Константинов Н., Петров А.: Педагогические работы Толстого (вступление к 21 и 22 томам ПСС в 90 томах 1957 г.)

ПРЕДИСЛОВИЕ

К ДВАДЦАТЬ ПЕРВОМУ И ДВАДЦАТЬ ВТОРОМУ
ТОМАМ

Л. Н. Толстой был не только гениальным писателем, непревзойденным мастером художественного слова, но и выдающимся педагогом.

Одной из важнейших задач своей жизни Л. Н. Толстой считал образование всего народа.

«Я хочу образования для народа, — писал Толстой, — только для того, чтобы спасти тех тонущих там Пушкиных, Остроградских, Филаретов, Ломоносовых. А они кишат в каждой школе».[1]

Этим и объясняется то большое значение, которое придавал Толстой своей педагогической деятельности.

«Вы знаете, что такое была для меня школа с тех пор, как я открыл ее, это была вся моя жизнь», — писал Толстой в своем письме к А. А. Толстой 7 августа 1862 года.[2]

Это же стремление служить всемерно народу руководило Толстым в его работе над «Азбукой». Он связывал с «Азбукой» большие надежды, считая ее создание своим вкладом в великое дело просвещения народа. «Гордые мечты мои об этой азбуке вот какие: по этой азбуке будут учиться два поколения русских всех детей от царских до мужицких и первые впечатления поэтические получат из нее, и что, написав эту Азбуку, мне можно будет спокойно умереть».[3]

«Цель книги, — писал Толстой об «Азбуке», — служить руководством при обучении чтению, письму, грамматике, славянскому языку и арифметике для русских учеников всех возрастов и сословий и представить ряд хороших статей, написанных хорошим языком».[4]

«Азбука», созданная Толстым, явилась результатом многих лет его экспериментально-педагогического труда в народной школе. Вместе с тем «Азбука» свидетельствует о напряженных научно-педагогических и методических исканиях Толстого в решении вопроса, чему и как учить детей.

В 60—70-е годы уровень учебной литературы для начальной школы был еще очень не высок. Занимаясь как учитель в 60-е годы в созданной им Яснополянской школе, Толстой столкнулся с почти полным отсутствием книг и пособий, пригодных для народных сельских школ.

Критически оценивая современную ему учебную и детскую литературу, Толстой считал основным ее недостатком оторванность от народа, его нужд и образа жизни. В своей статье «Об общественной деятельности на поприще народного образования», помещенной в издаваемом им в 1862 году педагогическом журнале «Ясная Поляна», Толстой резко критиковал опубликованный Комитетом грамотности рекомендательный список книг для народных школ. В этой статье он указывал, что написанные для детей книги дают им «мнимые знания», далекие от науки. Эти знания, с его точки зрения, настолько малы и ограниченны, а само содержание книг настолько плохо, что они являются скорее вредными, чем полезными.

«Ясная Поляна», Толстой указал на отсутствие такой литературы, которая дала бы возможность приобщить детей к народному языку, а через него, через язык сказок, пословиц и песен, к литературному языку. Существовавшую литературу, адресованную школам и народу, Толстой считал не народной.

«Одни — просто плохие сочинения, написанные плохим литературным языком и не находящие читателей в обыкновенной публике, а потому посвященные народу; другие — еще более плохие сочинения, написанные каким-то не русским, а вновь изобретенным, будто народным, языком... третьи — переделки с иностранных, назначенных для народа, но не народных книг».[5]

Наиболее понятными для народа и близкими его вкусу Толстой считал книги, написанные не для народа, а вышедшие из самых народных недр, как то: сказки, пословицы, сборники песен, легенд, стихов, загадок. Толстой подчеркивал, что «нельзя поверить, не испытав этого, с какою постоянной новой охотой читаются все без исключения подобного рода книги — даже «Сказания русского народа», былины и песенники, пословицы Снегирева, летописи и все без исключения памятники древней литературы».

«Я заметил, — пишет Толстой, — что дети имеют более охоты, чем взрослые, к чтению такого рода книг; они перечитывают их по нескольку раз, заучивают наизусть, с наслаждением уносят на дом и в играх и разговорах дают друг другу прозвища из древних былин и песен».[6]

В период своей педагогической деятельности в Яснополянской школе в 1862 году Толстой впервые вплотную подошел к созданию литературы для детей школьного возраста. С этой целью он стал издавать как приложение к журналу «Ясная Поляна» книжки для детей. В мартовской книжке журнала «Ясная Поляна» к заглавию «Сочинения крестьянских детей» сделано следующее подстрочное примечание: «С настоящей книжки мы начинаем новый отдел — сочинения учеников. По нашим опытам такого рода сочинения читаются весьма охотно. Сочинения эти иногда вовсе не поправлены, иногда с небольшими исправлениями орфографических ошибок».[7]

работавшие под руководством Толстого, а также некоторые писатели (Глеб и Николай Успенские, А. С. Суворин и др.).

Яснополянская школа, как указывает один из современников — С. Протопопов, стоящая в центре «педагогического улья» двадцати трех сельских школ, созданных Толстым в Крапивенском уезде Тульской губернии, явилась своеобразной литературно-педагогической лабораторией, «питомником народных поэтов и писателей».[8] Здесь под руководством Л. Н. Толстого из сочинений учащихся создавались такие произведения, как «Ложкой кормит, а стеблем глаз колет», «Солдаткино житье» и др. Учителя и ученики участвовали также в собирании произведений устного народного творчества в деревнях Крапивенского уезда Тульской губернии (Ломинцеве, Колпне, Крыльцове, Ясенках, Бабурине). Собранные сказки были потом изданы специальным сборником («Народные сказки, собранные сельскими учителями», Москва, 1863). Написанные учениками рассказы читались детям. Мнение детей о книгах являлось для писателя критерием доступности и пригодности их для детского чтения. Тринадцать произведений (из тридцати шести, не считая загадок), напечатанных в журнале «Ясная Поляна», были написаны крестьянскими детьми. Впервые в истории публиковались в печати незатейливые, но глубоко поэтические произведения детей простого народа.

Высокую оценку художественной стороне книг для чтения (приложения к журналу «Ясная Поляна») дал Н. Г. Чернышевский: «Лучшая часть «Ясной Поляны», — писал он, — издающиеся при ней маленькие книжки для простонародного чтения, и хороша в них собственно та сторона, для выполнения которой не нужно иметь и убеждений в мыслях, а достаточно иметь некоторую личную опытность и некоторый талант: хорошо в них изложение. Оно совершенно просто; язык безыскусствен и понятен».[9]

Деятельность Толстого среди народа, а главным образом повседневное общение с крестьянами и их детьми, изучение их быта, наблюдение за их жизнью, трудом, за детскими играми и забавами, за их речью — все это дало писателю возможность накопить богатейший материал для детских рассказов.

