71. Гр. С. Н. Толстому.
1852 г. Декабря 10. Станица Старогладковская.
10 Декабря 1852.
Старогладковская.
большимъ нетерпенiемъ и удовольствiемъ, чемъ отзывы журналовъ. 2 — Ты боишься, чтобы я не возгордился и не проигралъ въ карты. Видно, что давно уже мы не видались. Мысль о картахъ, я думаю, съ годъ не приходила мне въ голову; что же касается до того, чтобы я не опустился въ следующихъ своихъ сочи- ненiяхъ, надеюсь, что этого не случится, вотъ почему: я началъ новый, серьезный и полезный, по моимъ понятiямъ, романъ, на который намеренъ употребить много времени и все свои способности. Я принялся за него съ такимъ же чувствомъ, съ которымъ я въ детстве принимался рисовать картинку, говоря, что «эту картинку я буду рисовать три месяца». Не знаю, лостигнетъ ли романъ участь картинки;3 но дело въ томъ, что я ничего такъ не боюсь, какъ сделаться журнальнымъ писакой и, несмотря на выгодныя предложенiя редакцiи, пошлю въ Современникъ — и то едва ли — одинъ разсказъ, который почти готовъ и который будетъ очень плохъ. 4 Не беда! Это будетъ последнее сочиненiе Г-на Л. Н. Ты не поверишь, сколько крови перепортило мне печатанiе своей повести, — столько въ ней выкинуто действительно хорошихъ вещей и глупо переменено цензурой и редакцiей. Въ доказательство этого посылаю тебе письмо, которое я въ первую минуту досады написалъ, но не послалъ въ Редакцiю. 5 Мне непрiятно думать, что ты можешь приписать мне различныя пошлости, вставленныя какимъ-то Господиномъ.
На дняхъ я разсчитывалъ, какъ скоро я могу быть представленъ6 и выйдти въ отставку. Съ большимъ счастiемъ черезъ 11/2 года, безъ всякого счастiя — черезъ два, съ несчастiемъ — черезъ 3. — Признаюсь — мне очень скучно, даже часто бываетъ грустно; но что жъ делать? зато жизнь эта принесла мне большую пользу. Пускай мне, после того, какъ я вырвусь отсюда, придется два, — три года прожить на свободе — я съумею прожить ихъ хорошо. — Напрасно ты думаешь, что планъ твой можетъ мне не понравиться. Я ужъ тысячу разъ, еще въ Россiи мечталъ о немъ, и, только боясь твоей положительности, не предлагалъ его тебе. Одно не нравится мне: это то, что ты не хочешь жить въ деревне; я же только о томъ и мечтаю, какъ-бы опять и навсегда поселиться въ деревне и начать тотъ же самой образъ жизни, который я велъ въ Ясной, прiехавъ изъ Казани: 7 т. е. другими словами я хочу возвратить времена долгополаго сюртука. 8 Теперь-бы я съумелъ воздержаться отъ необдуманности, самоуверенности, тщеславiя, которыя тогда портили все мои добрыя предпрiятiя. Ежели-бы не эта мечта, которую съ Божьей помощью надеюсьпривести въ исполненiе, я бы не могъ себе представить жизни лучше той, которую ты предлагаешь, хотя впередъ знаю, что не всегда буду находиться подъ влiянiемъ того чувства, которое произвело во мне твое письмо. Но Никольское, Ясное и Пирогово недалеко; и планъ твой можетъ осуществиться въ деревне, и по моему въ 10 разъ, чемъ въ какомъ нибудь городе, въ которомъ бы мы жили безъ делъ и обязанностей — только такъ, чтобы жить где нибудь. — Узы, которыя тяготятъ тебя, безпокоятъ и меня. Зная твой характеръ, я ничего не могу тебе желать и советовать лучшаго, какъ во что-бы то ни стало поскорње разорвать ихъ. Время все идетъ. Но только не езди для этаго на Кавказъ. Не знаю, почему, по мне прiятнее будетъ еще дожидаться, чемъ испортить это удовольствiе, свидевшись съ тобой на Кавказе. Я связанъ службою, ты-же, прiехавъ сюда, не останешься жить въ Старогл[адковской], где гадко и скучно. Не знаю, почему, по мне этаго очень не хочется. —
Где ты былъ нынешнею зимою? я ничего не знаю про тебя. Какъ твои денежныя дела? Прощай. Давай пожалуйста переписываться поаккуратнее. Ты давно уже обещалъ прислать мне свой портретъ. Я ожидаю его.
