Произведения народного творчества в педагогике Л. Н. Толстого
Опыту в педагогике Толстой придавал ведущую роль „Школа, нам бы казалось, должна быть и орудием образования, и вместе с тем опытом над молодым поколением, дающим постоянно новые выводы. Только когда опыт будет основанием школы, только тогда, когда каждая школа будет, так сказать, педагогической лабораторией, только тогда школа не отстанет от всеобщего прогресса, и опыт будет в состоянии положить твердые основания для науки образования”, писал он в своей первой педагогической статье.
Толстой считал, что педагогика „путем опыта разъясняет многие вопросы и бесчисленным повторением одних и тех же явлений переводит вопросы из области мечтаний и рассуждений в область положений доказанных фактами”. В своей педагогической деятельности Толстой широко и разнообразно ставил различные опыты, проверяя в Яснополянской школе, а также в других организованных им школах (Крапивенского уезда Тульской губернии) правильность найденных им приемов.
Одним из таких опытов было широкое использование Толстым в начальной школе произведений народного творчества, как учебного материала. Вопрос этот совершенно не затронут в толстоведении, тогда как он представляет несомненный интерес и неразрывно связан со всей литературной работой писателя. Именно и пору педагогической деятельности Толстой высказал и печати свое отношение к народному искусству; признав его истинным искусством, он категорически заявил о бесспорном, по его убеждению, преимуществе искусства народа перед искусством богатых классов.
— время подъема демократического движения в России. Острота крестьянского вопроса, разгоравшаяся борьба революционной демократии с самодержавием и либерализмом, все громче звучавшие голоса писателей революционно-демократического направления обусловили нарастание в русском обществе интереса к жизни крестьянства. В истории русской фольклористики эта эпоха ознаменовалась усиленным собиранием и публикацией народных произведений. В эти именно годы выходят: „Русские народные сказки” А. Н. Афанасьева, изданные, в восьми выпусках в 1855—1866 гг., „Великорусские сказки” И. А. Худякова, вышедшие в трех выпусках в 1860—1862 гг. Тогда же появились сборники былин, записанных такими известными собирателями, как П. Н. Рыбников и А. Ф. Гильфердинг.
Начало 60-х годов, время страстного увлечения Толстого школой для крестьянских детей, было одним из тех периодов, когда он, разрабатывая принцип народности педагогики, особенно пристально изучал произведения народного искусства и смело вводил их в школьное преподавание. Учителя организованных Толстым школ также занимались в эти годы, вероятно не без участия писателя, а быть может и по его инициативе, собиранием русского фольклора. А. А. Эрленвейн, учитель школы в деревне Бабурино, издал в 1863 г. сборник „Народные сказки, собранные сельскими учителями”. „Все сказки записывались или учителями со слов ребят или самими ребятами”,— сообщал он в предисловии. Более подробно А. А. Эрленвейн рассказал об этой работе в предисловии ко второму изданию книги: „Будучи преподавателями в народных школах, мы, сельские учителя, на досуге, по окончании обычных занятий, находили удовольствие в записывании по вечерам сказок, песен, загадок со слов наших учеников и других случайных посетителей школ из крестьян”1.
Среди учителей школ Толстого был страстный собиратель русской народной песни П. В. Шейн. В изданном им сборнике „Русские народные песни” (М., 1870) напечатано много песен, особенно детских, записанных им, а также А И. Шумилиным, учителем школы в деревне Ломинцеве.
Песни эти собирались » Ясной Поляне и других деревнях Крапивенского уезда.
В изданных Толстым книжках „Ясная Поляна* за январь, март и май 1862 г. напечатаны 54 загадки, записанные, как сообщал Толстой в предисловии к январскому выпуску, „со слов учеников*. Книжки „Ясная Поляна” послужили источником для известного сборника Д. Садовникова „Загадки русского народа” (СПб, 1901).
„Песнях, собранных П. Н. Рыбниковым”, ни в „Онежских былинах”, записанных А. Ф. Гильфердингом. Запись Толстого находится среди рукописей. Азбуки”, там же находится предание „Шат и Дон”, также записанное Толстым и включенное им в несколько переработанном виде в „Азбуку”. Так великий писатель и учителя его школ внесли свой вклад в историю русской фольклористики.