Педагогическая деятельность Л. Н. Толстого в 60-е годы (его занятия в Яснополянской школе в качестве учителя, издание педагогического журнала «Ясная Поляна» с приложением книжек для чтения, методический опыт и эксперименты в процессе преподавания, изучение педагогической литературы и учебников) была предпосылкой к созданию им в 70-х годах замечательных учебников для народных школ («Азбуки», «Новой азбуки», «Книг для чтения» и «Арифметики»). Опыт преподавания привел Толстого в 1862 году к выводу, что так называемая слуховая «метода, состоящая в том, чтобы выучивать буквы, называя их и т. д., и потом складывать на слух, откидывая ненужную гласную е, и наоборот, представляет тоже свои выгоды и невыгоды».[10] Чтение механическое, по мысли Толстого, «составляет часть преподавания языка». Задача же преподавания языка состоит «в руководстве учеников к пониманию содержания книг, написанных литературным языком». Приобщая детей к народному творчеству: сказкам, былинам, песням, пословицам, загадкам, Толстой исходил из того, что «для того, чтобы дети выучились читать, им надо было полюбить чтение, а для того чтобы полюбить чтение, нужно было, чтобы читанное было понятно и занимательно»[11], то есть близкое, понятное детям, подлинно народное.

В практике Яснополянской школы «писание, — как указывает Толстой, — велось следующим образом: ученики выучивались одновременно узнавать и чертить буквы, складывать и писать слова, понимать прочитанное и писать... Тут и чтение, и выговор, и писанье, и грамматика».[12]

В процессе преподавания Толстой установил, что грамматика для учеников скучна и они на уроках ее не проявляют интереса. С целью привлечения внимания и возбуждения интереса к занятиям по грамматике Толстой и учителя, работающие под его руководством, делали различные попытки сделать это преподавание занимательным, но не достигли цели. Толстой пишет: «Пробовал я в последнее время во втором классе упражнение своего изобретения... Не называя частей речи предложения, я заставлял их писать что-нибудь, иногда задавая предмет, т. е. подлежащее, и вопросами заставляя их расширять предложение, вставляя определения, новые сказуемые, подлежащие, обстоятельства и дополнения. «Волки бегают». Когда? где? как? какие волки бегают? кто еще бегают? бегают и еще что делают?»[13] Однако Толстой убедился в несостоятельности своего «изобретения» на практике. Он пришел к выводу, что «никак не отдает без борьбы человек и ребенок свое живое слово на механическое разложение и уродование. Есть какое-то чувство самосохранения в этом живом слове. Ежели должно ему развиваться, то оно стремится развиваться самостоятельно и сообразно только со всеми жизненными условиями. Только что вы хотите поймать это слово, завинтить его в верстак, обтесать и дать ему нужные, по вашему мнению, украшения, как это слово, с живою мыслью и содержанием, сжалось, спряталось, и у вас в руках остается одна шелуха, над которой вы можете делать свои ухищрения, не вредя и не принося пользы тому слову, которое вы хотели образовывать».[14]

школьного преподавания.

Эта точка зрения Толстого определенно отразилась и в его первой «Азбуке», и в «Книгах для чтения», и в общих замечаниях для учителя.

Писание сочинений «из головы» составляло «любимое занятие» учеников Яснополянской школы. Этот вид занятий широко рекомендовал Толстой и в «Азбуке».

«При прохождении каждого отдела необходимо одновременно с чтением упражнять ученика в писании сочинений из головы на заданную тему (лучше всего задавать описания занимательных событий, которых ученик был свидетелем) и в передаче письменно того, что прочел».

Эти указания Толстого учителю в «Азбуке» 1872 года созвучны с практикой Яснополянской школы, описанной им в 1862 году в статьях «Яснополянская школа за ноябрь и декабрь месяцы» («Ясная Поляна», 1862). Толстой писал тогда: «В первом классе мы попробовали сочинения на заданные темы. Первые темы, которые самым естественным путем пришли нам в голову, были описания простых предметов, как то: хлеба, избы, дерева и т. д.; но, к крайнему удивлению нашему, требования эти довели учеников почти до слез, и, несмотря на помощь учителя... они решительно отказывались писать на темы такого рода... Мы попробовали, — указывает далее Толстой, — задать описание каких-нибудь событий, и все обрадовались, как будто им сделали подарок. Столь любимое в школах описание так называемых простых предметов: свиньи, горшка, стола оказалось без сравнения труднее, чем целые, из воспоминаний взятые рассказы».[15]

«Кому у кого учиться писать, крестьянским ребятам у нас или нам у крестьянских ребят?»[16]

Выводы, сделанные Толстым в вопросе о школьных сочинениях, легли в основу преподавания и остальных предметов. Он считал, что «одна и та же ошибка повторилась при этом, как и во всех других предметах преподавания: учителю кажется легким самое простое и общее, а для ученика только сложное и живое кажется легким. Все учебники естественных наук начинаются с общих законов, учебники языка — с определений, истории — с разделений на периоды, даже геометрия — с определения понятия пространства и математической точки».[17]

Исходя из этого положения, а также на основании опыта преподавания в области истории, Толстой приходит к заключению, которое в дальнейшем сказалось и на «Азбуке» 1872 года. В статье 1862 года «Яснополянская школа за ноябрь и декабрь месяцы» Толстой указывал, что «для преподавания истории необходимо предварительное развитие в детях исторического интереса... Исторический интерес, — по его мнению, — большею частию является после интереса художественного».[18] Так именно строил Л. Н. Толстой свои уроки — рассказы по отечественной истории (о Куликовской битве, Крымской кампании, войне 1812 года и др.). Эти высокохудожественные, яркие рассказы приковывали внимание учеников, возбуждали в них интерес к истории, «народное чувство», то есть чувство любви к своей родине.

Толстой утверждал, «что для ребенка, вообще для учащегося и не начинавшего жить, интереса исторического, т. е. не говоря уже об общечеловеческом, не существует. Есть только интерес художественный». Исходя из этого в школьном преподавании, указывает Толстой, «для того чтобы сделать историю популярною, нужно не внешность художественную, а нужно олицетворять исторические явления, как это делает иногда предание, иногда сама жизнь, иногда великие мыслители и художники».[19]

На подобных же принципах Толстой считает необходимым строить и преподавание географии. Практический опыт преподавания географии в Яснополянской школе, так же как и опыт преподавания истории, привел его к выводу, что «для изучения географии должен быть возбужден географический интерес. Географический же интерес, по моим наблюдениям и опыту, — пишет Толстой, — возбуждается или знаниями естественных наук, или путешествиями...»[20]

«беседы из естественных наук», широко практиковал демонстрацию опытов, открыл краеведческий музей в школе, устраивал прогулки в лес, в поле, на реку, в сад, также проводил с учениками интересные беседы на географические темы («сведения о флоре, фауне, геологическом строении земли» и т. п.).

Толстой в 60-е годы писал: «У меня есть целый мир знаний математических, естественных, языка и поэзии, передать которые у меня недостает времени, есть бесчисленное количество вопросов из явлений окружающей меня жизни, на которые ученики требуют ответа...» Исходя из этого, Толстой решил содержание созданных им учебных пособий построить как хрестоматию, по принципу элементарной энциклопедии, которая могла бы ответить на встающие перед учащимися многочисленные вопросы в художественно занимательной форме и в то же время давала бы некоторые знания, которые можно применить учащимся практически в своем быту.