Черновое.
1852. 5 Декабря.
нетерпенiемъ, и они больше порадовали меня, чемъ отзывы журналовъ. Ты боишься, чтобы я не возгордился и чтобы не проигралъ въ карты. Видно, что ты давно не видалъ меня. Я очень изменился. Мысль о картахъ, я думаю, съ годъ, не приходила мне и въ голову; что-же касается до того, чтобы я опустился въ своихъ будущихъ сочиненiяхъ, не думаю, чтобы это случилось. Я началъ романъ серьозный, полезный по моимъ понятiямъ и на него намеренъ употребить все свои силы и способности. Я романъ этотъ называю книгой, потому что полагаю, что человеку въ жизни довольно написать хоть одну, короткую, но полезную книгу и говорилъ Ник[оленьке], какъ бывало мы рисовали картинки: ужъ эту картину я буду рисовать 3 мњсяца. Не знаю, что изъ этаго выйдетъ, но дело въ томъ, что Современныя Заметки нейдутъ ко мне, потому что я ничего такъ не боюсь, какъ сделаться журнальнымъ писакой; а ежели кончу когда нибудь свой романъ, то самъ издамъ его. У меня былъ уже написанъ Кавказскiй разсказъ, я теперь отделываю его и пошлю въ этомъ месяце; но не смотря на то, что Редакторъ проситъ меня прислать ему чтобы-то ни было моего писанья и за все предлагаетъ 50 р. сер. съ листа и больше, я думаю, что для журналовъ больше писать не буду. Мне хотелось испытать себя и только. — Ты не поверишь, какъ мне непрiятно было читать свою повесть въ печати; столько въ ней выкинуто и переменено цензурой и редакцiей. Смело могу сказать, что все пошлости и нелепости, которыя ты верно заметилъ въ ней произошли не отъ меня. Чтобы показать тебе, какiя пошлыя перемены сделаны въ ней, и какъ оне раздосадовали меня, досылаю тебе письмо, которое я написалъ въ первую минуту Редак[тору], но не послалъ. — Я вчера разсчитывалъ, какъ скоро я могу быть произведенъ и выдти въ отставку. — Съ большимъ счастiемъ — через 11/2 года, безъ всякаго счастiя — черезъ 2, съ несчастiемъ — черезъ 3. —
Признаюсь, что мне скучно жить здесь и часто бываетъ грустно; но Кавказъ принесъ мне огромную пользу. Пускай мне придется еще несколько летъ прожить въ этой школе; зато, ежели после нея мне останется хоть годъ прожить на свободе, я съумею его прожить хорошо. Ты напрасно думаешь, что планъ твой можетъ мне не понравиться. Я ужъ тысячу разъ мечталъ объ немъ и, имянно боясь твоей положительности, не передавалъ его тебе. Одно не нравится мне это — то, что ты не хочешь жить въ деревне. Я-же только и мечтаю о томъ, какъ-бы снова начать ту жизнь, которой я началъ жить въ деревне; только безъ самоуверенности, тщеславiя и необдуманности, которыя тогда разрушали все мои хорошiя, добрыя предпрiятiя. Смейся и не верь мне, но я говорю, что чувствую; ежели бы у меня не было именiя и обязанностей въ отношенiи его, исполненiе которыхъ, я уверенъ, составить мое счастiе, я бы не могъ себе представить жизни лучше той, которую ты предлагаешь. Имянно потому, что прошло то время, когда мы могли ссориться за глупости, мечтая о жизни, которую ты предлагаешь, я знаю впередъ, что не всегда буду подъ влiянiемъ того чувства, которое произвело во мне твое письмо. Но все таки жизнь была бы славная. Однако Никольское, Ясное и Пирогово тоже недалеко. Узы, которыя тебя тяготятъ, беспокоятъ и меня. Зная твой характеръ, я тебе ничего не могу желать лучшаго, какъ, какъ можно скорее, и какъ бы то ни было отделаться отъ нея. Но только не езди для этаго на Кавказъ. Не знаю почему, но мне прiятнее дожидаться еще, чемъ свидеться съ тобой на Кавказе. Я связанъ службой, ты-же, прiехавъ сюда, не останешься жить въ Старогладковской, где и скучно и гадко. Не знаю почему, но нехорошо. Не хочется портить удовольствiя, которое я представляю себе, когда я буду свободенъ и навсегда возвращусь въ Россiю. Где ты былъ нынешнiй годъ? я ничего не знаю про тебя. Какъ твои денежныя дела?1
Примечания
Печатается по автографу, хранящемуся в АТБ. Впервые напечатано М. А. Цявловским в ж. «Печать и революция», М. 1928 г., кн. 6, стр. 88—90.