Постоянный интерес к народному искусству и высокая оценка его привели Толстого к мысли использовать в народной школе „прекрасную, неподражаемую” литературу, которая „выпевается из среды самого народа”1. И „Русские народные сказки» А. Н. Афанасьева, и „Сборник русских пословиц” Снегирева, и „Пословицы русского народа* В. Даля, и „Великорусские загадки” И. А. Худякова, и „Песни, собранные П. Н. Рыбниковым”, заняли почетное место в его школе. Они сохранились в личной библиотеке писателя.
Главным образом, они помогали Толстому-учителю в преподавании чтения, одной из целей которого было. знание литературного языка”. Чтение, как писал Толстой, составляло „часть преподавания языка”; задача же преподавания языка состояла „в руководстве учеников к пониманию содержания книг, написанных литературным языком. Знание литературного языка необходимо, потому что только на этом языке есть хорошие книги”3.
Тщетно искал Толстой книги для чтения своим ученикам как младшим, начинающим читать, так и старшим, уже овладевшим процессом механического чтения. Большинство книг, которые он предлагал ученикам, они возвращали, говоря: „Нет, непонятно, Лев Николаевич”. Начав издавать журнал „Ясная Поляна”, писатель включил в его программу специальный отдел: „О книгах, имеющих успех между учениками и вообще между народом, и суждения о них учеников и вообще народа”, а также просил педагогов делиться своим опытом и присылать статьи с критикой „народных и цепких книг на основании опыта, переделки” и „оригинальные произведения, проверенные опытом и доступные народу”.
О ТОМ, как тщательно изучал Толстой имевшиеся в то время учебные книги для чтения, можно судить по его критическому разбору списка книг, одобренного Комитетом грамотности. Толстой отметил, что в этот список „не вошли те единственные три-четыре книги, которые пригодны” для учеников: „сказки Афанасьева, сказки и загадки Худякова и сборники легенд, песен и т. п. Все свободно возникшие школы, как известно мне,— пишет он,— заявляли требование иметь для учеников эти понятно и просто написанные книги”.
„единственные… книги, понятные для народа и по его вкусу, суть книги, писанные не для народа, а из народа, а именно: сказки, пословицы, сборники песен, легенд, стихов, загадок”3, привел Толстого опыт, которым он руководствовался во всей своей педагогической работе Об этом он неоднократно говорил в своих педагогических сочинениях и подтвердил это в школьной практике. „Я в школьном учительстве не выдумываю и не рассуждаю,— писал он,—а руковожусь практикой, личной и продолжительной”. По „Дневнику Яснополянской школы”, по статьям Толстого, а также по печатавшимся в журнале „Ясная Поляна” отчетам учителей других организованных писателем школ6 можно легко проследить, как проводился этот опыт использования народных произведений в школьной практике и какие результаты он давал.
Единственными доступными для чтения в школе книгами оказались сказки, но „младшие не в силах были читать и понимать сказки: единовременный труд складывания слов и понимания смысла был слишком велик для них”6. Перед Толстым стояла задача найти такой материал для чтения, который облегчил бы процесс обучения. Самым пригодным для начинающих читать оказалось чтение пословиц и особенно загадок. Учители толстовских школ делились на страницах журнала „Ясная Полина” своим опытом и сообщали о том оживлении, которое вызвало у младших учеников чтение загадок.
Следующим этапом в овладении чтением были сказки. В «Дневнике Яснополянской школы” в 13 из 22 записей об уроках чтения отмечено чтение сказок, причем почти всегда прочитанное „все очень порядочно рассказывали” или „рассказали, разумеется, все прекрасно”, тогда как после чтения других книг редко кто из учеников мог легко пересказать прочитанное. Уменью же пересказать Толстой придавал большое значение. „Все с завистью как за что-то новое брались за книжки и прямо по складам читали сказки”,— сообщали учителя2. Так подводил Толстой детей от чтения отдельных фраз к языку сказок.