Следует отметить, что одним из непременных предметов преподавания и воспитания, по мнению Толстого, была так называемая «священная история». Как известно, Л. Н. Толстой высоко ценил поэтические и художественные достоинства некоторых библейских рассказов, придавая им и воспитательное значение, и потому включил их в «Азбуку».

заветной мечты 60-х годов — созданию учебников для народных школ.

Методический опыт Яснополянской школы лег в основу разработки Толстым своей «Азбуки» для народных школ. Отзыв, данный в 60-е годы Чернышевским по просьбе Л. Н. Толстого журналу «Ясная Поляна» и «Книгам для чтения», был в известной мере учтен великим писателем позднее при создании рассказов для «Азбуки».

Мысль о педагогических проблемах не оставляла Толстого и в самые напряженные годы создания им «Войны и мира». Закончив роман «Война и мир», после небольшого перерыва Толстой приступил к работе над новым романом, из времен Петра I. Параллельно с этим велась писателем работа над «Азбукой».

В сентябре 1868 года Толстой приступил к составлению первого наброска плана «Азбуки» под заглавием «Первая книга для чтения и Азбука для семьи и школы с наставлением учителю графа Л. Н. Толстого 1868 года».[21]

Составлением «Азбуки», куда входили бы и «Книги для чтения», Толстой хотел как бы подвести итог своей практической школьной деятельности, обобщив этим опыт научно-педагогических исканий в области методики постановки преподавания в народной школе.

«Азбуки» в Записной книжке 1868 года показывает оригинальность замысла учебной книги для начальной школы.

Составляя «Азбуку», Толстой не отказывался от использования положительного опыта и лучших образцов книг для первоначального чтения, как отечественных, так и зарубежных.

Еще в начале 60-х годов, во время своего путешествия по странам Западной Европы с целью знакомства с народным образованием и постановкой школьного дела, Толстой проявил большой интерес не только к практике школьной работы, но и к теоретическим вопросам педагогики, а также к учебной документации и учебным пособиям. Об этом свидетельствуют переписка и записи в Дневнике во время путешествия. Из переписки Толстого с родными и знакомыми мы узнаем о том исключительном интересе, который он проявляет к изучению научной и учебной литературы, а также и к подбору учебников и книг по педагогическим вопросам для своей библиотеки. О большом интересе к учебной литературе свидетельствует также краткий библиографический список английских учебников с заметками Толстого, сохранившийся в его архиве под названием «Заметки об английских учебных книгах для школ».[22] Прочтя более пятидесяти пособий по различным областям знаний, Толстой в особых заметках выразил свое отношение к каждой из прочитанных им книг.

Толстой обоснованно критиковал английские учебные пособия за их абстрактность и отрыв от жизни, за сухость, скучный дидактизм, навязчивое морализирование, «тупоумную религиозность» и т. п. Толстой резко выступил против популяризации некоторыми русскими педагогами и Комитетом грамотности методики преподавания арифметики по способу Грубе, также против бездарных последователей известного швейцарского педагога-демократа Песталоцци. Толстой особенно интересовался отечественными учебниками для школ по родному языку и арифметике («Родное слово» и «Детский мир и хрестоматия» К. Д. Ушинского, «Уроки чтения», «Родной язык как предмет обучения в народной школе с трехгодичным курсом» Н. Ф. Бунакова, «Методика арифметики» В. А. Евтушевского и др.). Свое отрицательное отношение к существующим учебным пособиям для школ и к руководствам для учителей Л. Н. Толстой очень резко высказал в 60-е годы в статье «Об общественной деятельности на поприще народного образования»[23] и в 70-е годы в статье «О народном образовании».[24]

В результате огромной творческой теоретической и практической работы Л. Н. Толстым была предложена своеобразная система и методика обучения буквам алфавита. В своих указаниях для учителя в первом наброске плана-конспекта «Первой книги для чтения и азбуки» (1868) Толстой пишет: «По картинкам учитель пройдет сначала все буквы, ».[25]

Так, первая буква алфавита «Аа» раскрывается Толстым фразой «Арбузы собрали режут». Против этой фразы дан сделанный Толстым (пером от руки) рисунок, изображающий крестьянина, обхватившего арбуз и идущего к телеге, груженной арбузами. Далее идет буква «Бб», а под ней фраза: «Борода у старика велика». Тут изображен старик с длинной бородой и т. д.[26]. В первом наброске-плане «Азбуки» каждая буква алфавита сопровождается фразой, первое слово в которой начинается с той же буквы. Буква и фраза иллюстрируются сюжетной картинкой, изображающей действие («Арбузы собрали режут», «Грибы нашли», «Играют дети» и т. д.). Этот методический прием претерпел в дальнейшем изменения. Проверив его на практике в начале 70-х годов в Яснополянской школе, Толстой убедился в том, что разглядывание и угадывание учеником иллюстраций к каждой букве и неумение прочесть текст к ним отвлекает и усложняет запоминание основного на этом первом этапе — букв алфавита («Знание букв»). Подготавливая «Азбуку», Толстой заменил сюжетные иллюстрации изображением предметов, названия которых начинались с изучаемой буквы (тексты под буквами были сняты). Переходя к следующему этапу, к складыванию букв в слоги, в своих указаниях для учителя Толстой пишет: «выучив буквы, учитель заставляет ученика складывать без книги — на слух следующим образом. — Учитель говорит: б-а — ба в-а — ва г-а — га д-а — да и т. д., ученик повторяет за ним... На слух надо учить сначала быстро, потом медленно. Когда ученик без книги свободно складывает, то учитель предлагает ему складать по книге».[27]

При переходе к чтению слогов Толстой предлагает ряд небольших законченных в смысловом отношении фраз-рассказов, воспроизводящих в сознании учащихся целые жизненно-бытовые картины с иллюстрацией этих эпизодов, как, например, небольшие фразы: «Рыба ушла», или: «Пара спать уж все легли пора» и пр. Вслед за ними идут рассказы уже в несколько фраз: «Дети ушли из дома пришли к реке и сели на лодку.

Они долго плыли по воде и было тихо. Вдруг стала буря и лодка пошла ко дну. Беда дети как нам быть. — Бог их спас. Пришли люди на реку и их взяли с лодки на землю». После прочтения этого рассказа, как указывает Толстой, «когда... ученик будет свободно соединять двухсложные слова, он может читать следующее: «Был адин мальчик ево звали Ваня...»[28] Этот небольшой иллюстрированный рассказ из крестьянского быта про Ваню и щенка Буяна был весьма понятен и доходчив по своему содержанию для детей. По своему построению он отличается динамичностью передачи интересных бытовых сюжетов, связанных одной идеей о верности друга человека — собаки. Этот первый рассказ, составленный Толстым для «Азбуки», явился прообразом многочисленных рассказов, которые были включены им в «Азбуку» 1872 года.

