№ 86
[1883 г.] 2 июня вечер. [Я. П.]
Милый Лёвочка, сейчас приехали из Тулы и привезли мне два твоих письма, из которых последнее меня немного обеспокоило тем, что ты нездоров, и чем? печенью, это так неопределенно! Дай бог, чтоб всё обошлось благополучно и чтоб ты или Серёжа не расхворались. Мне ужасно приятны, милы и радостны были твои письма. В них я увидела, что ты от нас, какие бы мы ни были; что ты не отдаешься влиянию людей, которые мне так всегда чужды и даже неприятны; что в хозяйстве во многом и я, глупая, была права.
Откровенно, кладя руку на сердце, говорю тебе, что я желаю, чтоб ты пил кумыс и жил там, высыпался, как ты говоришь, как можно дольше, т. е. как выдержишь. Не стоило того расставаться, друг от друга, если не выдержать до конца кумысное питье. А кумыс для тебя очень, очень нужен и важен, это даст силы, легкость жить и на всё смотреть веселей. Алёшин коклюш идет своим чередом, припадки бывают сильные, он закатывается, но только что припадок кончается, он играет, смеется, бегает, даже, поет. Дрюша и Миша кашляют, но не коклюшем. Я их очень берегу, соблюдаю. Живем мы все — я с детьми и с Таней и с людьми — очень дружно и хорошо. Погода чудная, мы купаемся, я сегодня одна везде гуляла, нашла в Чепыже 5 белых грибов, нарвала цветов, любовалась очень старыми и новорожденными дубами и так тихо, спокойно наслаждалась природой. А мне не — рада, как минута досуга есть. И так мне весело и хорошо жить летом, я только бога благодарю, что так мне хорошо пока. Не мучься, Лёвочка, что ты не работаешь. Живи, пей, ешь, веселись и наслаждайся, как говорит Соломон в твоей исповеди, которую я эти дни, не разгибая спины, переписывала по-французски. Тебе кумыс будет не в пользу, если ты будешь работать. Тогда всё наверстаешь, когда поправишь желудок и придешь в зимнюю аккуратность.
Лёля и Альсид всё вместе — рыбу удят, верхом ездят, Альсид хороший малый. Но сегодня Лёля сообщил Альсиду, что Таня не купается потому, что у ней р... и Альсид ничего подобного не знал, и Madame пришла в отчаяние и кричала, que Léon est pourri et il gâte mon enfant. 1 Но Лёле был выговор, я снесла крик кротко, и теперь всё обошлось. Об Илье ходят неясные, но подозрительные слухи. Я в это не вхожу, ему 17 лет, дело не матери теперь, а сказала мне Madame же, что он в шалаше, в саду, с кем-то бывает, и мальчики, Лёля и Альсид, будто это знают. — А я, как девушка, у меня золотом уши завешаны, ничего никогда не знаю, а если знаю, то неловко мне, грустно, и я совсем теряюсь. Сказать — духу не хватает, и что я скажу? Когда приедешь, поговори с ним, и может быть еще неправда, Madame всегда имеет на уме что-нибудь нечистое, я это замечала. — Таня, дочь, по утрам, пишет портрет Madame, он стал лучше; играет на фортепиано, читает и много болтается; встает она иногда только поздно, а большей частью рано.
Меня огорчает, что гимназист, которого я взяла Лёле, еще ни разу не был. У него заболела сестра и он ее повез в Москву, да и пропал. Обещал приехать сам, как вернется. Сама я занимаюсь Лёлей и Машей всякий день час. День по-русски, день — по-английски. Читаем Orville College по-английски, переводим, диктуем. Лёля сегодня сочинение писал о рыбной ловле, Маша читала русскую историю и я много ей рассказывала; оказывается, когда мою память раешевелить, я многое помню и могу быть полезна в передаче знаний, «всё пустяками занимаются!» А я не умею другого ничего делать, да и не хотела бы, благо я так счастлива в своей жизни. Как иногда мне тяжело, Лёвочка, одно: знать, что ты всю мою жизнь и всю меня так не одобряешь и не считаешь серьезной.
Разве мало хоть того, что я всей душой желаю делать хорошее и не могу.
— на то божья воля, и при тебе было бы тоже. Если б не коклюш, я бы, может быть, приехала, а теперь не могу, и не жди меня.
Твоя Соня.
Примечания
Настоящему письму предшествует другое — от 30 мая, вторник; его мы не опубликовываем.
— от 25 и 29 мая. В первом Толстой писал: «Второе утро на хуторе. Мне совсем не весело и не приятно. Даже уныло и грустно. Видел тебя во сне, и думаю беспрестанно о всех вас, но не жалею, что приехал. Надо развязать ту путаницу, которую я же завел здесь [...] отношения с мужиками, отдача земель, торгованье, питье чая — ужасно тупое, одуряющее и противное занятие [...]. Мне интересно было себя примерить к здешней жизни»; во втором: «Первые дни, от кумыса ли, или так, была тоска; теперь веселее; но вчера ходил далеко, на Каралык, и напился молодого кумыса, и сделался нездоров. Нездоровье мое обычное — печень [...]. Неприятно было то, что я досадовал на Бибикова [управляющего] за непорядки, особенно в лошадях; ему передали, и он огорчился, и мне было совестно» (ПЖ, стр. 190—192).
как говорит Соломон в твоей исповеди. По Библии Соломон — сын Давида, царь израильский (993—953 до нашей эры). Толстой в своей «Исповеди» цитирует из книги «Екклезиаст», приписываемой Соломону. Екклезиаст проникнут настроением, выражающимся в словах: «суета сует и все суета и томление духа». В главе VI «Исповеди» Толстой цитирует из Екклезиаста: «Сказал я в сердце моем: дай испытаю Я тебя веселием, и насладись добром: но и это — суета. О смехе сказал Я: глупость, — а о веселии: что оно делает? Вздумал Я в сердце моем услаждать вином тело мое и, между тем как сердце мое руководилось мудростью, придержаться и глупости, доколе не увижу, что хорошо для сынов человеческих [...].»
р.... — регулы.
Orville College — Генри Вуд (Wood) (1820—1887).
1 [что Лева испорченный и развращает моего ребенка.]