Однако дальше опять встретилось затруднение: для старших учеников, перешедших к чтению, целью которого было, как определяет Толстой, „узнание литературного языка”, доступное для них чтение „обрывалось этими сказками”; чтобы „перевести с языка сказок на высшую ступень, этого переходного „чего-нибудь”—не было в литературе”. Самостоятельное чтение даже классической литературы, содержание которой дети понимали при чтении им вслух, оказалось слишком трудным; они „не могли вместе соединять труда— читать и понимать читанное”4. Все, что ни пробовали читать, было не сообразно требованиям учеников, было им непонятно, а потому и скучно.
„Я бился… годами,— пишет Толстой,— и ничего не мог достигнуть; стоило случайно открыть сборник Рыбникова,— и поэтическое требование учеников нашло полное удовлетворение”6. Толстой утверждал, что с постоянной новой охотой читаются все без исключения подобного рода книги— даже „Сказания русского народа”, былины и песенники, пословицы Снегирева, летописи и все без исключения памятники древней литературы; и он заметил, что „дети имеют более охоты, чем взрослые, к чтению такого рода книг; они перечитывают их по нескольку раз, заучивают наизусть, с наслаждением уносят на дом и в играх и разговорах дают друг другу прозвища из древних былин и песен”.
»Я видел, с каким восторгом читали сборники Рыбникова и Миллера. Иногда я читал им сам, и слушали с особенным удовольствием только то, что подходило под той народной литературы. Так, особенно понравились. Песни западных славян” Пушкина, их я должен был перечитывать несколько раз”,— писал учитель Богучаровской школы. . Ни одна книжка „Ясной Поляны” не может сравниться с тем интересом, даже жадностью, с которой ребята читали про Илью Муромца, Святогора, про Микулу Селяниновича, Добрыню Никитича”, — сообщал учитель Бабуринской школы8. Так фольклорные произведения помогали ученикам овладевать процессом чтения и пробуждали интерес к нему.
Одновременно с чтением Толстой стремился „упражнять ученика в писании сочинений из головы на заданную тему”, и уменье задавать тему считал искусством учителя. И тут ему на помощь пришло народное творчество. Писатель. пробовал много различных приемов задавания сочинений”, он „задавал, смотря по наклонностям, точные, художественные, трогательные, смешные, эпические темы сочинений — дело не шло”. Далее Толстой рассказывает, как он „нечаянно попал на настоящий прием”, как, зачитавшись сборником пословиц Снегирева, чтение которого уже давно составляло для него „одно из любимых — не занятий, но наслаждений”, он с книгой пришел в школу. Был урок русского языка Он предложил ученикам написать сочинение на пословицу. Лучшие ученики „навострили уши”.
„— Как на пословицу? Что такое? Скажите нам,— посыпались вопросы.
Открылась пословица: Ложкой кормит, стеблем глаз колет.
— Вот вообрази себе,— сказал я,—что мужик взял к себе какого-нибудь нищего, а потом за свое добро его попрекать стал, — и выйдет к тому, что „ложкой кормит, стеблем глаз колет”.
„У меня,— отмечает он,— крепко сидели в голове требования правильности постройки и верности отношения мысли пословицы к повести; у них, напротив, были только требования художественной правды”. Анализу этого „требования художественной правды”, главным образом, посвящена хорошо известная статья Толстого
. Кому у кого учиться писать, крестьянским ребятам у нас или нам у крестьянских ребят”1.
Под пером своеобразного коллективного автора приведенный выше крошечный устный рассказ Толстого, сохранив сюжет, разросся в большое, композиционно сложное, с рядом дополнительных эпизодов сочинение, занявшее в апрельской книжке „Ясная Поляна 34 страницы.
Пословицы, как темы для сочинений, видимо, вошли в обиход Яснополянской школы. В мартовской книжке „Ясная Поляна” напечатано сочинение учеников на пословицу: „Кто празднику рад…” Среди рукописей, относящихся к педагогической деятельности Толстого, сохранилось ученическое сочинение на пословицу: „Хорошая слава в лукошке лежит, а худая слава по дорожке бежит”.