Далее Толстой рекомендует учителю указать «ученику значение й. Прикладывай только к гласным: ей, ий, ай, ой, уй, яй, юй, и потом к словам: стой, вой, большой, твой, и прочтет с ним следующее: Сказка с й». На этом обрывается набросок «Азбуки и первой книги для чтения» Толстого,[29] по которому можно судить о начале большой работы писателя над «Азбукой». Творческая мысль Толстого, нашедшая свое отражение в первом фрагменте «Азбуки», была им развита в самой «Азбуке» и в «Книгах для чтения».

«Русские книги для чтения» составил от начала до конца так, что ни одно слово не потребовало объяснения учителя, так как все они были понятны каждому ребенку.

Материал и язык «Азбуки» был доступен, прост и ясен. Язык рассказов был по существу языком самих учеников — крестьянских детей.

Как ступень за ступенью, идут книги Толстого, начиная от «Азбуки» в прямом смысле слова, и, постепенно усложняясь, от первой до четвертой «Русской книги для чтения».

Писатель создал замечательные по своей методической стройности и художественности книги для народных учителей с целью дать им и их ученикам в руки настольную учебную книгу, через которую крестьянский ребенок мог бы познать родной язык и найти ответ на волнующие его в окружающей жизни вопросы. Л. Н. Толстой как в своих крупнейших произведениях («Детство», «Севастопольские рассказы», «Война и мир» и др.), так и в рассказах, созданных для «Азбуки», оставался тем же великим художником. И хотя некоторых педагогов-теоретиков «Азбука» Толстого и «Книги для чтения» не удовлетворили, однако для народных учителей, как свидетельствуют современники (Н. В. Чехов и др.), они были их любимыми книгами, употребляемыми во многих и очень многих школах. Учебные книги Л. Н. Толстого несомненно имели большое влияние на русскую школу и на педагогическую мысль.

«Азбука» должна была разрешить, по мысли автора, следующие педагогические задачи: обучить родному языку, развить художественный вкус, дать практическое образование, знакомящее с различными областями знания из быта людей и жизни природы, а также осуществлять нравственное воспитание.

«Азбуки» Л. Н. Толстой хотел дать народной школе и семье учебное пособие по скорейшему обучению детей грамоте, то есть чтению и письму, по так называемому слуховому методу, в новой же азбуке «по какому бы то ни было способу», а также и по арифметике. В «Книги для чтения» Толстой включил богатейший не только литературно-художественный, но и научно-образовательный материал по истории, этнографии, географии, физике, астрономии, зоологии и ботанике.

Этот подбор материала свидетельствует о том значительном круге общеобразовательных и практических знаний, которые должны были получить, по мысли Толстого, учащиеся в начальной народной школе.

Опыт применения такого широкого (сравнительно с существующими церковно-приходскими школами 60—70-х годов) общеобразовательного учебного плана Толстой уже осуществил в 60-е годы в своей Яснополянской школе. Такую же задачу до Толстого выдвигал выдающийся русский педагог К. Д. Ушинский в своем «Родном слове». «Азбукой» и «Книгами для чтения» Толстой показал, как, с его точки зрения, из области теоретических рассуждений о содержании школьного обучения необходимо перейти к практическому решению этого вопроса.

Толстой проверял в Яснополянской школе в 60-е и 70-е годы не только свои приемы преподавания, но и те, которые практиковались в других школах. Толстой как педагог-экспериментатор неустанно искал лучшего способа преподавания языка и надеялся, как он сам говорил, найти его. Практическая школьная деятельность Толстого привела его, как мы видим, к определенным теоретическим положениям, которые он пытался применить в подготовляемой им в 1875 году к изданию грамматике. Но, очевидно, сохраняя свое прежнее отрицательное отношение к приемам преподавания грамматики, он эту книгу не закончил и не опубликовал, хотя им была проделана значительная подготовительная экспериментальная и теоретическая работа. Это подтверждается его высказываниями по адресу составителей грамматики в статье «О народном образовании». Критически относясь к грамматике Ушинского, Перевлесского, Бунакова и других авторов, он указывал на то, что «в преподавании грамматики новая школа осталась также последовательна своей исходной точке, — критике старого и усвоению самого противуположного приема. Прежде заучивали наизусть определение частей речи и от этимологии переходили к синтаксису; теперь начинают не только с синтаксиса, но и с логики, которую пытаются передать детям».[30]

Критикуя состояние современной ему школы, Толстой указывал и на то, что «почти всё то, что пишется в педагогическом мире для школ, отделяется неизмеримой пучиной от действительности, и что из предлагаемых методов многие приемы, как, напр., наглядное обучение, естественные науки, звуковые приемы и другие, вызывают отвращение и насмешку и не принимаются учениками».[31] Толстой считал, что педагогической основой обучения должно быть требование народа, чему именно учить его детей. Он указывает при этом: «Программа замечательна не одним единомыслием и твердой определенностью, но, по моему мнению, широтою своих требований и верностью взгляда. Народ допускает две области знания, самые точные и не подверженные колебаниям от различных взглядов, — языки и математику, а всё остальное считает пустяками».[32] Поэтому естествознание, география, история, замечает Толстой, подвержены в существующих правительственных школах «колебаниям от различных взглядов» и не принимаются народом.

«Азбуки» положил две области знания — язык и математику. Материалы же по другим наукам (физика, зоология, ботаника, история, география) нашли свое выражение в научно-популярных рассказах.

После решения вопроса «чему учить?», Толстой глубоко занялся разработкой второй, не менее важной, стороной процесса обучения — вопросом «как учить?». В основу решения этого вопроса Толстой кладет следующие положения: естественность отношений между учащим и учащимся, хорошее знание учителем своего предмета, талант учителя в руководстве школой, свободное отношение учеников к учению. Все это, с его точки зрения, — «главное условие успешного хода учения». Наряду с этим он указывает также и на то, что «всякий учитель, подвигая учеников вперед», должен «чувствовать потребность самому учиться», то есть непрестанно повышать уровень своей подготовки и стремиться к созданию «наилегчайших и наипростейших приемов».[33]

Подготовка материала для «Азбуки» потребовала от Толстого много внимания, времени и огромного напряжения творческих сил. Его учебники для народных школ — «Азбуки» — не были похожи на существующие. Он тщательно разрабатывал каждую деталь того или иного описания, опираясь как на опыт учителей школ, так и на собственную экспериментальную проверку. Об этом известно из переписки Л. Н. Толстого с H. Н. Страховым и из других источников.

Трудясь над созданием арифметики, Толстой глубоко изучал самую дисциплину и уделял большое внимание разработке методики ее преподавания в сельской начальной школе. Он на практике проверял и продумывал результаты своих исканий в этой области, а затем предлагал новые упрощенные объяснения различных арифметических действий.

