Н. Н. Страхов — Л. Н. Толстому
29 октября 1893 г. Санкт-Петербург.
Прежде всего очень извиняюсь перед Вами, бесценный Лев Николаевич, что так поздно послал Вам Гексли. Я хотел сделать поскорее, а от этого и вышло дольше. Теперь же пишу Вам по поводу замечательных отзывов о Вас Куно Фишера в его новой книге Arthur Schopenhauer1. Посудите сами, что́ он пишет:
Стр. 110. Es ist eine sehr bemerkenswerthe Tatsache, daß zwei anerkannte und unwiderrufliche Größen aus dem letzten Drittel unseres Jahrhunderts die Sache Schopenhauers zu der ihrigen gemacht und unter dem Bann seiner Werke gestande haben: der berühmteste Musiker des Zeitalters (дело идет о Рихарде Вагнере) und der berühmteste Schriftsteller Russlands, der durch seine religiöse Gesinnung- und Handlungweise noch interessanter und merkwürdiger ist, als durch seine Dichtunger. Graf Leo Tolstoi, nach der Vollendung seiner militärischen und in Anfängen seiner litterarishcen Laufbahn, schrieb an seinen Freund Fet-Schenschin, den nachmaligen Übersetzer des Philosophen: „Ein unwandelbares Entzücken an Schopenhauer und eine Reihe geistiger Genüße durch ihn haben mich erfaßt, wie ich sie nie bisher empfunden. Ich weiß nicht, ob ich die Meinung je ändern werde, aber gegenwärtig finde ich, daß Schopenhauer der geniälste der Menschen ist. Es ist eine ganze Welt in einem unglaublich kleinen und schönen Spiegelgebilde“. Noch im Jahre 1890 sei Schopenhauers Bildniß das einzige Porträt in seinem Studierzimmer gewesen2.
Но еще важнее следующее место:
Стр. 123. (Показавши, что Шопенгауэр ничуть не исполнял тех учений, которые сам проповедывал, Куно Фишер говорит): „Moral predigen ist leicht, Moral begründen ist schwer“. Weit schwerer als beides, ist sie verkörpern! Daher sind die ächten Werke der Religion, insbesondere Religionsstiftungen so selten, daß selbst die Werke des Genies dagegen häufig sind. Ohne seine Heilslehre in dem eignen Leben und Leibe zu personificieren und dadurch in der anschaulichsten Form zu offenbaren, ist alle Moral und Religion, die man lehrt, mag man sie nun predigen oder begründen, doch am Ende nur „Wortkram“. Dies ist es, was heutzutage einen Mann, wie Leo Tolstoi, vermocht hat, aus der pessimistischen Heilslehre sich zum wirklichen Heiland zu flüchten und zu tun, was die Bergpredigt fordert3.
Тут меня восхищает и Ваша слава (К. Фишер — классический и очень обдуманный писатель), и то верное направление, которое она получила. Вы поставлены образцом, и Вы действительно образец правильного отношения к нравственности и религии. Что всего удивительнее — Куно Фишер, чтобы объяснить противоречие жизни и учения Шопенгауэра, подробно излагает мысль, что это был человек с художественною натурой, имевший в себе много актерского. Странно, что К. Ф[ишер] не вспомнил, что Вы даже великий мастер в художестве, и что, следовательно, его объяснение никуда не годится. У немцев сплошь и рядом встречается, что по мыслям человек очень возвышен, а по жизни — жалкий филистер. Только это не общее правило, а особенность немецкой натуры. У русских это не так, что Вы и доказываете собою.
Ну, извините меня. Я знаю, что Вы не очень любите такие известия. Я вспоминаю, как я раз привез Вам целую пачку вырезок из газет, где упоминалось и прославлялось Ваше имя, а Вы, не читавши, бросили всю пачку в огонь. Между тем, Шопенгауэр до последнего дня жизни с жадностью читал все, что о нем писалось, и все плакался, что приятели не все ему присылают, где упоминается его имя. Куно Фишер по этому случаю говорит: Die Ruhmbegierde, soll Plato gesagt haben, ist das letzte Kleid, das man ablegt. Dieses Kleid hat Schopenhauer nie abgelegt, in und mit ihm ist er gestorben (стр. 119)4.