Прочно вошло в практику школ Толстого народное творчество. В своих исканиях Толстой-педагог обратился ь виде опыта к художественной литературе народа, которую он очень высоко ценил, и опыт этот удался. Он был самым тщательным образом проверен разными учителями и всегда оказывался успешным.
„прошло много лет, а не вышло ни одной книжки с тех пор, которую бы можно было дать в руки крестьянскому мальчику. И он сам создал в эти годы такую книжку — „Азбуку”, которая его вполне удовлетворила. «Об одобрении я не говорю — гречневая каша сама себя хвалит, так и моя Азбука,—писал он.— Такой Азбуки не было и нет не только в России, но и нигде! И каждая страничка ее стоила мне и больше труда и имеет больше значения, чем все те писания, за которые меня так незаслуженно хвалят”3. Позднее, переработав „Азбуку”, Толстой издал „Новую азбуку”, построив ее по тому же принципу4.
Опыт школы 1862 года указал Толстому план и содержание учебной книги для начальной школы. Он стремился создать такую учебную книгу, которая бы одновременно с процессом обучения чтению давала ученикам начальной школы элементарные сведения из различных областей науки и, главное, возбудила интерес к ним.
Произведения народного творчества, отлично выдержавшие испытания в Яснополянской и других школах, доказавшие, что они доступны народу и что их в состоянии без учители „понимать и читать с интересом человек или ребенок, стоящий на первой ступени образовании’”, и не противные „началам изящного вкуса и строгой нравственности”, были широко использованы Толстым при составлении его учебной книги. Загадке, пословице, сказке и былине отведено в ней значительное место.
Пословицы и загадки оказались очень занимательным материалом для первоначального чтения. Интересно прочесть их, понять их смысл, а тем самым облегчается самый процесс обучения. Такова роль загадки и пословицы в „Азбуке” Толстого.
Первая часть „Азбуки”, собственно азбука, построена исключительно на пословицах и загадках. Она включает 254 пословицы и загадки на все буквы алфавита; расположены они по степени нарастания трудности слов (сначала все слова короткие, легкие, без сомнительных звуков, затем постепенно появляются сомнительные гласные и согласные). В этот же. раздел книги входят 23 крошечных рассказа Толстого, написанных на пословицы.
„Азбуки”, безусловно, послужили сборники Снегирева и Даля. Не всегда текст поело виц в „Азбуке” совпадает с печатным источником. Цель Толстого — дать правильный, легко воспринимаемый текст для чтения. Поэтому он исправляет пословицу грамматически, заменяет свойственные народному языку неполные окончания полными, иногда уточняет смысл пословицы для более доступного ее восприятия, устраняет некоторые простонародные слова и обороты. Например, в пословице: „Красна птица перьем, а человек ученьем”,—неправильная форма перьем замена пером, но для сохранения рифмы пришлось изменить и последнее слово. У Толстого читаем. „Красна птица пером, а человек умом”. Вместо: „Кто бы дятла знал, кабы не его длинный нос”,—писатель дал: „Кто бы дятла знал, кабы носом не стучал”. В такой форме пословица легче запоминается, да и смысл ее выражен точнее. Или: „Ворона за море летала, а ума не стало” превращается у Толстого в более четкую: „Ворон за море летал, а умнее не стал”. Подобным изменениям подверглось большинство пословиц и загадок, включенных в „Азбуку”.
От чтения изолированных пословиц и загадок ученик переходит к чтению коротеньких рассказов, большинство которых написано на пословицы. Он встречается с уже знакомыми ему текстами, что облегчает процесс чтения, и, главное, школьник легко, без наводящих вопросов может ПОНЯТЬ и передать содержание прочитанного.