В результате им было составлено оригинальное пособие по арифметике, которое получило высокую оценку со стороны знаменитого русского математика вице-президента Академии наук В. Я. Буняковского. В своем обстоятельном разборе «Арифметики», присланном Толстому, Буняковский весьма положительно отозвался о ней, считая правильной предложенную Толстым систему. В то же время академик Буняковский критически отнесся к исключению в разделе дробей всех прежних приемов. Положительный отзыв был дан «Арифметике» Толстого видным педагогом и преподавателем математики Страннолюбским. Он отметил оригинальность курса арифметики, своеобразие метода, который был положен в ее основу Толстым. Этот метод делал, по мнению Страннолюбского, ясными и доступными все упражнения, предлагаемые детям. Все это, с его точки зрения, заслуживает большего внимания при дальнейшей разработке вопросов методики преподавания арифметики в начальной школе. Однако «Арифметика» Толстого не получила широкого распространения в школах. Она как учебник не отвечала общепринятому в то время преподаванию этого предмета. Как раз на это указал Д. Волковский в своей обстоятельной рецензии на «Арифметику» Л. Толстого в «Вестнике воспитания» (№ 3 за 1913 г.). Все же «Арифметика» Толстого заставила многих русских методистов-математиков продумать вопрос о методике преподавания арифметики на основе сознательного усвоения учащимися математических знаний.

(нередко со своими учениками). Естественные науки нашли также свое отражение в «Русских книгах для чтения». Составлению рассказов по ботанике, зоологии и физике предшествовало глубокое изучение Л. Н. Толстым естествознания зимой 1871—1872 годов. Об этих занятиях физикой, естествознанием, астрономией ярко свидетельствуют заметки, выписки, отрывки, высказывания и схемы в Дневниках и Записных книжках Толстого 1868—1875 годов.

Большинство рассказов, повестей, сказок, басен и статей для «Азбуки» 1872 г., куда входили и «Русские книги для чтения», были созданы самим Л. Н. Толстым. Ряд из них явились переделками произведений народного творчества или произведений отдельных писателей и педагогов.

Создавая первую учебную книгу — «Азбуку» для детей русского народа, Л. Н. Толстой ставил своей задачей приобщить их к сокровищнице замечательного русского народного языка, а через него воспитать в детях любовь к родине, к истории и культуре своего народа и родной русской земле. Народное творчество он считал первым учителем. «Мы все, — говорил Толстой, — учимся у народа. Ломоносов, Державин, Карамзин до Пушкина, Гоголя, — и даже о Чехове можно это сказать, да и я».[34]

Глубоко изучая народную речь, внимательно вслушиваясь в тончайшие ее особенности, с огромным наслаждением читая и перечитывая сборники народных сказок, пословиц, а также русские былины, Толстой на опыте Яснополянской школы пришел к выводу о незаменимости их для подлинного овладения родным языком, для изучения истории и культуры своего народа.

Сам Л. Н. Толстой с огромной любовью собирал произведения устного народного творчества всю свою жизнь. Многие записи замечательных произведений народного творчества, собранные за много лет и зафиксированные в его Записных книжках, были использованы им при создании «Детства», «Казаков», «Севастопольских рассказов», «Войны и мира», «Анны Карениной», «Власти тьмы», «Хаджи-Мурата» и других произведений, но особенно широко в «Азбуке» и в «Русских книгах для чтения».

Хаджи-Мурате, о казаках и о многом другом. Его рассказы сменялись рассказами детей. «Рассказывали и мы ему страсти про колдунов, про лесных чертей, — вспоминал один из учеников Яснополянской школы В. С. Морозов. — Он рассказывал нам сказки страшные и смешные, пел песни».[35]

Среди рукописей «Азбуки» сохранилось немало записанных Л. Н. Толстым былин (о Костюке и др.), преданий («Шат и Дон») и других произведений народного творчества: загадки, пословицы, народные эпитеты и пр., часть которых оставалась неопубликованной и печатается впервые в настоящем томе.

«Азбука» Толстого отличается хорошо подобранным материалом для чтения. С первых же шагов дети приобщаются к сокровищнице народного творчества, отличающегося простым, но живым и картинным языком.

Пословицы и поговорки, сказки и былины учили детей народной мудрости («Сказанное слово серебряное, а не сказанное золотое», «Не будет пахотника, не будет и бархатника», «Нужда и по воскресным дням постится», «На всякое чиханье не наздравствуешься» и др.).

В небольших доходчивых рассказах, подчас в одну фразу, дети получали много полезных сведений бытового, практического характера или указания, как себя вести: «Люби Ваня Машу», «Люби Маша Ваню», «По часу сижу, азы буки учу», «Море сине и небо сине», «Небо выше, море ниже», «На небе тучи. На заре иди на луга. Суши сено на доме» и др.

«У дяди была на руке рана. Мама дала сала. Я мажу дяде рану на руке, я лечу ему рану» и др.

В основе содержания многих рассказов-миниатюр Толстого лежат народные поговорки и пословицы («Знай, сверчок, свой шесток», «Знает кошка, чье мясо съела», «Два раза не умирать, а раз не миновать», «Глупой птице свой дом не мил» и др.).

В «Русских книгах для чтения» большое место занимают рассказы, описывающие эпизоды и происшествия, случившиеся с самим писателем («Охота пуще неволи», «Как я выучился ездить верхом» и др.). Ряд рассказов проникнут идеями христианского всепрощения, всеобщей любви, аскетизма и фатализма («Бог правду видит, да не скоро скажет», «Индеец и англичанин», «Архиерей и разбойник», «Отчего зло на свете», «Царский сын и его товарищи»). В них уже проявляется идеология отсталого, патриархального крестьянства. Но вместе с тем в литературном наследстве Толстого, к которому принадлежат созданные великим писателем рассказы для «Азбуки» и «Русских книг для чтения», есть немало подлинных шедевров художественной литературы, «... есть, — по словам Ленина, — то, что не отошло в прошлое, что принадлежит будущему».[36]

Рассказы, повести, сказки, описания и рассуждения, пословицы, басни и былины, помещенные Толстым в «Азбуке», знакомят детей с народным бытом, русской природой, с историческим прошлым русского народа, воспитывая тем самым у детей любовь к своему народу, к своей родине, к родному языку, родной земле и национальной культуре. Этому в большой степени содействовали былины, включенные Толстым в книги для чтения(«Святогор-богатырь», «Сухман», «Вольга-богатырь», «Микулушка Селянинович»).

В образах богатырей, в их трудовых делах и ратных подвигах дети видели силу и могущество, доблесть и мужество русского народа. Вместе с тем Толстой стремился воспитать в детях чувство уважения и к другим народам и нетерпимость к захватническим войнам («Кавказский пленник»).

«Косточка», «Лгун»), о чувстве товарищества, гуманности и взаимопомощи («Два товарища», «Отец и сыновья», «Муравей и голубка», «Дед и внучек», «Подкидыш», «Осел и лошадь» и др.), о чувстве чести и долга (например, «Царь и сокол») Толстой воспитывает в детях высокие моральные качества.

Большое место в рассказах Толстого занимают темы любви к физическому и умственному труду, целесообразного использования человеком благ природы. В них автор подчеркивает большое значение упорства при выполнении работы и преодолении трудностей («Как тетушка рассказывала о том, как она выучилась шить», «Как я дедушке нашел пчелиных маток» и др.).

В ряде басен и рассказов из жизни животных Толстой показывает положительные и отрицательные черты человека. Толстой мастерски высмеивает жадность (в рассказе «Собака и ее тень», в басне «Обезьяна и горох»), злость («Белка и волк»), обман и предательство («Лисица и обезьяна»), лесть и хитрость («Лев, осел и лисица») и т. д.