Это письмо является ответом на недатированное письмо С. И. Толстого от середины ноября 1852 г.
«Хотя наша переписка перервалась с тобой довольно неприятным образом, я не могу не писать тебе, во-первых, для того, чтобы известить тебя, что мы, в особенности я, были приятно обрадованы, прочитав твою повесть. Я получаю «Современник», и ты можешь себе представить, на первых строках «Истории детства» я догадался, что это твое. Кроме меня, Ферзен (который между прочим женился) и Костинька то же по чутью узнали, что это твое сочинение. Оба им очень довольны, так же как и я. Вероятно, ты на Кавказе получаешь все русские журналы, и в таком случае тебе излишне говорить, что «Отечественные записки» тебя расхвалили. Я с нетерпением жду еще чего-нибудь твоего в «Современнике» и боюсь, чтобы ты, возгордясь своим первым успехом, не написал чего нибудь слабее твоей первой литературной попытки. Боюсь же, чтобы ты не возгордился от того, что я даже, неизвестно почему, сделался горд тем, что ты пишешь. Кстати, прочти в октябрьском нумере «Современника» в современных заметках листок, который я к тебе кстати посылаю. Не знаю, на твой ли это счет или нет толкует этот господин. Я посылаю тебе этот листок, чтобы указать место, где находится эта статья, и советую тебе прочесть ее всю, ты же «Современник», вероятно, или получаешь, или у кого нибудь берешь. Прочитав твою повесть раза два с большим вниманием, меня ужасно стало беспокоить то, что может она мне показалась отличною потому только, что ее писал ты, и что все лица, в ней находящиеся, мне совершенно известны, и что на человека незнакомого с ними она произведет другое впечатление. Потом я успокоился, потому что видел многих людей, ее читавших, которые отзывались о ней как нельзя лучше.
Напиши мне пожалуйста, что ты намерен делать эту зиму. Будешь ли ты в России, или останешься на Кавказе; естьли бы я знал, что ты наверно будешь на Кавказе, я может быть к вам туда приехал. Может быть, эта поездка помогла бы мне разорвать узы, которые меня — увы! — очень тяготят. Естьли же ты приедешь сюда и, получа офицерский чин, выйдешь в отставку, то я хочу тебе предложить вот что: устроимся так, чтобы нам жить вместе где-нибудь, в Москве ли, в Петербурге ли, в Одессе, даже, естьли пустят, то за границей. Я знаю, ты скажешь, что это нельзя, потому что характеры у нас слишком неодинаковы, и что мы не уживемся, что я буду наводить иногда на тебя тоску моей положительностью. Я же думаю, что так как те времена прошли, когда мы могли поссориться за то, что ты измучил мою лошадь или не спросясь у меня, велел заложить мой экипаж, так точно прошли и те времена, когда мы не могли с тобой ужиться.— Жить поодиночке мы можем тихо, вместе же, особенно естьли бы подался на эту штуку Николенька, мы могли бы жить en grand [широко], как говорит Тейльс, и жизнь бы нам была приятнее, потому что у нас образовался бы семейный кружок un chez soi [свой уголок], которого у нас никогда не было, и от недостатка которого ни ты, ни я не могли себе найти до сих пор постоянной оседлости. Может нам будет случаться и ссориться, да по-моему лучше иметь, с кем поспорить, чем прийти в пустой номер, где нет никого, кроме твоего человека, благо еще никто из нас не женат. Я нахожу, что предложение мое очень удобоисполнимо. Подумай об нем и отвечай мне. — Не играешь ли ты в карты и не проиграл еще что-нибудь значительное, уведомь меня об этом. — Я боюсь, что предложение мое тебе не понравится, и если это будет, то собственно от того, что я передавал его тебе не изустно, а на бумаге, и половина того, что я тебе сказал, выразилась на оборот. Прощай, целуй Николеньку и отвечай».
