Н. Н. Страхов — Л. Н. Толстому
2 января 1891 г. Санкт-Петербург.
Очень я виноват перед Вами, бесценный Лев Николаевич, что не написал Вам ничего с Марьей Александровной1; но и тогда, и до сих пор мне было не по себе. Хорошо бы быть больным, а то ни болен, ни здоров, и вместо спокойствия чувствую тоскливость и раздражение. Вы пишете мне: «Живу радостно»; я все вспоминаю эти слова, и совесть меня мучит, что не успеваю выбиться из слабости, в которую попал. Надеюсь, однако, и твердо надеюсь, что это пройдет — нужно только оборачивать свою душу в эту сторону и не спускать глаз с цели.
А Фет мне пишет: «Люди не хотят понять, как мне скучно и как я пугаюсь лета! Если б хватило сил, поехал бы в Японию. Это хоть ново и ненанюхано». Не ужасно ли это? Он в декабре уже чувствует тоску будущего мая. Он бранит людей, что они не понимают его страдания, — например, редко пишут письма; но какая же охота писать только ради его минутного облегчения? Мне очень его жаль, но теперь, кажется, спасти его невозможно.
Тут появились две статьи об Вас, которые очень меня заинтересовали: одна Волынского в Вопросах философии2, а другая Вогюэ — в Русском обозрении3. Несколько восторженных фраз Волынского показались мне глубоко искренними, полными сердечного понимания; но когда я прочел всю статью, то увидел, что он больше занят своими собственными мыслями и об Вас говорит мало. Статья Вогюэ умна и здесь ее усердно читают; между тем, он вовсе не знает, что такое христианство, а потому не может и Вас понимать.
Приведу Вам еще любопытные места из Гражданина. 27 декабря Мещерский пишет «Начитался Толстого и... бросил все — отца, мать, школу, надел полушубок и пошел скитаться по народу» ... «Вот краткая повесть, которую все чаще начинаешь слышать в петербургских гостинных».
Затем идут рассуждения, очень справедливые, что дети в высшем кругу растут без всякого нравственного и религиозного руководства, потому и попадают в такую беду. Но в чем же беда, никак нельзя понять. Сказано только, что это — совращение на путь, разрушающий всю жизнь юноши. А Мещерскому, конечно, хотелось бы, чтобы и овцы были целы, и волки были сыты.
В Гражданине 30 дек. кто-то пишет о покойном Никаноре4:
«Один из его духовных идеалов была веротерпимость. В самых широких размерах покойный архипастырь уходил с возвышенными чувствами в эту область, забывая про тот людской мир, где столько готовых есть иноверцев пользоваться во зло применением к ним веротерпимости».
Не думайте, что я что-нибудь перепутал: таким безобразным набором слов часто щеголяет Гражданин. Но черта очень важная, и вообще я слышал сожаления об Никаноре, как о человеке хорошего направления; после него, мне говорили, на первое место выдвигается Амвросий Харьковский5, которого далеко не так хвалят. В сущности ведь это значит: бывает хуже и будет хуже. Бедная русская церковь!
По делу о Богомольце получил более подробные сведения: во-первых, его жена еще не отправляется на поселение, — еще срок не вышел, поэтому просьба мужа преждевременна; во-вторых, надзиратели недовольны ею, так что самая высылка на поселение еще не решена, еще составляет вопрос. Не могу придумать, что можно бы еще сделать, а вообще думаю, что хлопотать теперь очень трудно. Еще недавно были слухи о каких-то приготовлениях к покушению и о казнях, произведенных тайно; подробностей не знаю никаких, но что дело было, знаю несомненно. Да, Лев Николаевич, Ваше учение еще не довольно действует; как не видят безумцы, что злом зло вызывается?
Но не чувствуете ли Вы, что вообще озлобление смягчается, и что мы идем к мирному времени? Прежде, социальный переворот казался неизбежным; но теперь, после Коммуны, после убийства Александра II-го, после ряда злодейств, не только верхние классы, но и главная масса народа стала бояться потрясений и мириться с властями; с другой стороны, принимаются всякие меры к облегчению бедствий, и неимущие сами убеждаются, что от резни и переворотов легче не станет. Таким образом, все смягчатся, все начинают понимать, что худой мир лучше доброй ссоры. Как-нибудь ужиться, — вот пока цель человечества, и ради нее оно готово отказаться от других целей. Объединение Германии было последним великим политическим делом; другого подобного ждать нельзя, и политика должна теперь отойти на второй план. Даже предсказание Данилевского, что Европа вздумает задавить Россию, теперь не кажется мне таким вероятным.
Ваш неизменно любящий
Н. Страхов
1891. 2 янв. Спб.
P. S. Рассказывали, что Никанор вступался за жидов и что во время его болезни в синагоге было совершенно молебствие за его выздоровление. На это есть намек в его прощальной беседе6.
1 Мария Александровна Кузминская.
2 А. Волынский, «Нравственная философия гр. Льва Толстого» — «Вопросы философии и психологии» (1890, Кн. 5), С. 26—45.
3 М. Вогюэ, «По поводу Крейцеровой Сонаты» — «Русское обозрение» (1890, № 12).
4 Архиепископ Херсонский и Одесский Никанор умер 27 декабря 1890 г.
5 —1901) — духовный писатель, с 1882 г. архиепископ Харьковский.
6 На праздновании столетнего юбилея города Одессы архиепископ Никанор выступил с речью, обличающей пьянство, лень, распущенность русского народа, и при этом ставил в пример нравы в «инородческих» поселениях (немецких, еврейских и др.). Речь была напечатана в газете «Новое время» (1889, № 4872 от 21 сентября).