Толстой считал, что в произведениях для детей не должно быть абстрактной дидактики. Моральное воздействие оказывается на юных читателей не нравоучительными сентенциями, а тем, что басни или рассказы бичуют дурное и ярко показывают хорошее («Два товарища», «Лев и мышь» и др.). Толстой обращал внимание на то, что «дети любят мораль, но только умную, а не глупую».

Созданные Толстым в начале 70-х годов рассказы и повести для «Азбуки» 1872 года («Кавказский пленник», «Бог правду видит, да не скоро скажет» и др.) по своей простоте, доступности и народности языка были преддверием его народных рассказов 80-х годов.

«Образование есть потребность всякого человека. Поэтому образование может быть только в форме удовлетворения потребности. Вернейший признак действительности и верности путя[37] образования есть удовольствие, с которым оно воспринимается. Образование на деле и в книге не может быть насильственно и должно доставлять наслажденье учащимся».[38] Другим требованием, выдвинутым Толстым, явилось положение о том, что «всякое учение должно быть только ответом на вопрос, возбуждаемый жизнью». Исходя из этих положений, Толстой в основу своих произведений кладет описание жизни и быта русской деревни, крестьянского труда, с учетом хозяйственных навыков, которые в будущем могут быть нужны взрослым крестьянам.

В рассказах и описаниях, рассуждениях и статьях о физических свойствах предметов и явлений Толстой стремится дать детям доступные представления о законах природы, а также советы для практического их использования в крестьянском хозяйстве. Художественные описания явлений природы, исторических событий, физических свойств тел, географических сведений излагаются в соответствии с учебно-познавательными целями. Толстой использует разнообразные методы и приемы изложения. Ряд рассказов по физике он пишет в виде рассуждений. В такой форме дан рассказ-рассуждение «Разная связь частиц», построенный в вопросно-ответной форме. «Отчего подушки под телеги вырезают и ступицы под колеса точат не из дуба, а из березы? Подушки и ступицы нужны крепкие, а дуб не дороже березы. — От того, что дуб колется вдоль, а береза не расколется, а вся измочалится».

В такой форме построен и рассказ «Тепло». В нем ставятся такие вопросы: «Отчего на чугунке кладут рельсы так, чтобы концы не сходились с концами?» И здесь же дается ответ, что это делается потому, что зимой железо от холода сжимается, а летом от жары растягивается. Задается и такой сложный вопрос: «Откуда берется тепло на свете?». «Тепло от солнца», — отвечает Толстой. В рассказе «Солнце — тепло» дается яркое и весьма доступное представление детям о роли солнца для жизни на земле.

Полезные знания и сведения даются в рассказах: «Как делают воздушные шары», «Гальванизм», «Вредный воздух», «Удельный вес», «Газы» и др.

Ряд рассказов «Азбуки» 1872 года, «Русские книги для чтения» строятся в форме диалога. В процессе чтения или слушания того или иного рассказа учащиеся подводятся к умению синтезировать, обобщать, приходить самостоятельно к определенному выводу из решения отдельных частных положений или вопросов.

«Сырость» детям рассказывается о хорошо известных им явлениях в форме вопросов: «Отчего зимою двери разбухают и не затворяются, а летом ссыхаются и притворяются?... Отчего слабое дерево — осина — больше разбухает, а дуб меньше?... Отчего доски коробятся?... «Постановкой таких вопросов Толстой искусно заставляет детей мыслить, искать на них ответы, опираясь на свои жизненные наблюдения. Так, например, в рассказе «Кристаллы», построенном в виде описания простого эксперимента, весьма ярко вскрывается эта связь между теорией и практикой.

Особенный интерес представляет объяснение свойств магнита на доступных детям примерах из жизни и личного опыта: «Если одну магнитную палочку разрубить пополам, то опять каждая половинка будет с одной стороны цепляться, а с другой отворачиваться. И еще разруби, — тоже будет... Всё равно как еловую шишку, где ни разломи, всё будет с одного конца пупом, а с другой чашечкой. С того ли, с другого ли конца, — чашечка с пупом сойдется, а пуп с пупом и чашечка с чашечкой не сойдутся».

Так органически вплетаются в живую ткань содержания научно-художественных очерков и рассказов те общедидактические и частно-методические указания, пользуясь которыми учитель, и мать, и сам ребенок могут подойти к глубокому изучению знакомых им явлений природы. Разнообразие научно-образовательной тематики рассказов Толстого вызывало к жизни и ряд активных методов преподавания.

Ставя в рассказах глубокие, серьезные вопросы, автор использует для их разрешения такие методы, как наблюдение, эксперимент, экскурсии. Особенно показателен в этом отношении рассказ «Солнце — тепло».

От наблюдений в природе (экскурсия в поле, сравнение зимнего и летнего пейзажей) учитель переходит к опытам и экспериментам в домашних условиях: «Заморозь чугун с водой, — он окаменеет. Поставь замороженный чугун на огонь: станет лед трескаться, таять...» После этого Толстой подводит детей к глубоким выводам: «Нет тепла — всё мертво; есть тепло — всё движется и живет. Мало тепла — мало движенья; больше тепла — больше движенья; много тепла — много движенья; очень много тепла — и очень много движенья». Такой весьма доступный для детей вывод, который дается в этом рассказе, явился результатом большой работы писателя над художественно-педагогическим выражением проблем физики.

«Азбуки» Толстой, как это видно из его заметок в Записных книжках 1872 года,[39] глубоко интересовался различными научными вопросами. Он был знаком с работами известных ученых-физиков: Джоуля, Фарадея, Дэви, Фаренгейта, Тиндаля, Шпилера и с рядом новых открытий в экспериментальной физике.

Как видно из его Записных книжек 1872 года, ряд научных вопросов, которые особенно глубоко интересовали Толстого, он детально и критически изучал и в ряде случаев не только стоял на уровне современных ему научных знаний, а выдвигал свои собственные гипотезы (о покое, о движении, о сущности материи, о световом давлении и др.), которые в дальнейшем были разработаны и подтверждены учеными.

В результате этой вдумчивой работы Толстым были созданы для «Азбуки» научно-популярные рассказы об отдельных научных открытиях. Исключительно важным в образовательном отношении является материал, помещенный в «Азбуке» по ботанике, который знакомит с жизнью растительного мира. Из этих рассказов дети узнают о росте, развитии и гибели растений. Рассказы по ботанике развивали у детей интерес к природе, к ее красоте, освещали вопрос и о практическом применении своих знаний в области сельского хозяйства. Художественные рассказы — описания по ботанике дают практические знания, как заложить и вырастить фруктовый сад, ухаживать и наблюдать за его развитием, как бороться с вредителями сада и многое другое.

В рассказах подчеркивается огромная роль для изучения жизни растений систематического и разностороннего наблюдения их в различных природных условиях.

В ряде научно-популярных рассказов по естествознанию художественно описываются наблюдения над явлениями природы и вскрываются их причины. К таким произведениям следует отнести: «Отчего бывает ветер», «Отчего потеют окна и бывает роса», «Осязание и зрение», «Тепло», «Отчего в морозы трещат деревья», «Лед, вода и пар», «Куда девается вода из моря» и др.

