№ 185
[1887 г. Апреля 10. Москва]
Милый Лёвочка, мои бессодержательные письма — это отражение моей бессодержательной праздничной жизни, которая, слава богу, кончается скоро, и которая меня страшно раздражает. Все вечера я сидела буквально одна, иногда часов до двух, трех ночи за корректурой и поджидала детей, которые не только не веселились, но просто приходили в тоскливое и глупое состояние от усталости и суеты, и всё-таки стремились в манежи, балаганы, в гости и т. д. Сегодня первый вечер мы были совсем одни, и все были очень милы и веселы. Варенька обедала, потом сидели в гостиной всей семьей и было подушевно. Серёжа, Илья, Лёва, Таня, Маша; даже Герасимов пришел, madame, малыши и miss Gibson, которая поступила ко мне к радости всех и особенно малышей. Теперь половина одиннадцатого, девочки ушли спать, Лёва тоже, Серёжа и Илья пошли к Толстым и взяли ключ, и мы распустили всех людей и потушили все лампы в виду того, что завтра гости и поздно придется всем сидеть. Напишу тебе письмо и буду еще читать корректур три листа.
Меня огорчило, что здоровье твое хуже; это от холода. Помни предписанье Захарьина одеваться теплее. И потом, что ты обедаешь? Лёва меня смущает тем, что ты будто говорил: «вот наш барин уедет, мы так не будем роскошничать». Я всё надеюсь, что ты кончишь статью и приедешь к нам поправиться; в этот холод в деревне не хорошо, я думаю.
Ты пишешь о статье, что еще не запутался, как раз то, что я тебя спрашиваю в моем последнем письме с Количкой.
О том, чтоб телеграфировать, чтоб за ним прислали, он сам хотел, и потому огорчен быть не мог, вещей всех ему бы не донести.
Сегодня Богомолов отказался держать корректуру — трудно, говорит, и очень связан буду. Теперь Фидлер берется, брат директора Рукавишниковского приюта. Богомолов говорит, что на него можно надеяться. А пока я работаю. Мне жаль, что не я тебе переписываю.
О приезде своем в Москву ты ничего не говоришь; стало быть, ты не собираешься. Тёмные люди к тебе не ходят, но многие просят уведомить, когда ты вернешься. Я всем, кому могу, говорю, что ты уж не приедешь, чтоб тебя не замучили, если ты приедешь.
Во вторник поеду на лекцию Грота, меня это очень интересует и я радуюсь этой лекции. Таня со мной поедет, может быть, и Серёжа. Я тебе тогда обо всем напишу. Посмотрим, насколько он лучше будет Соловьева. Сегодня Грот
Примечания
Предшествующие письма от 7 и 8 апреля не печатаем. мои бессодержательные письма. Толстой писал 9 апреля: «Получил сегодня на Козловке твои два мало-содержательные, но хорошие письма». . Имеется в виду статья «О жизни», переведенная С. А. Толстой на французский язык. В предшествующем письме Толстая писала: «Что твоя статья, подвигается ли? Не начал ли чего новенького? Мне очень грустно, что не я буду переписывать; я все время следила за развитием этой статьи и очень ее любила». лучше [...] Соловьева. Вероятно имеются в виду выступления В. С. Соловьева, о которых он писал в 1887 г. Рачкому: «По приглашению одного здешнего филантропического общества готовлюсь прочесть в пользу бедных студентов две публичных лекции на тему: «церковь» и заменить его словами «мистический элемент». Если не последует препятствий из Петербурга, то лекции будут 23-го и 26-го марта» (ст. ст). Грот — Николай Яковлевич Грот (1852—1899), философ идеалистического направления, профессор философии в одесском, с 1886 г. — в московском университетах. Был председателем Психологического общества. Основатель журнала «Вопросы философии и психологии», в котором впервые напечатан трактат Толстого «Что такое искусство». Энергично привлекал Толстого на заседания общества и к участию в журнале. Корректировал ряд философских статей Толстого. Воспоминания о нем Толстого в письме его к К. Я. Гроту опубликованы в издании: «Н. Я. Грот в очерках, воспоминаниях и письмах», Спб. 1911.