Использование в азбуке пословиц, как материала для чтения, а также включение в учебные книги рассказов на пословицы не было новшеством Толстого. Пословицы входят и в „Книгу для обучения русскому чтению и письму” И. Бухарева, (М., 1869), и в „Книгу для чтения и практических упражнений в русском языке” И. Паульсона (4-е изд., СПб., 1863), и во многие другие учебники того времени; но не то значение придано им в этих книгах, нету роль играют они, что у Толстого. В названных учебниках пословицы периодически помещаются в разных частях книги, либо просто под заголовком „Пословицы”, либо систематизированы по темам и получают заглавия: „Пословицы о трудолюбии и праздности”, „Пословицы о пользе учения и знания”, „Пословицы о любви и послушании” и т. п. Нет попыток переработать пословицы так, чтобы. они стали понятнее маленькому школьнику, а тем более использовать их для облегчения процесса начального чтения.
Еще резче выступает различие роли пословиц в указанных книгах и в „Азбуке” Толстого, если короткие рассказы Толстого, по форме легко доступные для начального чтения и в то же время интересные по содержанию, сравнить со сложными нравоучительными рассказами на пословицы из книги Паульсона.
Рассказы Толстого
Один бедняк поехал в город и зашел в гости; лошадь его увели воры. Из худого кармана последний грош валится*.
Рассказ в книге Паульсона
„Не давши слова, крепись, а давши слово, держись”.
Хороший человек никогда не клянется, никогда не божится — грех! . Скажет: хорошо, согласен, буду, даю честное слово и довольно! Честное слово доброго человека крепко, как алмаз. Клянутся, божутся лгуны, трусы, дурные люди. Хороший человек, что обещает, то выполнит, несмотря пи на какие препятствия: ею честное слово дороже ему всех почестей и богатства. Надобно с малолетства затвердить, что „обещать, значит исполнить”. Для этого всегда надобно прежде подумать, можно ли нам исполнить то, что обещаем. Не давши слова, крепись, а дал слово — держись! Слово не воробей, выпустишь не поймаешь!.
От загадок и пословиц ученики Толстого переходили к чтению сказок. Опыт убедил, что сказки понятны детям, доступны начинающим читать, вызывают у них интерес к чтению, и Толстой, наряду с рассказами и баснями, написанными им самим, включил в учебные книги сказки, взятые из лучших сборников сказок разных народов, главным образом, русских1. Волшебных сказок в книге Толстого нет; он почти исключительно выбирал сказки бытовые, реальные и сказки о животных.
Обработка всех сказок стоила Толстому немалого труда. Его целью было сделать содержание их понятным маленькому читателю настолько, чтобы тот мог без затруднения пересказать прочитанное. Сокращение произведения за счет отдельных деталей, а иногда дополнительных эпизодов, стремление к динамичности развивающегося действия, стройной последовательности событий, большей реалистичности, к тому, чтобы „все было красиво, коротко, просто и, главное, ясно”,— вот те принципы, которым следовал писатель как при обработке сказок, так и во всей работе над созданием „Азбуки.
Переделывая сказки других народов, автор стремился приспособить их к пониманию русских детей, перенести действие на русскую почву, заменить чуждые предметы, малоизвестные понятия, незнакомые имена своими, хорошо известными и понятными.
Сказка, которая оказалась самым подходящим материалом для чтения в школах Толстого в 60-х годах, через десятилетие по праву заняла большое место в написанных им „Книгах для чтения” и „Новой азбуке”.
„Грамотность есть орудие образования, … но не ступень,— утверждал писатель.— Первоначальные школы не должны быть школами грамотности, в которых учат кой-как, а должны быть школами первоначального образования, самого трудного и требующего наибольшего человеческого (гуманного) образования”.