«Отечественные записки» тебя расхвалили — Сергей Николаевич имеет в виду статью о «Детстве», принадлежащую, вероятно, Ст. Сем. Дудышкину (статья не подписана) и напечатанную в октябрьской книжке «Отечественных записок» за 1852 г. Листок, о котором пишет Сергей Николаевич, несомненно следующие места «Современных записок» в № 10 «Современника» за 1852 г.: «Не понимаем, почему наши молодые литераторы, принимаясь за перо фельетониста, скрываются под непонятными заглавными буквами, в то время, как под легким и часто посредственным стихотворением выставляют свое имя вполне» и «... это молодые люди, или подающие надежды, или по большей частию вовсе не подающие никаких надежд: из них один пишет роман, другой замышляет драму, третий напечатал рассказ, четвертый сочиняет стишки, пятый напечатал уже два фельетончика в какой-то газете... и под этими гордыми строками торжественно выпечатывает начальные буквы своего имени. М. Н. Л. и Р. и с этой минуты считает себя уже замечательным человеком, великим писателем». Сергея Николаевича, надо думать, навело на мысль увидеть в приведенных строках намек на брата сходство подписи под «Детством»: «Л. Н.» с инициалами «М. Н. Л.», но нам кажется, — это случайное совпадение, и автор «Современных заметок» не имел в виду Толстого. Видел многих людей ее читавших. Отзывы ряда лиц о «Детстве» гр. Сергей Ник. Толстой приводит в письме от 12 апреля 1853 г. См. это письмо в прим. к п. № 73. Под узами Сергей Николаевич имеет в виду свою связь с тульской цыганкой Марьей Михайловной Шишкиной. О ней см. прим. 15 к п. № 12. Тейльс — вероятно, Никита Дмитриевич де-Тейльс (р. в 4805 г.), тульский помещик, в 1850—1855 гг. уездный Крапивенский судья, хороший знакомый Толстых.
Получив это письмо, Толстой записал в дневнике под 5 декабря: «Получил милое письмо Сережи, на которое отвечал».
1 Рукопись «Детства» была послана Толстым в редакцию «Современника» в начале июля 1852 г.
«Отечественных записках», статью Б. Н. Алмазова о VIII и IX книжках «Современника» в октябрьской книжке «Москвитянина» за 1852 г.
3 Имеется в виду неоконченный «Роман русского помещика», занимавший Толстого в 1852—1856 гг., начало которого под заглавием «Утро помещика» было напечатано в № 42 «Отечественных записок» за 1856 г.
4 Имеется в виду рассказ «Набег», напечатанный в мартовской книжке «Современника» за 1853 г. См. прим. к п. № 70.
5 См. не отправленное письмо к Н. А. Некрасову № 69.
«феерверкером 4-го класса» в «батарейную № 4 батарею 20 артиллерийской бригады». См. прим. к п. № 58.
поехал на Кавказ. Образ жизни в Ясной поляне за это время описан Толстым в «Утре помещика».
8 Об этом «долгополом сюртуке» Толстой вспомнил 4 апреля 1908 г. ...«Я сшил себе халат такой, чтобы в нем можно было и спать и ходить. Он заменял постель и одеяло. У него были такие длинные полы, которые на день пристегивались пуговицами внутрь». H. Н. Гусев «Два года с Л. Н. Толстым» М. 1928, стр. 126.
Черновое
1 Страница недописана.