1892 г. Декабря 9. Петербург.
9 дк. 92.
Высокочтимый Лев Николаевич. Вчера получил от Вас ответ на мой вопрос о вопросах Кони. В самом деле, я думаю, что я ему отвечал то, что следовало: у магистра Новицкого (Киев, университетская типография, 1832 г.) обстоятельно изложена история рационализма и основания уничтожена, а его Николай Павлович хотел "на шкуру наворотить", но позабыл это сделать и сделал профессором. В книге (146 стр.) трактуется о "духоборцах", но штундисты ни в чем существенном от духоборцев и молокан не отличаются, и люди очень глупо делают, трактуя их за особую секту. Все эти секты - одно и то же (по существу), с очень не сложными и не существенными особенностями, на изучение которых, по-моему, не стоит и время тратить, особенно таким лицам, как обер-прокуроры. Поэтому я указал на то, что изначала определяло дело точно, и рассказал, что нет никакой надобности подыскивать новых оснований, ибо это все отпрыски и того же толкования, которое и есть во всех рационалистических согласиях, и обсуждать каждое из них в отдельности есть дело напрасное. Я читал доклады сенатора Ровинского и видел, что все это блуждание по чистому месту. Об отношениях штундистов к государству я сказал, что "противности государству у них нет, но есть равнодушие к государству, за что, мне кажется, судить по законам нельзя". Теперь я думаю, что я сказал, что следовало, по лучшему моему разумению; но ответа Вашего я все-таки ждал нетерпеливо и смущался тем, что Вас обеспокоил. Я не пишу к Вам, конечно, только потому, что мне совестно отрывать Вас от трудов на общую пользу. Благодарю Вас за упоминание о моем вмешательстве, за которое я себя казнил много и сурово, но которое я считал своею обязанностию перед Вами и другим человеком. Радуюсь, что мы спасли его от раздражения и уберегли в его огорченной душе любовь, которою он к Вам полон, а Ваше молчание и всеобщее равнодушие к его терзаниям его обижало, раздражало и (мне кажется) томило его тем, что казалось ему унизительным... Благодарю Вас за утешительную радость, которою Вы все это покрыли Вашим благородным усилием над собою. Но я при этом столько помял себя, что ему с тех пор не писал, и буду писать на сих днях, и напишу, что Вы о нем спросили. В пользе гонений я с Вами не согласен, и Вы не докажете, что все гонения "ничего не могут произвести, кроме содействия истинному просвещению". Это, к сожалению, не так, но если бы и так было, то все-таки надо стараться унимать гонения, так как при этом люди жестоко страдают. Кони, конечно, очень даровит, но он, однако, не мог бы идти другою дорогою: карьера и карьерная борьба ему сродны. Здоровье мое не восстанавливается, но острых страданий меньше. С 6-ти часов утра и до 2-х я могу работать, потом силы вдут на убыль, и с вечера нервозность становится несносною; но, однако, я могу говорить и читать. Духовное мое око чисто, и ропота в уме нет. С Вами я сообщен ежедневно. А теперь у меня к Вам просьба, для которой прилагаю "оправдательный документ" - это письмо Михаила Осиповича Меньшикова, из "Недели" Гайдебурова. Оно пришло ко мне вчера, вместе с Вашим письмом. Прочтите его и сделайте, что захотите; но я думаю, что его надо удовлетворить, чтобы обрадовать многих и не огорчить никого. Пожалуйста, сделайте, о чем они Вас просят. Я ему ответил, что сообщил Вам их просьбу.
Ваш
Внемлите и пособите! Пожалуйста, пособите!
Вчера получил от вас ответ... - Письмо неизвестно. Книга, которая уничтожена... - Неверно. Книга Новицкого не была уничтожена. Доклады сенатора Ровинского. - О каких докладах идет речь, неизвестно. Упоминание о моем вмешательстве... - Здесь Лесков касается так называемой "Диллоновской истории". Переводчик Э. М. Диллон с разрешения Толстого перевел на английский язык статью "О голоде" (Толстой. Т. 66, с. 26). Перевод, сделанный по корректуре, полученной от П. А. Гайдебурова, был опубликован в газете "Daily Telegraph" (1892, 14-26 января) в виде писем под названием "Почему русские крестьяне голодают?". Этот бесцензурный текст отличался от того текста, который был напечатан в "Книжках "Недели" (1892, No 1). Глава V в обратном переводе была напечатана в "Московских ведомостях" (1892, No 22, 22 января) в качестве передовой под заглавием "Граф Лев Толстой о "голодающих крестьянах", с примечанием, в котором "письма графа Толстого" сравнивались с "подпольными мерзкими листками" и расценивались как "открытая пропаганда к ниспровержению всего существующего во всем мире социального и экономического строя..." По настоянию С. А. Толстой, Л. Н. Толстой написал письмо "Редактору газеты "Правительственный вестник", в котором утверждал, что газета "вследствие двукратного и слишком вольного перевода" (Толстой. Т. 66, с. 161) опубликовала статью в искаженном виде. С. А. Толстая в письме в "Московские ведомости", пересланном "Daily Telegraph", опровергла подлинность текста, с которого был сделан английский перевод. Таким образом, на Диллона пало подозрение в фальсификации письма Толстого, что могло лишить его должности иностранного корреспондента. Лесков был огорчен всем происшедшим, о чем писал Черткову (Толстой. Т. 87, с. 139). Толстой написал письмо Диллону (опубликовано в "Московских ведомостях", 1892, 12 марта, No 71). В беседе с Л. Я. Гуревич Толстой высказал "живейшую благодарность по адресу Лескова, который своими откровенными обличениями побудил его не только написать Диллону письмо, но и выразить готовность публичного покаяния..." (Любовь Гуревич. Литература и эстетика. М., 1912, с. 279). ... сообщил Вам их просьбу. - Речь идет о фотографии Толстого для альбома фотографий лиц, сотрудничавших в "Неделе" П. А. Гайдебурова, в связи с пятнадцатилетием журнала "Книжки "Недели". Лесков 10 декабря 1892 г. писал Т. Л. Толстой: "Понятно, что портрет Льва Николаевича составляет первый интерес и что о нем просят и хлопочут, а хлопоты эти направили через меня... Сделайте милость, помогите мне исполнить просьбу "недельцев", между которыми есть много прекрасных людей, искренне любящих и уважающих Вашего отца..." ("Вопросы литературы", 1964, No 10, с. 255).