Х.: Новое произведение графа Л. Н. Толстого - "Чем люди живы". Сказка для Детей. (старая орфография)

выше, заимствовано, повидимому, изъ народныхъ легендъ. Ангелъ, за ослушанiе, посланъ на землю, где онъ долженъ пребывать, пока не узнаетъ трехъ словъ Божiихъ, которыми держится мiръ. Зимнею порой, раздетый и прозябшiй, сидитъ онъ у часовни на дороге, по которой возвращается домой бедный сапожникъ. Сжалился сапожникъ надъ несчастнымъ и привелъ его къ себе въ избу, чтобъ обогреть и поужинать вместе последнею краюхою хлеба. Погруженная въ заботу о завтрашнемъ дне, жена сапожника сердито встретила своего мужа и гостя: "пропилъ трудовыя денежки",-- мелькнуло у ней въ голове. Узнавъ, однако, въ чемъ дело, крестьянка сама была тронута горькою участью незнакомаго человека: она любовно приняла его, напоила, накормила и одела. И просiяло лицо ангела, и позналъ онъ первое слово Божiе: ясно стало ему, что въ людяхъ есть любовь. Поселился ангелъ у сапожника, принялся за работу и вскоре сталъ искуснымъ работникомъ, молва о которомъ дошла по всей округе. Всегда искусный, серьезный и кроткiй, онъ работалъ съ утра к до вечера. Сапожникъ съ женою не нарадовались, гляди на него; въ гостепрiимной избе ихъ завелся достатокъ, довольство. Такъ прошло времени довольно, более года. Вотъ, однажды, прiезжаетъ въ сапожнику здоровенный баринъ и заказываетъ ему сапоги изъ своего товару; бедой грозитъ, если сапоги будутъ плохо сшиты и не прослужатъ более года. Работникъ, взглянувъ на барина, пристально уставился въ одну точку, какъ будто разсматривалъ кого-то за его спиной. И вновь просiяло лицо его во второй разъ: онъ увиделъ позади сердитаго заказчика ангела смерти и постигъ второе слово Божiе: не дано человеку внять, что будетъ съ нимъ на утро. Сердитый баринъ уехалъ. Шить сапоги принялся работникъ, но, вместо сапогъ, сделалъ босовики для мертвыхъ. И только что босовики были готовы, какъ прискакалъ посланныя съ вестью, что баринъ отдалъ душу Богу и что теперь нужны не сапоги, а босовики для него. Подивился сапожникъ на своего работника, но ничего не сказалъ. По-прежнему скромно и тихо живетъ работникъ и усердно сидитъ за своею работой. Много времени прошло съ техъ поръ, какъ поселился онъ у сапожника, а перемены въ немъ никакой не заметно. На шестомъ году приходитъ къ сапожнику женщина съ двумя девочками-однолетками. Девочки - не ея дети, но она безъ ума любитъ ихъ. Остались малютки круглыми сиротами после отца и матери, которые умерли на одной недели: отца убило въ лесу деревомъ, а мать скончалась родами этихъ малютокъ. Добрая женщина взяла ихъ къ себе, выкормила своею грудью, выростила, и стали оне близки ей, какъ родныя дети, которыхъ у нея не было. Встрепенулся ангелъ-работникъ при виде женщины и детей-прiемышей. Узналъ онъ въ нихъ именно техъ детей, за которыхъ Богъ наказалъ его: не исполнилъ онъ веленiя Божiя и не взялъ душу ихъ матери, за которою былъ посланъ на землю,-- жалко было сиротокъ. Увиделъ ангелъ, что детки нашли себе мать въ посторонней женщине, и просiяло лицо его, ибо открылось ему третье и последнее слово Божiе, возвращавшее ему прощенiе. Узналъ ангелъ Божiй, что люди живы не попеченiями о себе, не едою, что они умеютъ сами себя обдумать, а темъ, что есть въ лихъ любовь другъ къ другу и забота другъ о друге. Разсказалъ ангелъ все это сапожнику и жене его, когда ушла женщина, преобразился и, светлый и радостный, улетелъ на небо...

Таково несложное содержанiе детской сказки гр. Л. И. Толстого, которая, при всехъ своихъ достоинствахъ, страдаетъ, по нашему мненiю, однимъ крупнымъ недостаткомъ. Она не по силамъ детскому возрасту: многое въ ней будетъ непонятно детямъ, несмотря на все мастерство разсказа. Основная идея сказки - слишкомъ глубокая идея, чтобы детская головка могла усвоить ее во всемъ значенiи. Впрочемъ, и то уже хорошо, если сказка заставитъ остановиться маленькаго читателя на нравственныхъ вопросахъ, затрогиваемыхъ ею, и хотя немножко подумать о нихъ,-- быть-можетъ, въ воспрiимчивую душу вдумчиваго ребенка она заронитъ искорку любви къ ближнему, которая вспыхнетъ впоследствiи яркимъ пламенемъ.