Толстой стремился сделать преподавание интересным. Он просил педагогов присылать в журнал „Ясная Поляна” описание опытов новых приемов преподавания по грамоте, языку, математике, истории и географии, землемерию, рисованию, пению, закону божию и естественным наукам. Вот Круг предметов, входящих в программу начальной школы
и географии и пришел к выводу, что для возбуждения такого интереса существуют два элемента: художественное чувство поэзии и патриотизм. Книг же, обладавших такими данными, гениальный художник слова не находил. „Подготовление таких книжек и составляет главную задачу журнала „Ясная Поляна”,— писал в ту пору один из учителей. В книжки, выходившие приложением к журналу „Ясная Поляна” и предназначенные для внеклассного чтения, наравне с художественными произведениями вошли рассказы, дающие сведения по географии и истории. С этой целью Толстой снова использовал фольклор. В июньскую книжку, полностью посвященную Петру Первому, вошли „Истории про Петра” и „Песни •о Петре”: 1) Рождение Петра; 2) Азов; 3) Из кремля ли, кремля, крепкого города; 4) Правеж; 5) Смерть Петра. В сентябрьской книжке вслед за биографией Ермака помещены две народные песни о походе Ермака Тимофеевича: 1) Как на славных на степях было Саратовских; 2) Как на Волге да на Камышенке.
В народных исторических песнях, так же как и в былинах, использовавшихся в толстовских школах на уроке истории, писатель находил те два элемента — художественное ‘чувство поэзии и патриотизм,— которые необходимы, по его мнению, для возбуждения в детях интереса к истории. Произведения народного творчества удовлетворили Толстого педагога и в преподавании грамоты и при дальнейшем обучении детей.
Через десять лет, работая над „Азбукой”, Толстой писал: „Эта азбука одна может дать работы на 100 лет. Для нее нужно знание греческой, индийской, арабской литератур, нужны все естественные науки, астрономия, физика…” Каждая книга „Азбуки” содержит специальный раздел, статьи которого, как писал Толстой в своих указаниях „Для учителя”, назначены „преимущественно для вызова учеников на вопросы по различным отраслям знания”. Он рекомендовал, чтобы при чтении их учитель обращал внимание ученика „на те сведения, которые передаются в статьях этого отдела”. Из этих „статей”, как их называет Толстой, школьник получал представление о физике, химии, зоологии, ботанике, некоторые сведения по истории и географии. Написаны все „статьи” в форме коротких художественных рассказов. „Из естественных наук я выбирал не то, что попадалось в книгах, не то, что случайно знаю, не то, что мне кажется нужно знать, но то, что ясно и красиво, и когда мне казалось недостаточно ясно и красиво, я старался выразить по-своему”8,—сообщал писатель о своей работе над теми разделами „Азбуки”, основной задачей которых было дать элементарные сведения и, главное, воз будить интерес к науке.
„Азбуки” также заняли свое место народные предания, сказания и легенды, связанные с историей, географией и естественными науками. Среди рассказов, знакомящих с географией, — три народных предания: „Шат и Дон” (о реках, берущих начало в Епифанском уезде, Тульской губернии), записанное самим Толстым, но неизвестно от кого; „Волга и Вазуза”—входит в собрание сказок Афанасьева и неоднократно перепечатывалось в школьных хрестоматиях того времени; „Судома”—старинное русское „предание о горе Судоме”, заимствованное из „Практической русской грамматики” П. Перевлесского.
— о разведении шелковичных червей — являются переработкой легенд, вошедших в „Азбуку” под заглавием: „Китайская царевна Силинчи”, „Как научились бухарцы разводить шелковичных червей” и „Золотоволосая царевна”. Из рассказов по физике — три посвящены магниту. Первый из них — предание о пастухе Магнисе, открывшем магнит. Заинтересовав учеников этим преданием, Толстой вслед за ним дал два рассказа с реальными сведениями о свойствах магнита и его применении.
Уместно вспомнить здесь описанный Толстым урок фишки или „класс опытов* в Яснополянской школе: „Этот класс, по характеру, который он принял у нас, самый вечерний, самый фантастический, совершенно подходящий к настроению, вызванному чтением сказок. Тут сказочное происходит в действительности — все олицетворяется ими: можжевеловый шарик, отталкиваемый сургучем, отклоняющаяся магнитная иголка, опилки, бегающие по листу бумаги, под которой водят магнитом, представляются им живыми существами”. Сказки помогали педагогу пробуждать в учениках начальной школы интерес к науке.
