Н. Н. Страхов — Л. Н. Толстому
15 апреля 1873 г. Санкт-Петербург.
15 Апр. 1873 г.
Нахожусь в таком дурном расположении духа, бесценный Лев Николаевич, что не следовало бы писать к Вам; но так как я пропустил более удобные минуты, и уже запоздал ответом, то напишу Вам по крайней мере факты, о которых Вы спрашиваете, а думая о Вас, может быть и повеселею. Сегодня я делал первые визиты (дни три как выхожу); мне объявили, что немец1, которого место я займу, на этой неделе подает в отставку — и я тотчас же буду принят на службу. Это очень устраивает мои дела, потому что в последние дни писание статей до того мне опротивело, что я с ужасом думаю о том возможном случае, если бы мне пришлось жить этим писанием. Написал я две статейки для Гражданина, одну — Заметки о текущей литературе2, другую — рецензию3 на книгу Анненкова Ал. Серг. Пушкин, которая есть ничто иное, как перепечатка первого тома его издания Сочинений Пушкина; да еще я написал больше половины статьи о развитии организмов для московского журнала Природа4, издаваемого Усовым5 и Сабанеевым6. Сабанеев почему-то меня знает, прислал мне первую книжку — чудесный том с картинками; всех томов в год будет четыре. Я написал ему, примет ли он статью, в которой отвергается Дарвин; он отвечал, что очень охотно, и я принялся усердно писать.
Вероятно, я еще не окреп после болезни, — но только никогда еще не чувствовал я такого отвращения к своим статьям, как то, которое во мне возбудили мои статейки для Гражданина;
Со статьею о развитии другая история. Время болезни было для меня счастливым временем, Лев Николаевич. Я чувствовал, что был тогда лучше, добрее, спокойнее и умнее. В эти два месяца (из которых недель шесть я пролежал) я много читал и думал; и заходили у меня такие мечты и планы, что мне страшно в них и признаваться. Чтение и размышление были продолжением того, чем я занимался в Крыму и о чем немножко говорил Вам, когда ехал туда.
Но и у Вас и в Крыму я все унывал, а тут явилась такая надежда на свои силы, что досадно вспомнить, когда подумаешь теперь об их действительном размере. Явились и зачатки мыслей, по-видимому, способных к большой разработке. Вот одну-то из них я и вздумал изложить в статье о развитии. По мере писания я однако почувствовал, что предмет расширяется, и что для такой статьи нужно год или два занятий. А между тем статья обещана к 1-му мая, и конечно я ее допишу и пошлю. Потянуло меня читать книги по этому предмету, побывал я в своей библиотеке, стал выходить, — и совсем наконец сбился с того настроения, в котором начата статья. Теперь уж кажется, что это воодушевление никогда не воротится.
А какое странное и противное впечатление произвел на меня Петербург! Апрель есть время самой блестящей уличной жизни. И вот меня поразило это всеобщее напряжение, написанное на всех лицах, отражающееся и в походке, и в платье, и во всем решительно. Тщеславие, конечно, на первом месте; каждый, выходя на улицу, как будто покрывает себя лаком, или сперва выутюжит себя, а потом только выйдет. Старики с удивительно причесанными волосами, вылощенные, выхоленные, носящие иногда седую бороду, но с таким тщеславием, как женщина новую шляпку; женщины имеют все престранный вид, как будто у них что-то нехорошее на уме... Но не буду Вам описывать: и долго и не умно, и Вы поймете с одного слова. Скажу только, что с большой отрадой я встречал добродушных извощиков и дворников, на которых не было никакого лоску и которые глазели на весь этот Вавилон, очевидно не принимая в свою душу ни единой черты из жизни, в нем совершающейся. А юноши! Самолюбие, озабоченность и какой-то позыв к дерзости — написаны на каждом лице. Знаете, здесь, мне кажется, становится понятна и здешняя литература. Какую жизнь видят пред собой те, кто пишет? Такую, которая не внушает никакого уважения, никакой любви, где эгоизм, жажда наслаждений и самолюбие действуют наголо, где деньги — все.
