№ 220
[1891 г. Октября 25. Москва]
Уезжает и Лёва; метель сегодня и холод страшный и все эти отъезды и жизнь врознь, конечно, хуже всего для несчастной меня, сидящей, как прикованная к своим гостиным и без всякою дела, а только с беспокойством о всех. Для голодающих физическая мука, а для нас, грешных, худшая — нравственная. Авось как-нибудь переживется это тяжелое время для всех, а без жертв не обойдется.
Посылаю шубу свою Маше, и купила для тебя, Лёвочка, дешевую. Без двух шуб зимой 30 верст ехать нельзя. Посылаю вам 500 рублей, с прежними 600; Лёва берет 200, Серёжа 100 на голодающих, итого 900 р. Потом увижу, что можно будет еще сделать. — Статью твою, Лёвочка, не успела прочесть; Грот сегодня её завез, но меня не застал, и так я его и не видала до сих пор. Вчера была Соня Мамонова и Алик, потом Дунаев. Больше никого не видала; сегодня ездила за шубами Лёве и тебе, Лёвочка, и вообще за покупками, необходимыми для дома. Знаменитый Мюр и Мерилиз будет поставлять провизию на дом дешевле других, что исключает всякое подозрение в нечестности поваров и кухарок, следовательно, легче отношения с ними. — Спасибо, что написали столько писем: я получила три. Здоровье мое лучше, т. е. две ночи не было лихорадки и поту. Но тоска, — с которой борюсь ужасно, не отпускает. Как вечер, так всё мрачно, плакать всё хочется, точно я и физически и нравственно закупорена.
Сегодня 10 гр. мороза, ветер страшный и снег. Извощики на санках. Если у вас так холодно, погодите ездить.
А картофель-то наш и яблоки — всё померзло! Только сейчас получила квитанцию.
Ваничка всякое утро меня будит в 7 часов, жалобно прося дуду. Ему не давали ни разу, и он молоко не пьет, а чай с молоком, и очень мало ест. Но он весел и Саша и мальчики тоже. Только бы все здоровы были! Миша учится плохо, всё двойки, Андрюша гораздо лучше. Вчера оба играли на скрипке, Миша лучше. — Дом не устраиваю, всё кое-как; и не могу приступить к такому глупому занятию; а деньги совестно платить, надо везде экономить и всё делать самой с Фомичем. Люди все унылы и тоже не веселы. На верху даже не освещают и едва протапливают. Ютимся все внизу, всякий при своем деле. Прощайте, милые все, не забывайте меня и пишите при всяком случае, да поподробнее, как устроитесь. А Лёва пропадет в этом море самарских степей, и о нем тоскливее всего, а удержать невозможно.
Теперь напишу дня через три в Данковский уже уезд.
С. Т.
Примечания
Статью твою[...] не успела прочесть«Вопросы философии и психологии», редактором которого был Н. Я. Грот, не была пропущена цензурой.
Спасибо, что написали столько писем. Сохранились письма: от Т. Л. Толстой (от 24 октября), с сообщением о предстоящем отъезде в Бегичевку, и от Льва Николаевича (от 23 октября), в котором он писал: «Грот, вероятно, рассказал тебе, как мы усердно работали; не знаю только, с успехом ли[...]. У меня осталось такое хорошее, радостное впечатление от последнего нашего разговора, что, как вспомню, так весело станет» (ПЖ, стр. 361).
Гатцук. Алексей Алексеевич Гатцук (1832—1891), украинец, издатель «Газеты Гатцука» и «Крестного календаря».
«Бегичевку» Данковского уезда Рязанской губ., сделав его центром помощи голодающим окрестных местностей.
Толстой писал в ответ 26 октября: «Очень меня порадовало, что прекратилось лихорадочное состояние и поты. Теперь, наверное, и нравственное состояние поправится. То, что ты пишешь о психическом расстройстве, ужасный вздор. Доказательство, что причина органическая, т. е. болезнь тела, — лихорадочное состояние и поты. Тебе не следует скучать, т. е. грустить» (ПЖ, стр. 360—361).