№ 296
16 сентября 1893 г. [Москва]
Сейчас мальчики пришли из гимназии и учатся на скрипке с новым учителем; это первый урок. Что-то он очень много пока говорит, и я предубеждена против него за то, что очень дорог: это один из преподавателей в консерватории. Хотела я еще поискать, узнавала адрес Кламрота, сказали: Георгиевский пер. Ходила, ходила по Георгиевскому пер., так и не нашла, вернулась домой. Буду еще искать, а то я еще не решила этого оставить. В доме рамы вставляют, холодно, беспорядок, полотёры. В саду все желтеет с страшной быстротой. Мишу спрашивали несколько раз уроки, и он пока получал хорошие баллы, а Андрюша всё говорит: меня не спрашивали, и что-то он путается. Не верить, — опасно, да если и правда, то он всякий раз сердится, когда его спрашивают о баллах. Вчера вечером сидели поздно со счетами: Дунаев, артельщик и я. Потом долго не могла заснуть, что-то страшно было. — Писать не о чем, всё скучно. От вас тоже последние известия не радостные. Машино письмо меня всю привело опять в отчаяние. Жаль мне её очень, она точно не нормальная какая-то; да и трудно молодому существу жить без жизненных радостей. Всё в работе, в деле, никакого общения с людьми равными, молодыми. Вот бы кому проехаться хорошо за границу!
Начала письмо утром, а теперь вечером получила сразу три конверта серых: и от папа̀, и от тёти Тани, и Маши, и Лёвы, и Тани. Читала все с волнением, каждому хотелось ответить, сказать что-нибудь, Ваничку поцеловать, что он хорош; в первый раз я почувствовала нетерпение увидать всех. — Сегодня вышло новое издание, так что это дело кончено. Завтра напечатаю объявления. Если Тане действительно не трудно будет пожить здесь, то я думаю ехать отсюда 22-го в ночь, а она пусть приедет 22-го же курьерским. — Дела мои, кроме уборки дома, к тому времени придут к концу. А дом уберу тогда при себе, это и лучше, а то с переездом опять всё затопчут.
Известие о том, что Figaro перепечатал опять одно из самых резких мест, меня очень огорчило. Такое чувство, что над тобой какая-то невидимая рука махает ножом, и ты вот-вот попадешь под удар. Вообще всё известия не спокойные. О Лёве я постоянно думаю, и, если ему не лучше, то это уж хуже; надо бы поправляться. С 15-го ему надо было опять пить Виши.
Сегодня был Коля Маклаков. Такой он миленький, маленький в пиджачке. Маша в Покровском, а он тут по воинской повинности, и его, повидимому, избавят по случаю глаз. Очень счастлив, спокоен и хорош. Говорил, что Зандер хорошо действует на холере, но что Цуриков рассказывал с негодованием, что приехела баба к нему с другой болезнью, и он ни за что не стал лечить, говоря, что он на холере. Цуриков говорит: «хуже подёнщика». Так и прогнал бабу. — Была у меня сегодня опять Елена Павловна; такая добрая, участливая; я её всё больше и больше люблю. — Теперь у вас Поша, он был у меня на минутку. Здоровье мое лучше, но начинается насморк.
тазы выливаю и еще хозяйничаю. Времени и сил берет много при других, серьезных делах. Да и неловко тебе в доме с четырьмя, можно сказать, мальчишками. И я буду спокойнее. Для Марьи Кирилловны тоже полезно проветриться, а потом она с тобой и вернется.
Очень жаль, что я не видала Серёжу. Может быть, я к ним на денек съезжу. Получил ли он, посланные мной из Москвы ему, деньги?
Пастернак опять намекал на то, что готов учить Таню живописи, что школа пустяки, ничего не даст, что нужно другое и, пожалуй, что он прав. Как нашли вы рисунки?
Поздравляю и я Верочку с именинами, желаю ей всего лучшего. О ней ничего не написали, как она живет? Каково это, как Мишино нездоровье затянулось; мне жаль, что подробно о нем не пишете, желудок или грипп или еще что? Поберегайте Сашу и Ваничку. Саша легко простужается, и из здоровой девочки может вырасти нездоровая девушка, если её не беречь. Хорошо бы вставить рамы в их детские; если будет северный ветер, то у них будет страшно холодно. Здесь мы мерзнем, и я всё вставляю.
Завтра напишу Маше, Саше и Ваничке, а сегодня больше не могу. Целую их всех; понравились ли детям лягушки, наклейки, виноград? Ножичек Ваничке такой ли я купила, какой он хотел? Мне очень понравился. Ну, прощайте, будьте все здоровы.
С. Т.
Примечания
Кламрот — Карл Антонович Кламрот (1829—1912), скрипач. С 1856 по 1900 г. состоял первым скрипачем Большого театра.
Машино письмо меня всю привело в отчаяние — письмо М. Л. Толстой от 15 сентября, в котором идет речь об учителе Зандере, делавшем предложение Марии Львовне. М. Л. Толстая писала: «теперь положение дел стоит так, как было до моего отказа» (АСТ).
получила сразу три конверта серых — от Л. Н. Толстого от 15 сентября (ПЖ, стр. 453—454), письмо от М. Л. Толстой и коллективное письмо Т. Л. и Л. Л. Толстых, а также Т. А. Кузминской от 15 сентября. Кузминская поздравляла С. А. Толстую с именинами (АСТ).
— девятое издание сочинений Толстого в 13 томах.
Известие о [...] Figaro«[Давыдов] рассказывал, что в «Figaro» напечатана выдержка из моей последней книги «Царство божие» о рекрутском наборе. Это немножко неприятно».
Виши — лечебная минеральная вода.
— Николай Алексеевич Маклаков (1871—1918), впоследствии министр внутренних дел, перед падением царизма крайний реакционер.