Мотив романтического бегства в горы в творчестве раннего Л. Толстого
Фролов Г. А.
В представленном докладе исследуется творческая заинтересованность раннего Толстого в романтическом художественном опыте, а также специфика переработки известного романтического мотива в "Кавказской повести", в окончательном варианте получившей название "Казаки".
В течение всего XIX столетия - начиная от "Кавказского пленника" Пушкина и кончая "Дуэлью" Чехова - бежали в горы, на Кавказ многие герои русской литературы. По пути, пройденному "пленниками Кавказа", "бежит" и толстовский герой, как бы стремясь стать в один ряд с ними и через это достигнутое единство обнаружить то ли родственную близость, то ли отчуждение и инородность.
Поздний Толстой, как известно, подвергает самой решительной критике мир романтизма. Жизненная романтическая позиция человека, по Толстому, - позиция разъединяющая, враждебная братству людей, общечеловеческому чувству. Ее характернейшая примета - "грубый эгоизм". Поэтому романтическое искусство, называемое им исключительным, - это искусство идеализирующее, фальшивое. Оно ориентируется на исключительное и необычайное, на эффекты и контрасты, на то, что далеко "от нас самих и наших собственных обстоятельств", оно искажает человеческие понятия о благе, истине и нравственности1. Отсюда вытекает важная человеческая и писательская задача: "сознательное противостояние всему романтическому" 2.
Как видно, поздний, 70-летний Толстой отмежевывается от романтического искусства. Ранний, 30-летний писатель внимательно присматривается к нему, исследует духовный мир, ценности романтически настроенного человека, возможности романтического изображения: "Писатель как бы "перебирает всевозможные способы повествования, различные средства изображения жизни, чтобы выявить для себя самого, в первую очередь, их художественные возможности, сильные и слабые стороны, исследовать эффективность самых различных сочетаний их" 3 Поэтому в произведении, хронологически и событийно относящимся к писательской юности Толстого, предметом исследования становится история романтической души, бегущей из духовного чуждого в поисках родственного мира.
В дневниковых записях этого периода можно найти немало замечаний о поисках жанра, способного адекватно выразить романтический мотив: поэма; повесть в письмах (где на первый план неизбежно бы выходил субъективный мир "сочинителя", а внележащий мир принимал бы его облик); приключение с романтическим сюжетом, озаглавленное "Беглец". Итогом эстетического выбора стали "Казаки" ("Кавказская повесть 1852 года"). В этом нельзя не заметить очевидной переклички с романтической легендой А. Бестужева-Марлинского "Аммалат-Бек" ("Кавказская быль 1819 года") 4 начало.
В дневниках за 1854, 1856 годы (время работы над "кавказским" циклом) появляются записи и о других образцах романтической литературы, поэмах Пушкина, Лермонтова и др.: "В Пушкине меня поразили "Цыганы", которых, странно, я не понимал до сих пор" 5. Явная корреляция имени толстовского героя (Оленин) к пушкинскому (Алеко) могла быть инспирирована тем, что мотив романтического бегства в "Цыганах" представлен как сомнительный выбор, а романтический беглец в его законченном эгоизме освещен достаточно критически. А если согласиться, что имя Оленин аллюзивно соотносится также и с пушкинским , то можно заключить, что в "Казаках" как бы вывешивается реалистический фон для путешествия романтического героя, он вводится в реалистический контекст и традицию. Художественное сознание Толстого, таким образом, включает в работу романтический материал, литературные элементы романтизма, но это работа, в которой преобладает строгое изучение и отбор, доскональное взвешивание.
В повести Толстого традиционная романтическая экспозиция: разочарованный, непонятный самому себе герой покидает духовно чуждую ему среду. Душа "отъезжающего" наполнена смутным томлением, туманным, неопределенным желанием свободы. Он надеется найти ее на Кавказе, как это уже не раз случалось со многими героями русской литературы.
И вот Оленин на Кавказе, среди гор и живущих здесь людей. Он жадно вглядывается в новый для него мир, видит необыкновенный край: чисто-белые громады гор, воздушную линию их вершин и далекого неба. Ему мнится нечто новое, величавое, чудится внутреннее возвышение, сопоставимое с горными вершинами.
В произведениях романтиков именно обновление, преображение души героя составляло центр изображения. Мир вовне получал свой смысл и оправдание лишь постольку, поскольку участвовал (или не участвовал) в судьбе беглеца, раскрывался ему навстречу, совпадал с ним. Кажется вначале, что этому следует и Толстой. Первые три главы вводят в мир душевных переживаний Оленина, его неудовлетворенности и волнующих предчувствий.