Кстати, о деньгах. До сих пор не знаю, как идет моя книга; до сих пор то надеюсь, что у меня будет маленький доход, то опасаюсь, что, пожалуй, вместо дохода придется приплачивать. Никто из здешних моих приятелей моей книги не читал7. Статью еще можно прочесть; но книгу — кто же читает книги в Петербурге? А я встретил очень отрадные подтверждения своим мыслям. Во время болезни я читал Основы Химии Менделеева8; он принял (мы давно знакомы и споривали до ссор) существенные пункты: в принципе отрицает атомы и простые тела; это очень мне польстило. Кроме того вышла брошюрка Дюбуа-Реймона9 «О границах естествознания»; в ней не только отрицаются атомы и простые тела (притом глубже, чем у Менделеева), но и ощущение признается нематериальным. Боже мой! Чему приходится радоваться! Кстати: одним из моих гордых мечтаний было — точное и строгое ниспровержение механического взгляда и замена его другим.
Статьи я принялся писать главным образом потому, что стали выходить Ваши 250 р.10 — я уже видел впереди их конец. Посудите сами, однако же, как я должен быть Вам благодарен: с сентября прошлого года по май нынешнего я живу почти на одни Ваши деньги; на них и в Крым съездил, на них и проболел два месяца; Вы мне дали почти полгода свободных для чтения и отдыха, и размышления. — Чуть не забыл! Попросите Петра Андреевича11 почаще публиковать о Вашей Азбуке; я уверен, что мало было публикаций. Мой книгопродавец публикует до сих пор о моей книге раза три или четыре в месяц. Когда узнаю у него, для чего он это делает и какова польза от этого, напишу Вам в точности. Поклонитесь от меня низко Софье Андреевне12— Сереже13, о котором вспоминаю с самым приятным чувством.
Ваш всею душою
Н. Страхов
Я еще не теряю надежды, что Вы получите мое крымское письмо; если же нет, я реставрирую его и с дополнениями.
Пропустил главное: в моих мечтах и замыслах я все благодарил Вас за то, что Вы меня направили на философию. Теперь это дело решенное: поступлю на службу и буду постепенно читать и работать по выбранным мною вопросам, — о цветах, о познании, и пр.
трудно излагать незрелые мысли. А что задачу я взял страшно крупную, Вы конечно, догадываетесь.
Примечания
1 Поссельт Мориц Федорович (1805—1875) — историк. С 1834 г. преподавал философию в Дерптском университете, потом немецкий язык в московских и петербургских учебных заведениях; с 1851 г. состоял библиотекарем Императорской Публичной библиотеки. Русского языка не знал. Книгу Поссельта Der General und Admiral Franz Lefort, Т. 1—2 (СПб., 1866) Толстой изучал во время работы над незавершенным романом из эпохи Петра I.
2 «Гражданин» (1873, № 15—16).
3 «Гражданин» (1873, № 17). Книга П. В. Анненкова «А. С. Пушкин. Материалы для его биографии и оценки произведений» (СПб. 1873), значительно переработана по сравнению с 1-м ее изданием 1855 г.
4 Популярный естественно-исторический журнал, выходил в 1873 (четыре выпуска) и в 1877 (три выпуска) гг. в Москве.
5 Усов Сергей Алексеевич (1827—1886) — зоолог, профессор Московского университета.
6 Сабанеев Леонид Павлович (1844—1898) — зоолог, профессор Московского университета.
7 «Мир как целое».
8 Менделеев Дмитрий Иванович (1834—1907) — русский химик, разносторонний ученый, педагог, общественный деятель. Окончил (1855) естественно-математический факультет Петербургского Главного педагогического института. (Страхов окончил этот же институт в 1851 г.) Открыл (1869) периодический закон химических элементов — один из основных законов естествознания. Классический труд «Основы химии» (Ч. 1—2, 1869—1871), первое стройное изложение неорганической химии, выдержал при жизни Менделеева восемь изданий. Автор фундаментальных трудов по химии, химической технологии, физике, метеорологии, воздухоплаванию, метрологии, сельскому хозяйству, экономике, народному просвещению, член Академии художеств (1893).
9 Дюбуа-Реймон Эмиль-Генрих (Emil Heinrich DuBois-Reymond) (1818—1896) — немецкий физиолог, основатель научной школы; философ, иностранный член-корреспондент Петербургской Академии наук (1892). По происхождению швейцарец. Основоположник электрофизиологии — установил ряд закономерностей, характеризующих электрические явления в мышцах и нервах. Автор молекулярной теории биопотенциалов.
10 За помощь в издании «Азбуки».
11
12
13 С. Л. Толстой. Интересные воспоминания С. Л. Толстого о Страхове опубликованы Н. П. Пузиным в издании: Яснополянский сборник, 1982 (Тула, 1984), С. 128—135.