№ 203
[1888 г. Мая 11. Москва]
Помощницы мои расхворались, хотя обе еще на ногах. У Тани ночью был жар, теперь горло болит и насморк; а сейчас Машу знобит и тоже горло болит. Боюсь, что всех переберет, и что мы не выберемся в воскресенье. Мое кормление тоже значительно ухудшилось, и погода холодная, и пожалуй Ивана везти опасно.
Утром приходила Ольга Алексеевна и рассказывала письмо Марии Александровны, не без ехидства прибавив, что Мар. Алекс. влетела к тебе, когда ты был еще в постели, а что Количка белье стирает. И то, и другое — безобразие. Она же мне сказала, что ты собираешься приехать, а вечером пришло твое письмо, что ты раздумал. А мы теперь еще бог знает, когда приедем. Кроме малышей и людей, ни у кого нет страстного желания ехать в Ясную, а для меня это такой ряд волнений и забот, что так бы и сидела на месте. — Лёва очень усердно учится, и его жаль вывести из колеи. Коля Оболенский сегодня математику выдержал и очень доволен.
Стёпина Машенька ездила к нему в Дорогобуж, и он ее прогнал и говорил ей ужасные вещи, и она вернулась и всё плачет, и теперь все её надежды рухнули сразу.
Сегодня уложила все твои вещи, так как до сегодняшнего дня я всё думала, что ты, может быть, приедешь. Ты ничего не написал, какие книги тебе привезть, а теперь уж поздно, мы не успеем. О приезде своем я во всяком случае телеграфирую, так как всё очень неопределенно. Неужели только в субботу кончат белить? Когда же успеют вымыть и на место всё поставить? Ключ я тебе послала для того, чтоб ты нашел ключ от террасы и велел поправить, где потекло. А кроме того там поставлена вся ломаная мёбель; хорошо бы ее всю свезть к столяру; а то мы приедем, подводы понадобятся и для багажа, и для нас, и для Кузминских.
Англичанка моя из Англии едет; Таня Кузминская получила от нее письмо с корабля. Должно тут будет 13-го или 14-го.
Пожалуйста, когда я извещу о приезде, пришлите нам то, что я прошу, а именно: карету — лошади наёмные, коляску и подводу парой, лошади свои. Знаю, как ты на все эти просьбы смотришь недоброжелательно, но я уж так избаловалась, а главное, мои нервы от усталости так расстроены, что мне не до идей— Очень рада, что ты здоров, надеюсь застать тебя таковым. Как подумаю о яснополянском разгроме, произведенном разными посетителями и жителями, и о грязи, внесенной всеми ими, то и ехать не хочется. Не скоро приведешь всё это хоть в возможный вид.
Что Серёжа, как поживает? Он умеет так устроиться, что как будто его нет.
Продолжай писать, а то бог знает, приедем ли; если же и уедем отсюда, Лёва так всегда ждет писем.
Ну, прощай, теперь до скорого свиданья.
С. Т.
Мая 11-го. Среда в ночь.
1888.
пришло твое письмо. Толстой писал 9 мая: «Марья Александровна была вчера и действительно рассказала про тебя и вас, так что я понял, но сказала тоже, что мой приезд облегчил бы тебе отъезд, — если бы я взял малышей. — Это очень поощрило меня ехать, но по письму увидал, что это не нужно, и что девочки заменят меня. Да и теперь уж так коротко; только бы ничто не задержало и не помешало» (ПЖ, стр. 330—331).
Андреев-Бурлак — Василий Николаевич Андреев (1843—1888), по сцене Андреев-Бурлак, артист и чтец.
Смоленской губ. В Дорогобуже служил С. А. Берс судебным следователем.
Неужели только в субботу кончат белить? «Второй день праздник и работы нет в доме. Завтра начнем. Верх кончен совсем, только развесить и расставить, и не перепутать, и не сломать. Низ кончат, я думаю, дня в три, так что к субботе будет готово».
После этого письма Толстая писала 12 мая; это последнее письмо не печатаем.