"забывают" о переживаниях одной души, и авторское внимание переключается на окружающую среду. Оленин сдвинут на третий план, вернее сказать, забыт. IV-XIX главы описывают историю, жизнь, быт, традиции, обычаи терских казаков, их труд, службу, праздники, одежду, речь. Особенно подчеркнуты моменты естественности, органичности их жизни, ее неотчужденности и слитности, отсутствие обособленности, и в то же время дух свободы, вольности, независимости.
молодечество прозванный Урваном. Одновременно он представлен как душевно чуткий человек, способный переживать, страдать. Это же можно отнести и к казачке Марьяне, наделенной редкостной красотой и обаянием. Трудолюбие, простота девушки органично соединены с чувством гордости, внутреннего достоинства, умением разбираться в людях, способностью глубоко любить и ненавидеть.
Особенно запоминается фигура старого казака дяди Ерошки. В сюжетно-событийном плане он ближе всех поставлен к Оленину; они считаются друзьями. Но, кажется, что Толстой потому и соединяет их, чтобы отчетливее была видна их ценностная противоположность. Дядя Ерошка - органичная часть казачьего, горного мира. Даже внешне он напоминает кусок скалы, старый кряжистый дуб; он добр и человечен, охотник, пахнет порохом и кровью, а жалеет ночных бабочек, летящих на огонь свечи. Ерошка - пропагандист идеи единства и целостности человеческой жизни, верховенства закона равновесия и справедливости: "Все бог сделал на радость человеку. Ни в чем греха нет. Хоть с зверя пример возьми. Он и в татарском камыше и в нашем живет. Куда придет, там и дом" (206). Сама линия поведения старого казака - пример слитности с народной и природной жизнью (его уважает и ценит вся станица, он дружит с детьми и природой и т. п.).
Как и в случае с Олениным, обнаруживается параллель между толстовским героем и романтическим персонажем Марлинского Султан-Ахмед-Ханом. Через нее естественная, сбалансированная жизнь Ерошки противопоставляется бестужевскому горцу с его гипертрофированной ненавистью к русским, жаждой крови, резней, заговорами и ужасной смертью (напоили горячей нефтью).
В последующих 20 главах столь радикальное размежевание на "оленинские" и "казачьи" отсутствует. Кавказский беглец структурно-графически внедрен в новую обстановку. Автор внимательно исследует попытки Оленина срастись, найти себя в новой системе жизни. Порою он испытывает подъем, беспричинное счастье, внутреннее возвышение. Поначалу кажется, что сродство достижимо. В Оленине меньше погруженности в свое "я", он активно развернут во внешний мир, в сторону других людей: ходит с простыми казаками на охоту, участвует в праздниках, дружит с Ерошкой, сближается с Лукашкой; кажется, к нему неравнодушна Марьяна. В нем нарастает желание купить себе в станице сад, дом, записаться в казаки. Как сказано в повести, "чувствует себя нераздельною частью всего счастливого божьего мира" (251).
жанровую структуру раскрывает внутреннюю жизнь героя. Оленин пишет о слишком сильной, а потому необратимой изломанности собственной души; из этого следует осознание своей неспособности сращения с новым миром, естественной, органичной жизнью казаков: "Она никогда не поймет меня. Она не поймет не потому, что она ниже меня, напротив, она не должна понимать меня: она, как природа, ровна, спокойна и сама в себе. А я исковерканное, слабое существо: " (273). Географически Оленин - в горах, среди новых людей и обстоятельств. Но духовно, в нравственном плане он далек от этого мира, как и до приезда.
И в решающую минуту, когда степень укорененности "беглеца" в горный мир проверяется самой жизнью, от него отворачивается Марьяна и другие жители станицы. Становится ясно, что ему никогда не найти здесь себя и своего места. Дядя Ерошка говорит уезжающему чужаку: "У вас фальчь, одна все фальчь: Такой ты горький, все один, все один. Нелюбимый (выделено автором. - Г. Ф.) ты какой-то!" (300).
