Оболенская Е. В. - Маклаковой М. Л., 29 августа 1904 г.

42

[1904 г. Августа 29. Покровское.]

Милая Машечка.

23-го числа в 11½ часов ночи тихо и без страданий скончался дядя Сережа. 20-го мы получили письмо от Маши, что он очень плох, что Вере очень трудно, она не отходит от отца, а тут две старушки1 и ребенок23 выехала к ним в тот же вечер; хотела было ехать и я, да раздумала, хотя мне было очень грустно, что я не могла быть это время ни при Вере, ни при нем, но благоразумнее было остаться дома. Наташа застала его еще на ногах; он 21-го причастился, очень, конечно, волновался и к вечеру устал и всё говорил: «Какой нынче день трудный». Лёг в обычное время, но 22-го уже не вставал. Хотя он был все время на ногах, но так был слаб, что без поддержки не мог ходить. К причастию его подвинул, странно сказать, Лев Николаевич. Он очень все огорчался, что несмотря на полное сознание, что смерть близка, дядя Сережа все думал и заботился о материальном и мелочах; в тот день, когда ему удалось заговорить о духовном настроении, дядя Сережа сказал: «Вот Марья Михайловна все говорит о причастии, а ты как думаешь?» Лев Николаевич ответил: «Так отчего же ты этого не сделаешь, если Марья Михайловна и Машенька этого желают, а в особенности если это может тебя самого успокоить», — и дядя Сережа страшно обрадовался, точно он ждал только этого. Священник говорил, что он удивительно хорошо исповедывался. 22-го он уже не вставал и весь день лежал тихо, а к вечеру, часов в 9, стал страшно отчего-то волноваться. Ни Вера, ни Наташа, ни лакей Иван не могли понять, чего он хочет, так как ничего уже нельзя было разобрать, что он говорит; но сам он и слышал и понимал, потому что на всё, что ему предлагали, он махал отрицательно руками, как будто сердился, как будто чего-то пугался, крепился; наконец Вера сказала ему: «Папа, я не могу ничего понять, я впрысну тебе морфий, ты успокойся и засни», — он согласился и, действительно, вскоре заснул. Ему последние дни прыскали на ночь морфий, и он очень этого ждал. Вера тут же послала телеграмму Никитину4, который, не ожидая такого близкого конца, уехал 21-го в Ясную со Львом Николаевичем с тем, чтобы через несколько дней вернуться, уехал же потому, что 22-го рождение Софьи Андреевны, а она и так всё ворчала, что Лев Николаевич долго живет в Пирогове. Дядя Сережа спокойно спал до 2 часов дня, а в 2 часа у него изменилось дыхание, и Никитин сказал, что это начинается агония. И он тихо, не меняя положения, лежа на боку, скончался в 11½ часов ночи. Около него все время была вся его семья и Коля с Машей, Наташа говорит, что бедный мой Коля горько плакал. Лев Николаевич приехал к похоронам, нес его до церкви, немного постоял в церкви и потом ушел, Коля же был все время и опустил его в могилу; я очень этому рада; была также наша Саша5. Вот, милочка, одного нашего старичка уже не стало; слава богу, что конец его был легкий, а если бы не его характер, то и вся болезнь могла бы протечь менее для него мучительно. Вера с нежностью и любовью ходила за ним и говорит, что счастлива, что помнит одно хорошее...

Примечания

1

2 Сын В. С. Толстой, Михаил Ильич Толстой (1900—1922).

3 Наталья Леонидовна Оболенская.

4 —1904 гг. Впоследствии был врачом в городе Звенигороде, Московской обл.; в настоящее время служит врачом в Архангельске.

5 Александра Леонидовна Долинино-Иванская (род. 1876 г.).