№ 41
6 августа, вечером 1874 г. [Я. П.]
Беспокойства мои на счёт вас замерли, потому что заглушились беспокойствами о меньшом. Он трое суток был очень болен; страшный жар, который я не могла ничем устранить; наконец сегодня я решилась этого трехмесячного крошку обложить горчишниками, и это ему помогло. Я рада, милый Лёвочка, что могу тебе написать, что ему лучше, хотя знаю, что даже смерть маленького тебя бы не огорчила для него, а только по отношению ко мне.
И я эти дни, без тебя, дни и ночи ходила, как сумасшедшая; все мои горести, вся боль при потере Пети опять поднялась с новой силой. Слава богу, теперь опасности нет, но я опять не могу успокоиться, пока вас двух, моих самых дорогих, не увижу опять дома.
Мне только и хочется писать о том, как агукал вечером оживший мальчик, как я его растирала, как ночь он всю спал у меня на руках; но всё это ты выслушиваешь и читаешь из снисхожденья.
купленных им в Туле вчера с Стёпой. Погода у нас чудесная, дети купаются с Таней всякий день, даже Лёля и Маша Кузминская. Ученья, конечно, не было. То праздники, то была моя, а потом мальчикова болезнь. Сегодня я была внизу у ребенка, а дети все плясали лезгинку, и Таня большая с Настасьей, говорят, тоже плясали; а дядя Костя, приехавший третьего дня вечером, им играл. Завтра утром он уезжает. Таня ужасно сердится на мужа. Он обещал приехать четвертого, а не приехал, и не дал знать, почему. Теперь мы с ней не знаем, когда и ждать его.
По моим расчётам я должна иметь телеграмму из Самары после завтра, восьмого. И смутно я надеюсь, что вы приедете немножко раньше пятнадцатого. Какое счастье, тогда уж долго не придется расставаться. У меня ужасно душа наболела и, хотя беспокоиться не следует и нельзя долго, но минутами так страшно, что я опять прихожу в страх, что схожу с ума и одна начинаю повторять какую-нибудь бессмыслицу.
Стёпа очень мил, внимателен, заботлив и тих. С восторгом приезжает с охоты и всякий раз что-нибудь привозит. Занимается своими делами, т. е. космографией и латынью, и очень смотрит за Ильей. Алексей вчера приехал из Москвы, привез вино и купил мне всё очень дурно; но я осталась равнодушна, не до того было.
Привез он мне 340 рублей. Остальные деньги из 400 истратил на вино, дорогу и башмаки. Что-то наши самарские дела?
Обо всем стараюсь думать, чтоб отогнать то мрачное, что лезет на ум.
Соня.
Примечания
боль при потере Пети. — Своего сына Петра (р. 13 июня 1872 г. — ум. 9 ноября 1873 г.). Лев Николаевич охарактеризовал в письме к гр. А. А. Толстой: «Петр — великан. Огромный прелестный беби, в чепце, вывертывает локти, куда-то стремится, и жена приходит в восторженное волнение и торопливость, когда его держит; но я ничего не понимаю. Знаю, что физический запас есть большой» (ПТ, стр. 244).
Таня[...] с Настасьей — Т. А. Кузминская и Настасья Терентьевна (р. 1862), яснополянская девочка, впоследствии жена Федора Сергеевича Резунова.
дядя Костя — Константин Александрович Иславин (1827—1903), дядя С. А. Толстой. Толстой в молодости был дружен с К. А. Иславиным, называя его в дневниках «Костинькой». Гр. С. Д. Шереметев охарактеризовал его в некрологе так: «Удивительная порядочность, чуткость, благовоспитанность, музыкальный дар — вот отличительные свойства Иславина. Его импровизации бывали особенно удачны и талантливы. В игре его было много живости, огня, чувства[...]. Когда-то был он близок и к Н. Г. Рубинштейну». — С. А. Толстая писала сестре 22 декабря 1871 г.: «Дядя Костя всё это [устройство комнат] делает со вкусом и доброй волей и мне с ним очень весело. Лёвочка его тоже очень любит и всё говорит, что у него очень доброе сердце» (не опубликовано, хранится в АК). — См. о нем: С. Д. Шереметев, «Константин Александрович Иславин», М. 1903, а также в «Моих воспоминаниях» Ильи Толстого, М. 1914, стр. 44—47.
Алексей — Алексей Степанович Орехов, провожал Толстого до Москвы.
Купленное Львом Николаевичем в 1871 г. в Бузулукском уезде у Н. П. Тучкова имение в 2500 десятин земли по предположению Толстого должно было приносить значительный доход.