«Как волки учат своих детей», «Зайцы и волки» и др.). Содержат много интересных и весьма поучительных сведений (рассказы «Чутье», «Осязание и зрение», «Шелковичный червь» и др.). Часто в рассказах даются яркие картины русской природы и народного крестьянского быта (например рассказ «Русак»).

Многие рассказы Толстого посвящены вопросам истории, этнографии и географии. Стремясь познакомить детей с бытом и с жизнью других народов, он включил в «Русские книги для чтения» такие рассказы, как «Эскимосы», «Как в городе Париже починили дом», «Китайская царевна Силинчи», «Как научились бухарцы разводить шелковичных червей».

На исторические темы Толстым было дано мало рассказов. Все они написаны в форме художественных повестей: «Петр 1 и мужик», «Камбиз и Псаменит» (по Геродоту), «Ермак», «Основание Рима», «Как гуси Рим спасли», «Поликрат Самосский».

В «Азбуках» Толстой стремился дать в определенной системе грамматические и лексические данные, которые в последовательном порядке обучают детей письму и выразительному чтению. Построение рассказов, повестей и других художественных произведений, написанных и подобранных Толстым для «Азбуки», действительно содействовало выработке у детей правильного произношения. В рассказах и отдельных отрывках, в последовательно расположенных для изучения грамматики словах и фразах ученик мог ясно услышать и понять буквы — звуки русской речи (гласные под ударением, согласные — в положении перед гласными и сонорные). Для этой цели в текстах «Азбуки» автор использует различные приемы выделения необходимых букв-«звуков» шрифтами. Вот образец такого приема:

Была о[а]дна сильная, злая со[а]бака.

о[а]на не грызла маленького[ва] щенка
И большаго[ова] волкодава.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Лежи[ы]т – ниже ко[а]та, встанет – выше ко[а]ня (дуга).
– не треснет, идет плёсом – не плеснет (месяц).

Продуманный подбор материала и его систематика были направлены также на решение весьма важной задачи, заключающейся в устранении у детей «фонетических диалектизмов», что способствовало установлению единых норм литературного произношения.

Одной из важных педагогических проблем, поставленных и разрешенных Толстым в его «Азбуках», благодаря исключительно богатым в лексическом отношении художественным произведениям была проблема обогащения словаря учащихся.

Большое методическое значение в деле обучения грамоте Толстой придавал наряду с чтением уменью «писать из головы самые простые изречения» или писать их поочередно, диктуя друг другу.

Педагогическими основами «Азбуки», а также и «Новой азбуки» Толстого являются: 1) широкий общеобразовательный материал для чтения из многочисленных областей знания (язык, устное народное творчество, как русское, так и других народов, история, этнография, география, физика, ботаника, зоология, астрономия, священная история); 2) художественная форма изложения (преподавания) всех общеобразовательных наук, оживляющая педагогический процесс и делающая его привлекательным, возбуждающим у детей большой интерес к познанию; 3) интерес и активность учеников, содействующие наилучшему усвоению и закреплению изучаемого в памяти; 4) применение активных методов обучения, входящих органически в живую ткань произведений, начиная от маленьких сюжетных рассказов и кончая научно-художественными рассуждениями (эксперимент, наблюдение и опыт, экскурсия, беседа и рассуждение). Всё это учило детей умению анализировать, синтезировать и экспериментировать, делать выводы и применять полученные знания на практике в своем быту. Такая постановка обучения содействовала широкому умственному развитию детей; 5) нравственное воспитание детей через содержание учебного материала, а также развитие у них эстетических чувств.

словарного фонда языка, изучение грамматического строя русского языка в процессе чтения и письма.

Обучение правильному литературному произношению должно производиться путем подбора доступного, легко понимаемого и читаемого детьми текста, вначале состоящего из двубуквенных и двусложных слов.

Толстой в «Азбуке» приводит следующее двубуквенное и двусложное сочетание слов:

«Ва Ma Па Но До Ну Бу Ту Ты Мы Ти Мя Щи Тя... Туча Дура Соня Саша Тёща».

После освоения этих простых двусложных слов Толстой, учитывая, что сознательное чтение достигается путем применения при обучении коротких слов и небольших фраз, понятных близостью своего содержания, ввел целую серию таких рассказиков-предложений:

«Муха мала. Пила тупа. Мука была сыра. Дуга была туга. Катя шила шубу. У Тани было горе. Тетя шила Тане шубу...»

В своей «Азбуке» Толстой предлагал трудно произносимые звукосочетания — слоги, состоящие из 2—4 букв и включающие в свой звуковой состав системы гласных и согласных: «ба, ча, га, ма, ка, ла, ва, са, жа, на, за, да... бла, нла, мла, вла, пла, зла, лла, гла, хла... бска, взды, вдру, вкри, взмы, вста, впря».

Эти упражнения Толстой давал для органов артикуляции, столь необходимых для подготовки к правильному литературному произношению слов.

Однако от этого приема в «Новой азбуке» Толстой отказался и перешел на звукосочетания слогов и слов, понятных по своему смыслу, например: «Азы, Ужи, Еда, Уха, Усы... Сплю, Мсти, Мгла, Мзда, Сбруя, Страх...»

Все это говорит о творческом подходе Толстого к одному из самых трудных разделов обучения — грамматике. Много усилий и времени было потрачено им в поисках наиболее рациональных способов и методов ее преподавания в школе.

— вариантах курса грамматики, над которым он работал в 70-е годы, и, в частности, в орфографических упражнениях.

Каждый рассказ, описание или рассуждение, помещенные в «Азбуке», по методическому замыслу автора являются темой отдельных уроков. Они расположены в стройной системе усложняющихся занятий. Чтение каждого из рассказов рассчитано на 15—20 минут. Повторное же чтение учениками, разбор содержания и его запись занимают все остальное время урока. Характер и объем рассказов «Азбуки» и «Книг для чтения» диктует учителю и структуру построения урока и методы его проведения. Это было весьма оригинальным, продуманным методическим построением учебных пособий.

«Новая азбука» и «Русские книги для чтения», созданные Толстым для начальной школы, служили в течение ряда десятилетий прекрасным пособием, по которым многие сотни тысяч детей ряда поколений русского народа изучали родной язык, приобщались к многовековой культуре своей родины, получали сведения по основам наук. В каждом своем рассказе, повести, сказке или басне Толстой ставил конкретные задачи воспитания, образования и обучения, которые с успехом могли решаться учителем в школе и родителями в семье.

В учебных книгах Толстого научные знания даны в своеобразной последовательности. Толстой утверждал, что «наука есть только обобщение частностей. Ум человеческий тогда только понимает обобщение, когда он сам его сделал или проверил». Отсюда Толстой приходит к выводу, что «задача педагогии есть, следовательно, наведение ума на обобщение, предложение уму, в такое время и в такой форме, таких частностей, из которых легко делаются обобщения»[40] Это положение он распространяет и на методику составления учебных пособий для начальных школ.

