Н. Н. Страхов — Л. Н. Толстому
Июнь 1888 г. Санкт-Петербург.
Июнь, 1888 г. Петербург.
Посылаю Вам, бесценный Лев Николаевич, свою статью1 церковную точку зрения со всеми сильными доводами в ее пользу, и постарался точно и просто поставить несколько противоположных пунктов. Статья эта всего меня взбудоражила и так и хочется писать еще на темы, близкие к этой — может быть осенью придется к ним возвратиться. Разумеется и Вы у меня всегда в мыслях — как судья, перед которым ни за что не хотелось бы провиниться.
Недавно я усердно занимался и Вашею книгою О жизни2, сделанного г-жею Hapgood3; она просмотрела их и дала мне, говоря, что не нашла никаких затруднений при переводе, так что у нее нет вопросов предложить мне. Действительно, я убедился, что она в совершенстве понимает Ваш подлинник, а перевод ее меня привел в восхищение совершенною точностию, буквальною передачею текста и тою ясностию, которая свойственна английской речи. К несчастью, она меня торопила и я успел просмотреть только вторую половину книги. В пяти-шести местах я нашел чуть заметные пятнышки, в которых отчасти виновата была рукопись; она все поправила и теперь уже отослала назад. Вообще я убедился, что Ваша книга явится в Америке в наилучшем виде, какого можно желать. Седоволосая г-жа Гапгуд — очень привлекательное существо по простоте, спокойствию, живости и открытости. Право, эта легкая жизнь, устроенная англичанами и американцами, дает людям какую-то детскую наивность, позволяет развиваться в них всяким безвредным, значит и многим хорошим сторонам.
Она говорила мне о том, как она сама восторженно поклоняется Вам и как, вообще, Вас любят в Америке. Право, это большие чудеса, и нельзя не подивиться тупости многих у нас, которые смотрят на Вас равнодушно или враждебно. Ваша заграничная слава всегда меня восхищает; но главное, конечно, тот поворот, который Вы дали умам у нас, внутри. Можно ли было думать, что вдруг раздастся проповедь любви и с такою силою? Какие безумцы наши консерваторы, восстающие против Вас и не понимающие, что Вы раз навсегда указали тот выход, которого им придется опять и опять искать, когда они вновь доведут людей до ненависти и возмущения! Часто мне было грустно, когда я думал, что на моих глазах выросло у нас только одно новое явление — нигилизм; но теперь я утешаюсь, что за нигилизмом последовала Ваша проповедь. Вашу книгу я опять перечитывал с жадностию. Есть страницы бесподобные по отчетливости и неотразимой убедительности. и нет другой жизни, стоющей этого названия, — какая тема!
А они — запретили Вашу книгу!
Что делать, однако! Таков строй русской жизни, что в ней сочетаются чуть не допотопные явления с самыми передовыми, с такими, которым суждено далекое будущее.
Дай Вам Бог всего хорошего! Здоровье мое не совсем хорошо; кажется, главное — грудь, дыхательное горло — весь раскисаю от простуды. А к этому еще то, что понемногу я очутился в совершенном одиночестве, которое я отлично переносил бы, если бы были силы для работы — их-то нет.
Ваш всею душою
Н. Страхов
Примечания
1 «Наша культура и всемирное единство», появившаяся в июньской книжке «Русского вестника» за 1888 г.
2 «Life. Authorized translation by Isabel F. Hapgood» (Нью-Йорк, 1888), 295 с.
3 Хэпгуд Изабел Флоренс (Isabel Florence Hapgood) (1850—1928) — переводчица «Детства», «Отрочества», «Юности», «Севастопольских рассказов» Толстого. В ноябре 1888 г. посетила дом Толстого в Москве, летом 1889 г. была в Ясной Поляне. Письма Хэпгуд к Толстому см. в публикации Э. Бабаева: ЛН, Т. 75, Кн. 1, С. 407—413. Перевод статьи Хэпгуд «Толстой у себя дома» см.: журнал «Вопросы литературы» (1984, № 2).