Разумеется, слова К. Ф[ишер]а об Вас требуют разных поправок, но я смотрю на главное. Да может быть и с этими известиями я тоже запоздал?
Есть у меня еще просьба к Вам. Не пришлете ли мне Вашего Отчета, как он напечатан в «Русск[их] ведомостях»56. Меня очень тронули десять Ваших строк, перепечатанных из ОтчетаЦарствие Божие Вы будите спящий дух, Вы один говорите живые слова и они неотразимо действуют. По поводу Неделания все встрепенулись и отозвались. Наполовину отзывы мне понравились, — не содержанием, а своим очень почтительным тоном; этот тон все еще непривычная новость.
Сам я продолжаю быть здоровым и теперь как-то растормошился, или оживился. Пишу усердно об и готовлюсь писать о Шопенгауэре. (Видите — я Вас слушаюсь?)
Дай Вам Бог здоровья и сил, и светлого духа! Усердно кланяюсь Софье Андреевне, Татьяне Андреевне, Татьяне Львовне и Марье Львовне.
Душевно преданный и неизменно любящий
Н. Страхов
P. S. Кто такая Евгения Сопегина в Туле7? Я получил от нее бестолковое письмо; я спрашивал о ней Софью Андреевну в письме, которым благодарил за посылку мне нового издания и которое адресовал в Москву, — отчего оно, видно, и не дошло.
Примечания
1 «Артур Шопенгауэр» (1893) — Т. VIII «Истории новой философии» К. Фишера.
2 Русский перевод цитаты: «В высшей степени достоин внимания тот факт, что две признанные и неоспоримые величины последней трети нашего столетия совершенно разделили взгляды и учение Шопенгауэра и были очарованы его произведениями: знаменитейший музыкант нашего века [Р. Вагнер] и знаменитейший русский писатель, который еще интереснее и замечательнее своими религиозными воззрениями и своею жизнью, чем своими сочинениями. Граф Лев Толстой по окончании своей военной и в самом начале своей литературной карьеры писал своему другу Фету-Шеншину, ставшему потом переводчиком нашего философа, следующее: «Неизменное восхищение овладело мною при чтении Шопенгауэра и я испытал чрез него целый ряд духовных наслаждений, подобных которым я не знал до сих пор. Не знаю, изменится ли когда-нибудь мое мнение, но в настоящее время я нахожу, что Шопенгауэр — самый гениальный человек во всем мире. Это мир в невероятно малом и прекрасном отражении». Еще в 1890 г. портрет Шопенгауэра был единственным в его рабочей комнате». Перевод дается по книге: Куно Фишер. Артур Шопенгауэр. Перевод с немецкого. Под редакцией В. П. Преображенского (М-ва, 1896), С. 113—114.
3 Русский перевод цитаты: «Проповедовать мораль легко, обосновать мораль — трудно». Труднее, чем то и другое, воплотить ее. Поэтому настоящие подвиги в области религии, в особенности — учреждения религий, так редки, что сравнительно с ними сами произведения гения кажутся частыми. Вся мораль и философия, которой учат, не воплощая свое учение о спасении в собственной жизни и на собственной личности, и не показывая его тем в самой наглядной форме, — будет в конце концов одним «пустословием», все равно проповедовают ли ее, или обосновывают. В этом-то и заключается в наши дни подвиг человека, подобного Льву Толстому: спастись из пессимистического учения о спасении к настоящему Спасителю и поступать так, как повелевает Нагорная проповедь» (перевод там же, С. 128).
4 «Славолюбие, — сказал, говорят, Платон, — последнее платье, которое снимает человек. Этого платья Шопенгауэр не снял до конца, в нем он и умер» (перевод там же, С. 123).
5 «Отчет Л. Н. Толстого об употреблении пожертвованных денег с 1 января 1893 г.». Напечатан в газете «Русские ведомости» (1893, № 288 от 19 октября).
6 Патриотический шум был поднят русскими газетами по поводу торжественной встречи французами в г. Тулоне русской эскадры, прибывшей для празднования (в Тулоне и Париже) франко-русского союза против Германии.
7 О Евгении Сопегиной сведений нет.