Особое место в работе Толстого над „Азбукой” заняли былины, которые имели большой успех у учеников толстовских школ в 60-х годах и помогали учителям на уроках истории. Сам Толстой очень любил былины. В составленный им список книг, произведших на него наибольшее впечатление, он дважды включил былины, отметив, что в возрасте до 14 лет они произвели на него „огромное” впечатление, а в возрасте от 35 до 50 лет—„очень большое”.
В феврале 1870 года С. А. Толстая записала в дневнике: „Все лето прошлое он читал и занимался философией… Он сам много думал и мучительно думал, говорил часто, что у него мозг болит, что в нем происходит страшная работа; что для него все кончено, умирать пора и проч. Потом эта мрачность прошла. Он стал читать русские сказки и былины. Навел его на это чтение замысел писать и составлять книги для детского чтения для четырех возрастов, начиная с азбуки. Сказки и былины приводили его в восторг. Былина о Даниле Ловчанине навела его на мысль написать на эту тему драму. Сказки и типы, как например, Илья Муромец, Алеша Попович и многие другие наводили его на мысль написать роман и взять характеры русских богатырей для этого романа. Особенно ему нравился Илья Муромец. Он хотел в своем романе описать его образованным и очень умным человеком, происхождением мужик, и учившийся в университете. Я не сумею передать тип, о котором он говорил мне, но знаю, что он был превосходен”1. Позднее Толстой сам сделал краткую запись к задуманному произведению и отметил, вероятно, наиболее заинтересовавших его богатырей из цикла былин об Илье Муромце: „Илья с первыми товарищами Добрыней, Данилой Ловчаниным и с другими с 3-мя братьями”2-
„будут читать, пока будет русский язык”3. Много лет спустя он говорил, что курс литературы в гимназиях он „начал бы с былин, которые очень любит и на которых надолго остановился бы… выбрал бы самое лучшее и познакомил бы с ним”4.
Высокая оценка былин, неизменный интерес к этому жанру народного творчества, успешный опыт введения былин в школьное преподавание в 60-х годах, повышенный интерес школьников к ним — все это побудило Толстого включить былины в „Азбуку”, которой он придавал огромное значение и в которую он, по собственному выражению, вложил всю душу 5. Из поэтических произведений в „Азбуку” вошли только народные, тогда как ни одного стихотворения, даже классических поэтов, там нет. Правда, это* не те былины, которые напечатаны в известных сборниках былин и входили во многие школьные -хрестоматии. Они даны в обработке Толстого. В примечании, которое он просил Н. Н. Страхова сделать к оглавлению „Азбуки”, писатель отметил, что „былины, взятые из разных разночтений, соединены в одну и изложены правильным русским стихом,, как его разумеет автор”. Под этим скромным примечанием скрывается напряженная творческая работа, о которой свидетельствуют сохранившиеся автографыв.
Каждая из четырех книг „Азбуки” заканчивается былиной: 1 — „Святогор”; 2.—„Сухман”; 3—„Вольга-богатырь”; 4—„Микулушка Селянинович”. Источником для них послужили различные варианты этих былин, опубликованные в-. „Песнях, собранных П. Н. Рыбниковым” (М., 1861, ч. 1).
Размеры статьи не позволяют привести анализ чрезвычайно интересной работы писателя над переделкой былин.
наиболее интересные эпизоды, он объединял их в своей новой редакции. Очень много работал Толстой над формой, добиваясь правильного стиха, сохраняя при этом традиционные приемы былинного стиля, постоянные эпитеты, троекратное повторение отдельных эпизодов, повторения, почти буквальные, отдельных выражений, а иногда и целых отрывков. Но, помня постоянно читателя, для которого он пишет, в данном случае маленького школьника, Толстой заменял некоторые сложные выражения более доступными восприятию ребенка, местные определения — более распространенными. Вся работа выполнялась с такой осторожностью, тщательностью и неизменным стремлением сохранить стиль народного эпоса, с таким мастерством, что каждая былина Толстого легко воспринимается как новый вариант народного произведения.
„Азбуку” и перейдя к иной работе,—к роману „Анна Каренина”,— писатель продолжал интересоваться былинами. „Как я ни далек по теперешним своим занятиям от этого мира,— отмечал он,—я ни на минуту не забываю его значительности”1.
