№ 42
[1876 г. Сентября 4. Я. П.]
Милый мой Лёвочка, сейчас еду провожать Таню, и хотя у нас суета ужасная, я всё-таки так о тебе думаю и такую к тебе чувствую нежность, что хочется написать тебе хоть немножко. Всё утро укладываемся, бегаем; к тому же весь дом моют, убирают, и Лёлин кашель меня тоже волнует и суетит. Всё это скоро уляжется, успокоится, и тогда я опять напишу тебе, а теперь рука дрожит, и я спешу. Вчера вечером набросала на-черно ordre du jour1 и кажется хорошо. Завтра его уясню, а в понедельник за ученье. Стёпа всё с змеем возится. Мы вчера с ним до второго часу ночи сидели и болтали, Таня рано ушла спать. Сегодня вы на пароходе, у нас погода тёплая и прояснивается минутами.
Бибиков сегодня привез сам две серии и обедал у нас, а теперь еще сидит с Стёпой. Трифовна очень плачет, расставаясь с Таней и детьми; я её утешаю, что буду её навещать в Москве. Пишу ужасно, но ты прочтешь и поймешь; не можешь себе представить, какой шум, и как дети возбуждены перед отъездом. Я полна забот и хороших намерений в дальнейшей жизни, но вчера были минуты слезливого горя, что одна, и что трудно будет учить и жить без тебя и без Тани. Но сегодня энергична и здорова. Береги себя, милый; не студись, не сердись, не беспокойся о нас. Если б не Лёлин кашель, все были бы здоровы.
Стёпа и моя Таня тоже едут провожать. В каком ты духе, что думаешь, что делаешь теперь на пароходе. Нравится ли Николеньке Волга? Я о тебе всякую минуту думаю и так тобой счастлива это время, и одно скучно, — что мыши подтачивают корень жизни, и что не всегда так будет. Я почему-то нынче всё думаю о сказке мудреца Керима. Но это так, когда грустно. Прощай, ты письмо получишь на возвратном пути. Целую тебя крепко, Николеньке кланяйся. Право, едва ли я когда писала такие нескладные письма.
4-го сентября. 1876 г., 5 час. дня.
Примечания
Бибиков — сосед А. Н. Бибиков.
что делаешь теперь на пароходе? «После большой суетни разместились на другой, экстренный пароход, с которого я тебе и пишу[...]. Николенька очень милый товарищ, и ему всё интересно и весело» (ПЖ, стр. 106). В следующем письме из Казани он писал так: «Поездка по Волге до сих пор имела мало приятного — теснота и купеческое общество. Впрочем, я нашел несколько интересных и даже очень интересных людей, в том числе купца Деева, владетеля 100 тысяч десятин земли, с которым я теперь сижу в номере» (ПЖ, стр. 107—108).
сказка мудреца Керима. С. А. Толстая имеет в виду две повести — «Подарок на новый год издателю «Москвитянина» В. А. Жуковского. Вторая повесть содержит сказание о мудреце Кериме. Это сказание использовано Толстым в «Исповеди», с некоторой вариацией подробностей, в следующих строках: «Давно уже рассказана восточная басня про путника, застигнутого в степи разъяренным зверем. Спасаясь от зверя, путник вскакивает в безводный колодезь, но на дне колодца видит дракона, разинувшего пасть, чтобы пожрать его. И несчастный [...] ухватывается за ветви растущего в расщелине колодца дикого куста и держится на нем. Руки его ослабевают и он чувствует, что скоро должен будет отдаться погибели, с обеих сторон ждущей его; но он всё держится и видит, что две мыши, одна черная, другая белая, равномерно обходя стволину куста, на котором он висит, подтачивают ее [...]. Путник видит это и знает, что он неминуемо погибнет; но пока он висит, он ищет вокруг себя и находит на листьях куста капли меда, достает их языком и лижет их. Так и я держусь за ветви жизни, зная, что неминуемо ждет дракон смерти, готовый растерзать меня, и не могу понять, зачем я попал на это мучение. И я пытаюсь сосать тот мёд, который прежде утешал меня; но этот мёд уже не радует меня, а белая и черная мышь день и ночь подтачивают ветку, за которую я держусь[...]. И это не басня, а это истинная, неоспоримая и всякому понятная правда».
1