1893 г. Июля 28.
28/VII. 93. Меррекюль, 94.
Высокочтимый Лев Николаевич! Сердечно благодарю Вас за присланное Вами мне письмецо. Строки Ваши мне всегда очень дороги и многополезны, но я стыжусь их у Вас вымогать, потому что Вы "должны всем", а не одному кому-либо. Но когда Вы пишете ко мне - Вы делаете меня радостным. Новое сочинение Ваше мы читали в большой и интересной компании, но с "инцидентами" постороннего свойства, которые мешали если не серьезности, то пристальности чтения. Основательно я его читал до 8-й главы давно, - еще до болезни, которую перенес прошлою зимою; а потом теперь, сам про себя прочел рано по утрам, когда мои гости спали, и, наконец, с усиленным вниманием читали его в третий раз, когда гости схлынули, и у меня остался один Хирьяков, да явился обретенный Лидиею Ивановной молодой поп Григорий Спиридоныч, отрекомендованный ею с той лестной стороны, что он есть "сын (ее) Спиридона Ивановича, до брака с Мимочкой". Я рассудил так, как судит брат наш "Николавра", Черниговский и Нежинский, то есть, что "ежели сочинение написано и назначено для чтения, то его надо не скрывать под спудом, а ставить на свещнике и читать людям". И в согласии с сим добрым братом нашим, я решился преступить запрету нашего "благочинного из Россоши", и принял сына Спиридона Ивановича к чтению. Поп оказался отличным чтецом и прекрасно прочитал все Ваше сочинение вслух в три дня, вперемежку с Хирьяковым, а я уже только слушал и думал о том, что слушаю. Замечаний важных или даже интересных по оригинальности я не слыхал ни от кого. Самое веское, что доводилось слышать в этом роде, исходило от очень умного Меньшикова, которого Вы знаете и, - как я слыхал от Льва Львовича, - которого Вы признаете за человека одаренного большими критическими способностями (что так и есть); но Меньшиков взял Ваш адрес и хотел писать Вам. Стало быть, мне передавать Вам его мнения не нужно. О первом же его впечатлении лучше всего можно судить по его письму ко мне, которое я послал Татьяне Львовне. Замечания попа (академиста, молодого, очень не глупого и не утратившего стыд) - очень почтительны, но мало интересны. Все они напоминают недавний спор наших ученых медиков, при котором эти никак не могли отличать полезности "портативности". Самое справедливое в этих замечаниях есть "повторяемость" и "усиления"; но, по-моему, это не важно. Хотя жаль, что есть в самом деле, так как по этим местам, конечно, и начнется гусевское обстреливание из Казани. Меня это не заботит: я знаю и говорю, что "Лев Николаевич наш - туляк, и он торгует с запросцем, - чтобы было из чего бедным уступить, и чтобы за уступкою тоже еще хозяину сходно было". В написанном читаем "прификс" для тех, "иже хощут быти совершенны"; а в практическом применении ко всем - возможна и уступка, для отстающих по слабости, - и уступка есть, притом выраженная с такою ясностию, что никакому слабосилию не огорчительно. Так я понимаю и так говорю, и нахожу, что это сочинение Ваше мудро и прекрасно сделано. Надо жить так, как у Вас сказано, а всякий понеси из этого сколько можешь. А если писать иначе, по-ихнему, то трактат пойдет уже не о "полезности", а о портативности и о приспособительности. Это вовсе другое. Я же могу Вам сообщить от себя только одно фактическое замечание о так называемых "духоборцах", о которых доносил Муравьев, что они не хотят брать в руки оружия. Покойный генерал Ростислав Фадеев рассказывал мне, что эти люди сами себе будто нашли занятие и были "профосами" и по их примеру и другие тоже просились "дерьмо закапывать". И я видел раз у редактора "Исторического вестника" копию с какой-то бумаги, где этот факт подтверждался, и я им воспользовался и вывел его в рассказе "Дурачок" (Х1 том, который я просил типографию послать Вам). Более я не могу ничего сказать Вам по поводу Вашего сочинения, которое, по моему мнению, должно принести людям большую пользу, если только у них есть уши, чтобы ими слушать, а не хлопать. Все то, что Вы думаете и выражаете в этом сочинении, - мне сродно по вере и по разумению, и я рад, что Вы это сочинение написали и что оно теперь пошло в люди. Сын Спиридона Ивановича ездил на сих днях в Петербург и по возвращении был у меня (еще при Хирьякове) и сказывал, что он уже говорил в Петербурге с некиим "синодалом" о том, что прочитал, и что "на него нападали: зачем он это читал!" Но будто бы Янышев тоже сказал, что они "только полицией умеют ограждаться и что сие ненадежно". Лидия Ивановна уехала, не дочитав рукописи далее 9-й главы, так как тут подъехала Любовь Яковлевна Гуревич в большом раздражении на Меньшикова за статью, и сестре нашей Лиде надо было ее успокаивать, и меня больного защищать, а потом увозить Любовь Яковлевну в Петербург и там ее еще допокаивать. А затем Лидия Ивановна хотела предпринять пешее (босиком) паломничество в Колпино "к Божией матери"; а меня просила дать ей список с Вашей рукописи, который я себе сделаю. Я ей отвечал, что копию ей дам, но не понимаю, зачем она мучает себя, читая это сочинение: зачем хромать на оба колена: или Толстого надо осудить и проклясть вместе с клянущими его, или "инфаму". Она мне вчера прислала превосходное письмо, - кроткое, но писанное, очевидно, в каком-то борении. О паломничестве босиком в Колпино не упоминает ни словом, но пишет: "Не отговаривайте меня читать это сочинение: мне нельзя этого бояться дать ему, и дает ему еще своих толкователей". Тут и все: и милая доброта, и приязнь, и шпилечка по моему адресу. А главное, здесь чувствуется какое-то "дыхание бурно" в собственной ее удивительной, чистой, смелой и роскошной душе. Как я рад, что Вы и все Ваши семейные ее полюбили. Простите, что я Вам наболтал много слов с малым толком.
