылать — так в нем выпирает польщенное авторское тщеславие. Но написал 7 писем сейчас, и надо писать вам новое, и решился послать это.

Шила в мешке не утаишь, и вы меня знаете насквозь. —

Л. Т.

Впервые опубликовано по копии, с пропусками, в Б, II, стр. 214—216.

1 Ни «философское» письмо Страхова, ни ответ на него Толстого неизвестны. Письмо Страхова Толстой получил после того, как отправил ему свое письмо от 8... 9 апреля, а ответил на него между 12 и 15 апреля, когда, приблизительно, был написан и ответ Страхова на письмо Толстого от 8... 9 апреля (см. ПС, стр. 80—82).

2 [они знают об этом больше, чем я.]

3 —VI 5-й части «Анны Карениной». Указанная в письме Страхова от 12... 15 апреля ошибка в обряде венчания была исправлена в отдельном издании «Анны Карениной».

4

Раздел сайта: