ИЗ ПИСЬМА КОЦЮБИНСКОМУ12
21 (8) ноября 1910 г.
Был взорван «бегством»13 Льва Николаевича, поняв прыжок этот, как исполнение заветного его желания превратить «жизнь графа Льва Толстого» в «Житие иже во святых отца нашего болярина Льва», — написал В. Г.14 по этому поводу злейшее письмо, но не успел послать, вдруг: бом! — телеграмма: Лев Толстой — умер!
Заревел я отчаяннейше и целый день плакал — первый раз в жизни так мучительно, неутешно и много. Плакал — и все что-то писал о Толстом, не для печати, конечно, а так вообще, надо было горе излить. Хотел все это писание В. Г. отправить, — а вечером опустилась на остров стая корреспондентов с известием, что жив Толстой15.
Корреспондентов прогнал, а сам — слег, так переволновался, что опять кровохарканье возобновилось. Конечно, во всем этом и дьявольский ветер виноват, — дует, как бешеный, свистит день и ночь, нервы натянуты.
Теперь живу в напряженном ожидании вести из России о нем, душе нации, гении народа. В душе этой много чуждого и прямо враждебного мне, но не думал я, что так глубоко и жадно люблю я человека «легенду», чтобы положить ее в основание «религии» — религии фатализма, столь пагубного для нас, людей и без того пассивных.
Примечания
12 Печатаем по тексту журнала «Новый мир» (1928, № 1).
13 См. примечание 17 к разделу «М. Горький».
14
15