№ 376
3 сентября, 1898 г. [Москва]
Надеюсь, милый Лёвочка, что вы мне будете писать не на мое имя, а на Матвея Никитыча с передачей; очень боюсь, что опять все письма будут возвращаться, как Танины. Ждала сегодня с скорым Серёжу, но теперь 12 часов, и его нет. Он очень меня удивил, когда сунулся в наше купэ, и я узнала родной голос своего собственного сына. В каком он был волнении и отчаянии, что проспал Козловку и не видал тебя! Мы с няней его уговаривали не возвращаться в Ясную, а он всё-таки решил вернуться; очень мне интересно, как отнесся к этому ты, и рад ли ты был, что Серёжа вернулся.
Я всё еще живу интересами яснополянской жизни и никак не могу втянуться в деловитость московскую; всё это так скучно, надоело, всё так, в сущности, меня мало интересует. И опять мрачное впечатление вывесок «Гробовая лавка Зверева», и «Перлов с сыновьями» на василькового цвета фоне; и мишурный грязный покров на бедняке покойнике, которого несли по Покровке, и за которым шли плачущие женщины в черных платочках, и всевозможные гимназисты, лицеисты, девочки в коричневых платьях, с отцами, матерями, одни, пешком и на резиновых шинах — всё это сразу навело тоску на меня; а Сашины астры так мне живо напоминают то, что я оставила, и особенно тот чудесный, летний день, в который я так весело бегала по Ясной с своим фотографическим аппаратом. Нужно бы и хотелось бы внести ту же энергию в московские дела, но это невозможно.
Впрочем я кажется пишу нечто в роде «Русского Вестника», как бывало милая Варичка, а о Мише ни слова. Он говорит, что экзамен латыни устный выдержал хорошо, а письменный написал плохо; но что он ходит в 7-й класс, а летние работы обещал приготовить к субботе. — Он так мало правдив, что я не знаю, чему верить.
Здоровье мое так себе: я очень нервна и под ложечкой всё болит; а есть совсем не хочется. Чтоб не терять времени, я всё-таки ездила сегодня по таким делам, которые не требуют умственного усилия, но очень устала.
Таню могу порадовать, что у Гросман и Кнёбель говорили, что у них работы очень много и что им особенно приятно бы было её отдать дочери Льва Николаевича. Хозяин должен у меня быть завтра в 11 часов.
Лёву же должна огорчить, что пилки ½ часов, еще половины покупок не сделала, а артельщик говорит, что записи так много, что в три дня не отделаешься. В банках тоже еще не была и настоящие дела никакие еще не делала.
Очень мне жаль, что я не увижу Соню и Андрюшу, поцелуйте их от меня. И как жаль мне было, что увезли Мишу и Анночку!
Дядя Костя меня сегодня посетил, пришел меня застать, либо нет, как он выразился, и ахал, что не послал тебе телеграмму, а что будто у Шереметевых в этот день пили за твое здоровье.
Ну, будет писать, пора спать, хотя не хочется, а эта леденящая тишина и одиночество в Москве — на меня привычно, но дурно влияет.
Целую тебя и всех вас. Пусть в воскресенье утром выедут за мной на Козловку в плетушке. Если не приеду, то в понедельник. Значит я не покончила дела с артельщиком и домом. Ну, прощай, милый друг.
С. Т.
Примечания
«Уехала с няней в Москву».
Матвей Никитыч — М. Н. Румянцев, артельщик, заведывавший складом книг в хамовническом доме.
как бывало милая Варичка. В. В. Нагорнова в молодые годы усердно вела подробный дневник.
— книжная фирма художественных изданий. Речь идет об иллюстрациях для изданий.
. 28 августа 1898 г. Льву Николаевичу исполнилось 70 лет.