Повесть завершается. Оленин уезжает, исчезает из внимания казаков, автора и читателей. Дядя Ерошка и Марьяна стоят у казачьего куреня - заняты друг другом, разговаривают о чем-то своем, о своих делах, в которых нет места "путешественнику". Эксперимент Оленина, его испытание горными вершинами и людьми говорит о том, что романтическая линия не способна переплавиться в реалистически ориентированную - в силу ее фальшивости, ущербности.
Толстой критически переосмысливает мир романтизма: и романтическое мироотношение в целом, и романтический принцип возвышения героя, выключающий его из всеобщего потока жизни; "отмежевывается от романтической изобразительности образа" 6, лишающей повествование жизненной полноты и убедительности.
"В этой повести традиционная романтическая ситуация - герой из цивилизованного общества в среде патриархального, близкого к природе народа - разрабатывается реалистически" (459). Молодой писатель целенаправленно реконструирует романтический мотив бегства, высвечивает его в реалистическом зеркале - и на всех уровнях.
На сюжетном уровне внимание с исключительной судьбы героя, приключений его души переключается на обычное, повседневное. Преобладает реальный мир в его знакомом течении и пропорциях, а не романтика. На структурном - Оленин и казаки разделены, он не способен соединиться с горным миром, разрыв непреодолим. "Я" и "не-я" в повести Толстого на разных, далеких друг от друга полюсах. Нравственный аспект. В дотолстовских произведениях, изображавших романтическое бегство на Кавказ, ощущается авторская симпатия к беглецам и стремление сформировать ее в душе читателя. Отсюда, их высокие нравственные качества, героические поступки, душевная красота, возвышенные отношения с друзьями и возлюбленной и т. п. Романтически настроенный герой Толстого не выдерживает проверки новыми обстоятельствами. Казаки развернуты к большому миру, им близка общая жизнь. Они заняты тем, что касается многих. Оленин не работает, погружен в свои личные переживания, занят только собой ("все один, все один") и таким образом выпадает из основного русла жизни. На эстетическом уровне романтическое бегство в горы принципиально деромантизируется, лишается героического ореола.
В Оленине нет ничего возвышенного, он неубедителен, неискренен, смешон и труслив. Казаки ему не доверяют, Марьяна его не любит. В отличие от казаков, которым отданы подлинный героизм и трагедия, Оленин лишен высокой трагедийности, его страдания - не трагедия, а фарс. Он лишен и авторских симпатий, и читательского сочувствия.
На всех уровнях романтически структурированная фигура Оленина снижена; он не совпадает с миром, в который "прибежал"; незавершенной остается попытка соединиться и с самим собою. Можно сделать вывод, что уже ранний Толстой совершает эстетический выбор в пользу реалистического принципа повествования, реалистической поэтики.
Примечания
1
2В начале ХХ столетия Б. М. Эйхенбаум писал: "Основной пафос молодого Толстого - в отрицании романтических шаблонов как в области стиля, так и в области жанра", "в разрушении романтической поэтики со всеми ее стилистическими и сюжетными построениями" (Б. Эйхенбаум. Молодой Толстой. Пг. -Берлин 1922. С. 58, 63). Исследователи конца ХХ века не столь категоричны. Г. Н. Ищук не согласен с безоговорочно отрицательным отношением Толстого к романтизму и предпочитает говорить "об увлечении Толстого романтизмом", постоянном творческом интересе и соприкосновениях с опытом романтизма" (Л. Н. Толстой и романтизм //Вопросы романтизма. Калинин. 1974. С. 74-94). Наиболее приемлемой, адекватной представляется позиция Н. К. Гея, который характеризует романтический опыт как необходимый момент творческого развития писателя, его литературного образования, указывает на глубокую заинтересованность Толстого эмоционально-романтическим стилем. Реализм писателя, по мнению исследователя, оплодотворялся романтическими открытиями, в переработанном и переосмысленном виде включая в себя опыт романтического искусства. (Стиль Л. Н. Толстого и романтическая поэтика // К истории русского романтизма. М.: Наука, 1973. С. 436-472).
3Гей Н. К. Указ. соч. С. 439.
4 В "Повести 1852 года" есть и прямое указание (оно не единственное) на романтического предшественника: "Все мечты Оленина о будущем соединялись с образами Аммалат-беков, черкешенок, гор, обрывов, страшных потоков и опасностей". См.: Л. Н. Толстой. Собр. соч. в 22 т. т. Т. 3. М.: Худ. лит., 1979. С. 159. Далее ссылки на это издание даются в тексте с указанием страницы.
5Толстой Л. Н. Т. 21. С. 127.
6