Приступив в 1874 году к переработке „Азбуки”, Толстой опять обратился к былинам; в сохранившемся среди рукописей наброске тем для „Новой азбуки” намечены: „Илья Муромец, Добрыня, Васька Буслаев, Песни кн. Романа, Авдотья Рязаночка”. Однако ни в „Новую азбуку”, ни в повое издание „Книг для чтения” (1875 г.) ни одна из намеченных былин не вошла. В „Книгах для чтения” остались ге же четыре былины, которые писатель создал в 1872 году.
Изучение материала позволяет сделать вывод, что опыт введения в школьную практику произведений народного творчества, так успешно проделанный Толстым в 1861 — 1862 гг., определил план и содержание учебной книги, написанной им десять лет спустя.
относится тому лучшему, что не отошло в прошлое, что является прогрессивным в педагогике Толстого и должно быть критически освоено современными учителями.
Толстой не только творчески доказал важность использования (фольклора в школьном преподавании, но показал на практике действенность этого приема.
„Азбуки”, так же как и вообще в отборе фольклора во всем художественном творчестве писателя, своеобразно сказались идейные позиции Толстого, ставшего выразителем дум и настроений патриархальной деревни. Как в идейном содержании некоторых рассказов, созданных самим писателем, так и в риле его переработок народных произведений отражено мировоззрение автора. Особенно сильно выражено оно в рассказе, озаглавленном пословицей: „Бог правду видит, да не скоро скажет”; рассказ на этот сюжет любил повторять герой „Войны и мира” Платон Каратаев1, в образе которого Толстой еще в 60-х годах стремился воплотить идею непротивления злу насилием.
На такого рода рассказы из „Азбуки” Толстого можно распространить отзыв Н. Г. Чернышевского о рассказах и сказках, напечатанных в книжках „Ясная Поляна”, в которых написано все „очень хорошо. Но в содержании вещей, рассказанных так хорошо, отразился недостаток определенных убеждений”. Но наряду с отдельными произведениями, в которых сказались моралистические тенденции Толстого, он широко вводил пословицы, сказки, былины, в которых отражены лучшие национальные черты русского народа.
— былины и исторические песни; но роль их не та, что в книгах Толстого. В процессе искания новых путей в преподавании перед Толстым стояла задача — облегчить процесс обучения чтению, сделав его занимательным, и одновременно дать элементарные сведения из различных областей науки и вызвать интерес к ней. В осуществлении этой задачи ему и помогли произведения народного творчества. Перерабатывая их, придавая им легко доступную для ребенка форму, писатель сумел охранить народный дух, ясный простой язык — все те достоинства произведений фольклора, которые так высоко ценил. „Работа над языком ужасная”2, — писал он в период создания „Азбуки”.
Во время работы над книгой для детей перед Толстым, уже автором „Войны и мира”, с большой остротой и по-новому встал вопрос о языке художественного творения.
Писатель решил „поискать” дли своих произведений „других приемов и языка, … потому что,— указывал он,—противен этот наш теперешний язык и приемы, а к другому языку и приемам (он же и случился народный) влекут мечты невольные. …Я …люблю определенное, ясное и Красивое и умеренное и все это нахожу в народной поэзии и языке и жизни и обратное в нашем”.
„Азбуку”, „старался употреблять коренной русский язык”. Эта забота о языке произведения ясно отразилась и при обработке для „Азбуки” произведений народной поэзии. Бережно сохраняя стиль подлинника, Толстой в то же время освобождал его от трудных для понимания слов, просторечия и местного диалекта. Он считал, что язык всякого художественного произведения должен быть как можно проще, но не простонароден.
— один из тех опытов, который подтверждает, что „для Толстого педагогика не была мертвой, настывшей доктриной”, а „живым делом, сложным и развивающимся… Допустим, что Толстой неправильно решал тот или иной вопрос, но он ставил его не как узкий специалист, а как „гражданин земли родной”, мучительно искал ответа на него и заставлял искать и читателя” (Н. К. Крупская).
Э. Е. Зайденшнур