№ 123
[1884 г. Декабря 11.] Вторник. [Москва]
Сегодня письмо твое хорошее; ты, видно, устроился, около тебя старушки, ты спокоен и здоров. Вообще успокоительное произвело впечатление. Что же ты мне не оставил переписывать статью? Я очень жалею, что не могу без тебя что-нибудь поработать для тебя. Я шью костюмы малышам и учу Андрюшу; сижу дома, и одно плохо, что страшно поздно встаю. Но сегодня всю ночь совсем не спала после свиданья с доктором; давно не было так больно, и как заснешь, вся в поту проснешься, с кошмарами и каким-то ужасом. Может быть теперь будет лучше. — Совет твой, или одно, или другое — совершенно справедлив. Вчера я решила, было, совсем не лечиться и спросила доктора, может ли со временем пройти моя болезнь без леченья. Он сказал: «нет, никак не может, будет всё хуже и хуже». И теперь я взялась лечиться внимательно и ездить к доктору всякие две недели.
Конечно, очень жаль будет тебе не повидать Урусова. Я думаю, тебе остаться, и в субботу поехать в Тулу, ночевать у Урусова, и в воскресенье с курьерским приехать. Хоть без тебя и скучно, но я думаю, мне теперь без тебя полезнее. — Дети хотели тебе сегодня тоже написать, не знаю, напишут ли. Насчет птиц, я совсем не велела откармливать, а только сказала до Рождества покормить, а потом убить и прислать, если ты хочешь, чтоб их больше не водить. Валуха тоже я думаю продать там. Мясо очень дешево в Москве, возить не стоит, а вот что стоит, — это к лету солонину посолить. Это нам большое подспорье и людям нашим; а мясо летом гораздо дороже. Но солить можно только в конце марта или в начале апреля; нет ли для этого коровы яловой, и могли бы это сделать Марья Афанасьевна с Николаем Михайловичем, поваром. Вот мои мнения, а воля твоя, и я ни на что ворчать не буду, ибо... мало этим интересуюсь; опять-таки увы! — За что ты нападаешь на мое душевное состояние; именно что не хорошо? Напиши пожалуйста. — Может быть я и пуста, и глупа, и легкомысленна, но я теперь совсем не зла, и очень мне это легко и приятно.
меня кто грязью выпачкал.
Я всё про тебя говорю себе: que, diable, allait il faire dans cette galère?1
Серёжа всё играет с шумом Мусоргского и Рубинштейна; что-то не ясно и громко одуряюще. В субботу не приезжай вечером, у меня билеты, и я должна ехать в концерт Бетховена, и мне больно будет от тебя уехать.
Не написать ли Маковскому?
Какая хорошая погода для тебя: не холодно, и иней; и так, я думаю, хорошо в деревне. Неужели о лошадях ни слуху, ни духу? Прощай, Лёвочка, надо бы писать тебе по утрам, а то к вечеру боль сильнее, и я прихожу в беспокойство. Целую тебя, кланяюсь Марье Афанасьевне и Агафье Михайловне.
Целую еще и еще.
Соня.
Примечания
письмо твое хорошее — от 10 декабря (ПЖ, стр, 241; датировано 10).
. Толстой писал 10 декабря: «Пришла Агафья Михайловна и болтает с Марьей Афанасьевной».
переписывать статью — «Так что же нам делать?»
повидать Урусова — Л. Д. Урусова в Туле.
насчет птиц. Толстой писал 10 декабря: «Ты написала Филиппу, чтобы кормить птицу, а я, было, велел ее уничтожить, потому что она не стоит корма. Она очень плоха. По-моему оставить одних кур».
За что ты нападаешь на мое душевное состояние. Толстой писал 10 декабря: «Нехорошо твое нервное состояние с кали-бромати. Я на твоем месте решительно сделал бы одно из двух: или пристал бы к доктору, чтобы он предписал мне последовательное лечение, и строго бы следовал ему, или бы бросил всякое лечение и вел бы гигиенически правильную жизнь. Много бы был на воздухе, много бы делал движения и не думал бы о болезни. Право, подумай и сделай одно из двух; а то это ни то, ни сё очень вредно для тебя — для твоего душевного состояния».
«Когда я уезжал из Москвы, на Покровке мне встретился Маковский, Владимир, остановил меня и стал говорить, что ему очень нужно меня видеть по делу. Дело такое, что есть один богач, Кузнецов, который хочет издавать для народа хорошие лубочные картины, — то самое, что Чертков. Я торопился и много не мог говорить с ним. Он хотел приехать в субботу».
1 [какого черта он туда сунулся?].