Преданный Вам Н. Лесков.
, чтобы представить современную пошлость и самодовольство. О том, о чем Вы пишете, я писать не могу и не должен.
Новое сочинение Ваше - "Царство Божие внутри вас". Спиридон Иванович - персонаж трилогии "Мимочка". брат наш... Черниговский и Нежинский... - Н. Н. Ге, проживавший близ города Нежин, Черниговской губернии. "благочинный из Россоши" - В. Г. Чертков, живший вблизи станции Россошь, Воронежской губернии. Меньшиков... хотел писать Вам. - Лесков в письме к Т. Л. Толстой объяснил, из каких соображений он не сообщил Толстому свое мнение о трактате. Он писал ей: "О впечатлении теперь не буду говорить, так как оно огромно и еще не утряслось. Может быть, нам не следует писать своих впечатлений, так как все, что нам кажется, - вероятно, было у Льва Николаевича на уме и им отвергнуто по достаточным причинам" ("Вопросы литературы", 1964, No 10, с. 253). Более подробно на эту тему Лесков высказался в письме к Веселитской 2 августа 1892 г.: "Он (т. е. Толстой) желает, чтобы я написал ему о наших впечатлениях. Но это я сделать неспособен и писать не буду. Напишет ему Меньшиков, который собаку съел на эти дела. Модестыч (Хирьяков) что-то было начертал, но я и его отговорил, почитая это за несвоевременное и бесполезное. Притом думал, что все то, что приходит нам в голову, уже не раз побывало в несравненно более сильном и совершенном уме Льва Николаевича" ("Литературная мысль". 1925. Т. III, с. 285). В тот же день он писал Меньшикову: "... из всего, что я слышал, стоило бы сообщить мнения ваши, но вы сами ему будете писать, а я от общего содержания нахожусь в восхищении и радуюсь, что Лев Николаевич написал такое сочинение..." (Лесков. T. II, с. 555). Выполняя просьбу Лескова, Меньшиков 20 июля послал Толстому письмо с восторженным отзывом о его сочинении, за что Толстой его благодарил (Толстой. Т. 66, с. 375). Гусевское обстреливание... - А. Ф. Гусев (см. письмо 26) выступил с полемической книгой "Основные религиозные начала графа Л. Толстого", Казань, 1893. Не хотят брать в руки оружия... - Лесков имеет в виду цитируемые Толстым строки из запрещенного цензурой дневника Муравьева-Карского о крестьянах, отказавшихся от военной службы и отправленных в Кавказскую армию; "Их уже несколько раз кнутом секли, сквозь строй гнали, но они отдают себя охотно на самые жестокие мучения и на смерть, дабы не служить" (Толстой. Т. 28, с. 22). Вывел его в рассказе "Дурачок". - Крой рассказа "Дурачок" Панька "пошел служить со своим дурачеством и провел всю войну в "профосах", "за всеми позади рвы копал да пакость закапывал". Сын Спиридона Ивановича. - Петров Григорий Спиридонович, священник, знакомый Веселитской, выступал с проповедями и статьями на религиозно-этические темы. За свои убеждения в 1907 г. был лишен сана. Был знаком с Толстым. ... паломничество в Колпино. - Веселитская была очень религиозна. Лесков считал, что ей следует либо отвергать учение Толстого, либо отказаться от православия; "инфама", Т. е. выражение Вольтера "ecrasez l'infamne" ("раздавите гадину"), относившееся к официальной церкви.