Насъ, однако, сказка гр. Л. Н. Толстого интересуетъ съ другой стороны. Въ ней есть некоторыя указанiя на то, чего могло бы ожидать русское общество отъ своего любимаго писателя. Судя по новому разсказу, годы, прошедшiе со времени появленiя "Анны Карениной", не пронеслись для ея автора даромъ. Начать съ внешней стороны. Языкъ писателя окрепъ еще более, сталъ трезвее и мужественнее: онъ поражаетъ своею библейскою простотой. Кроме того, на немъ видны явные следы сильнаго влiянiя народной речи, у которой авторъ умеетъ заимствовать меткою и выразительность ея оборотовъ. Но это не внешнее, подражательное заимствованiе: во всей сказке нетъ ни одной строки, которая звучала бы подделкою, подъ народный говоръ, что такъ непрiятно оскорбляетъ слухъ въ работахъ иныхъ писателей. Вслушиваясь въ языкъ гр. Толстого, невольно чувствуешь, что народная речь усвоена имъ и стала его личнымъ достоянiемъ: онъ не копируетъ мужицкую фразу, но онъ проникнутъ ея духомъ и внутреннимъ складомъ,-- не только говоритъ, но и думаетъ по-народному. въ этомъ отношенiи гр. Толстой въ своей сказке напомнилъ намъ Пушкина последнихъ летъ творческой деятельности, когда народная струя забила живымъ, чарующимъ ключомъ въ созданiяхъ великаго поэта: словно въ древняго, мифическаго, Антея прикосновенiе съ землею, съ народомъ, вливало въ него могучую силу.

этихъ достоинствахъ намъ представляется излишнимъ. Но мы не можемъ не отметить одной стороны, заслуживающей вниманiя. Сказка взята изъ народнаго быта, въ воображенiи котораго гр. Толстой уже давно прiобрелъ заслуженную славу неподражаемаго мастера. По нашему мненiю, теперь онъ делаетъ новый шагъ впередъ въ этомъ направленiи. Въ прежнихъ своихъ работахъ писатель поражалъ тою умелою и правдивою простотой, бъ какою онъ подходилъ къ крестьянскому мiру и освещалъ его въ самыхъ темныхъ сторонахъ. Видно было, что онъ прекрасно знаетъ и понимаетъ этотъ мiръ " мастерски рисуетъ его въ пленительно-простыхъ разсказахъ; вспомните, напримеръ, "Поликушку". Но при этомъ читатель всегда чувствовалъ, что разскащикъ - человекъ иной среды, что между нимъ и крестьяниномъ, котораго онъ такъ близко знаетъ, все же существуетъ большое разстоянiе. Теперь это разстоянiе значительно уменьшилось, если не исчезло совсемъ. Говоря о крестьянине, гр. Толстой умеетъ теперь проникнуться его положенiемъ и смотреть на вещи его глазами. Чуждый всякой сентиментальности и высокомерiя, писатель какъ будто самъ чувствуетъ то же и такъ же, какъ чувствуетъ его мужикъ въ изображаемомъ положенiи: онъ переживаетъ съ нимъ его радость и горе не какъ постороннiй сострадательный человекъ, но какъ человекъ той же среды, какъ родной и близкiй. Между писателемъ и крестьяниномъ полное внутреннее согласiе: первый погружается всецело въ жизнь втораго и горячо ему сочувствуетъ. Эта нравственная близость писателя къ темному мiру крестьянскому - новая черта въ немъ, которую мы отмечаемъ съ любовiю. Посмотрите, напримеръ, какъ онъ рисуетъ женщину-крестьянку, поджидающую своего мужа:

"Убралась Семенова жена рано. Дровъ нарубила, воды принесла, ребятъ накормила, сама закусила и задумалась,-- задумалась, когда хлебы, ставить: ныне или завтра? Краюшка большая осталась.

"Ecли, думаетъ, Семенъ тамъ пообедаетъ, да много за ужиномъ не съестъ,-- назавтра хватитъ хлеба".

"Повертела, повертела Матрена краюху, думаетъ: "не стану нынче хлебовъ ставить. Муки и то всего на одни хлебы осталось. Еще до пятницы протянемъ".

"Убрала Матрена хлебъ и села у стола заплату на мужнину рубаху нашить. Шьетъ и думаетъ Матрена про мужа, какъ онъ будетъ овчины на шубу покупать.

"Не обманулъ бы его овчинникъ. А то простъ ужъ очень мой-то. Самъ никого не обманетъ, а его малое дитя проведетъ. Восемь рублей - деньги не малыя. Можно хорошую шубу собрать. Хоть не дубленая, а все шуба. Прошлую зиму какъ бился безъ шубы: ни на речку выйти, ни куда. А то вотъ пошелъ со двора, все на себя наделъ, мне и одеть нечего... Не рано пошелъ... Пора бы ему... Ужь не загулялъ ли соколикъ-то мой".

гр. Толстой умеетъ сказать о народе более, нежели другой многими эффектными страницами. И это не потому только, что гр. Толстой - яркiй и крупный талантъ, а и потому еще, что онъ горячо любитъ темный народъ и сроднился съ его душою...