Н. Н. Страхов — Л. Н. Толстому
13 июля 1891 г. Санкт-Петербург.
Только что сел отвечать Вам, бесценный Лев Николаевич, на Ваше многосодержательное и очень обрадовавшее меня письмо, как получил Ваше второе письмо, — об Зеленецком. Готов стараться и даже теперь знаю дорожку для этих дел. Но в настоящую минуту никого нет, — ни министра1, ни директора Д[епартамен]та2. Придется дело отложить до осени. А теперь — велите Зеленецкому написать 1) Прошение Московскому Попечителю3 и 2) Объяснительную записку, чтобы мне точно знать, о ком и почему просить и можно бы это сообщить властям. Прошение и записку пусть пришлет ко мне (или к Вам — я заеду и тогда возьму), а я уже отсюда пошлю прошение через директора Капнисту, Московскому Попечителю. Так меня научил директор, у которого я имею некоторое значение. А у министра и у Капниста — никакого значения; да и сами они очень зыбки и ненадежны в делах и обещаниях. Директор же — бойкий, твердый человек, который всем заправляет. Капниста я видел всего один раз, на обеде у Делянова; он нападал на Вас, а я Вас защищал, — разумеется все было слегка и любезно, как следует быть на обеде у министра. Итак, я думаю, что могу кое-что сделать, и очень постараюсь, чтобы чем-нибудь Вам угодить.
Между тем, планы мои немножко изменились: выеду я раньше, чем предполагал, — нужно мне непременно побывать у Николая Петровича Семенова, и чем скорее, тем лучше. Я и задумал выехать после 23 июля, по дороге заехать к Вам на несколько дней, потом в Ряжск, к Семенову, прогостить у него недели три и опять заехать к Вам и вернуться в Петербург к 1 сентября. К тому времени будет тут Стахеев, — очень хочу его видеть. Бедный пишет отчаянные письма, убивается по жене. Вспоминая его речи о смерти, вечной жизни и т. д., очень дивлюсь его состоянию.
Стремлюсь душою поговорить с Вами — так много набралось всяческих тем. Ваше мнение о Фенелоне очень меня заинтересовало. Вы уже не раз помогали мне вернее понимать писателей, например, Макса Миллера, Ренана. Послушаю Вас и о Фенелоне. «Невидимой брани» — не знаю и постараюсь добыть. Исаак и Ефрем у меня давно есть и в Исаака я не раз старался вникнуть — не могу сказать, чтобы особенно успешно.
Что до моей статьи Воспоминания, то замыслы у меня великие, и если исполню двадцатую долю, то будет уже не дурно. Собственно, мне хочется написать очерк истории философии за эти сорок лет, за вторую половину девятнадцатого века, но написать историю живую, не ту сухую и бездушную компиляцию, какую пишут немцы. О себе, о своем развитии я говорю лишь настолько, насколько нужно, чтобы видно было, что я живой свидетель дела, а не пишу с чужих слов. Задача может быть выше моих сил; но очень мне хочется сделать хоть пробу, хоть образчик.
Когда увидимся, позвольте мне поговорить на эту тему. Писать же au courant de la plume я почти не умею, а всегда конец статьи мне представляется ранее ее начала.
Очень любопытно, что у Вас говорила и делала Александра Андреевна4.
А какой Вы обидчик, Лев Николаевич! Написали: «содержание будет, как во всем, что вы пишете».5 Потом слова во всем зачеркнули и поставили над строкой: в большей части того.
Не стану спорить: вероятно, я заслужил такую поправку. Но чем? Что Вам пришло на мысль из моих писаний? Увы! Иногда я сам смотрю на них очень неласково. Может быть, Вы вспомните Ваши мысли и скажете мне, когда увидимся.
Соловьев недавно напечатал, что он победил меня, заставил молчать. Это уже третья его статья, в которой он на меня нападает и не слышит от меня ответа. Вы видите, я Вас слушаюсь. И об этом нужно посоветоваться с Вами.
Да мало ли еще о чем! С радостью думаю, что это уже недалеко.
Ваш навсегда преданный и неизменный
Н. Страхов
1891. 13 июля. Спб.
Примечания
1
2 Николай Милиевич Аничков.
3 Капнист Павел Алексеевич (1842—1904), граф — с 1880 по 1895 гг. попечитель Московского учебного округа, с 1895 г. сенатор.
4 —1903 (СПб., Издательство Общества Толстовского музея, 1911), С. 61—70.
5 Видоизмененная цитата из письма (№ 396) Толстого к Страхову от 6 июля 1891 г. В самом письме читается: «содержание будет как в большей части того, что вы пишете».