«Искусство педагогии, — указывает Толстой, — есть выбор поразительнейших и удобнейших к обобщению частностей в области каждой науки и живейшим представлении их понятливейшим... Ребенок не требует понятливого, но требует живого, сильно действующего на воображение».[41]

изложения и глубокое содержание произведений дают возможность самим учащимся делать необходимые образовательные или воспитательные выводы.

В 60-е и 70-е годы широко было распространено мнение, что образованием детей простого народа в селах и деревнях может заниматься каждый грамотный человек и для этого не нужны специальная подготовка и образование. Чему учить детей в начальной школе в этих условиях, решалось одним словом: «учить грамоте», то есть читать, писать, считать и «закону божию».

Толстой не удовлетворялся такой элементарной программой начальной школы. В журнале «Ясная Поляна» он в ряде своих статей выяснил всю сложность и трудность вопроса, чему и как учить детей.

Вместе с работой над учебниками для народных школ Толстой вновь, как и в 60-е годы, поднимает вопрос о необходимости повсеместного открытия школ, которыми распоряжался бы сам народ.

«Нужно предоставить народу свободу устраивать свои школы, как он хочет, и вмешиваться в самое дело устройства школ как можно меньше»[42], — утверждал Толстой в 70-е годы. Критикуя существующую систему народного образования в статье «О народном образовании», Толстой писал тогда: «Я рад случаю высказать почти всю мою педагогическую исповедь... Я тоже твердо знаю, что здравый смысл русского народа не позволит ему принять эту навязываемую ему ложную и искусственную систему обучения.

ему всё равно, потому что он твердо знает, что в великом деле своего умственного развития он не сделает ложного шага и не примет того, что дурно, — и как к стене горох будут попытки по-немецки образовывать, направлять и учить его».[43]

Толстой, как один из виднейших представителей педагогов-демократов 60—70-х годов, ставил задачу перед передовыми русскими людьми приобщить народ ко всему тому богатству, что выработано человеческой мыслью.

«... ему нужно то, — писал Толстой еще в 60-х годах, — до чего довела вас ваша жизнь, ваших десять не забитых работой поколений. Вы имели досуг искать, думать, страдать — дайте же ему то, что вы выстрадали, — ему этого одного и нужно; а вы, как египетский жрец, закрываетесь от него таинственной мантией, зарываете в землю талант, данный вам историей. Не бойтесь: человеку ничто человеческое не вредно».[44]

Толстой критически отнесся к постановке школьного дела в странах Западной Европы; в то же время его многое не удовлетворяло в содержании и в методике работы существовавших в России начальных школ. Это положение побудило Толстого подойти к решению этих важных школьных проблем со всей глубиной и самостоятельностью.

————

применявшимся еще в ряде народных школ того времени.

Толстой с глубокой уверенностью в исключительной ценности своего слухового метода предложил его как прием обучения грамоте в своей «Азбуке», доказывая своим противникам, что он имеет только внешнее сходство со способом азов и складов.

В своем «Письме к издателям» о методах обучения грамоте, опубликованном в «Московских ведомостях» (1873), Толстой в ответ на критику его «Азбуки», упрекавшей его в игнорировании звукового метода и в отстаивании старого, самого трудного способа азов и складов, выступил против извращений при применении звукового метода в современных ему школах и в защиту своего слухового метода.

Как педагог-экспериментатор Толстой неоднократно испытывал обучение грамоте по звуковому методу и на опыте «всякий раз приходил к одному выводу — что этот метод, кроме того, что противен духу русского языка и привычкам народа, кроме того, что требует особо составленных для него книг, и кроме огромной трудности его применения и многих других неудобств, он неудобен для русских школ, что обучение по нем трудно и продолжительно, и что метод этот легко может быть заменен другим». Этот другой способ обучения грамоте, по словам Толстого, состоял в «том, чтобы называть все согласные с гласной буквой е и складывать , без книги...» Этот способ был им «придуман еще 12 лет тому назад». По нему он лично и все учителя, работавшие под его руководством, проводили обучение во всех его школах. Построение обучения грамоте по этому способу, считал Толстой, проходило «всегда с одинаковым успехом».[45]

«Азбука» и предложенный Толстым в ней метод обучения грамоте вызвали широкую и ожесточенную критику и нападки в общей и педагогической прессе. Однако Толстой энергично защищал свой метод перед лицом широкой педагогической общественности в московском Комитете грамотности, который организовал экспериментальную проверку слухового метода Толстого и звукового метода на специальных пробных уроках в одной из московских школ. Результаты при обучении по тому и другому методу в параллельных классах оказались примерно одинаковы.[46]

Большинство педагогов того времени резко и недоброжелательно высказалось в печати о вышедшей в 1872 году «Азбуке» Толстого; их недовольство было вызвано тем, что она не только не походила на существующие учебники для народных школ, но своим содержанием и построением противоречила установившимся канонам. Об «Азбуке» Л. Н. Толстого опубликовал свой отрицательный отзыв П. Н. Полевой в «Петербургских ведомостях». «Вестник Европы», «Семья и школа», «Неделя», «Народная школа» также отозвались отрицательно об «Азбуке» Л. Н. Толстого. Они обвиняли автора в «боязни научности», в «отсутствии системы» в размещении статей, в реакционности взглядов на методы обучения грамоте, в непригодности морали, которой наполнены рассказы Толстого. Об отделе арифметики в «Азбуке» Толстого педагогический журнал «Народная школа» заметил, что «автор, повидимому, вовсе не знаком с современными методами обучения арифметике».

Журнал «Детский сад», неодобрительно относясь к способу обучения грамоте, предлагаемому Толстым, весьма положительно отозвался о технике оформления нужных для изучения по грамматике сомнительных гласных и согласных. «Рассказы очень живы, просты и естественны», и это, указывает журнал, «есть важное педагогическое достоинство: они не сулят навязчиво детскому пониманию ту или другую истину морали или то или другое научное сведение, но они наводят детей на эти истины и понятия, что всего важнее». Объяснения в арифметике Толстого первых ее правил также оценены положительно.

«Гражданин» положительно отозвалась об «Азбуке» Толстого, которая была названа «несомненно полезной книгой, строго продуманной и представляющей, говоря вообще, прекрасный выбор для первоначального чтения и упражнения. Появление «Азбуки» отмечено как одно из самых ценных явлений в нашей учебной литературе».

Разнообразные отзывы на «Азбуку» побудили Толстого разослать ее во многие редакции газет и журналов на рецензирование.

Ознакомившись с критическими статьями и замечаниями относительно «Азбуки», Толстой все же в своем письме к H. Н. Страхову писал: «Прочел в Вестнике Европы об Азбуке и, признаюсь, как ни совестно, почувствовал оскорбление и уныние».[47] 17 декабря 1872 года Толстой писал H. Н. Страхову: «Азбука не идет, и ее разбранили в «Петербургских ведомостях»; но меня почти не интересует, я так уверен, что я памятник воздвиг этой Азбукой».[48] Однако «Азбука» Толстого 1872 года и рекомендуемый им метод обучения грамоте широкого распространения не получили.

«Вестника Европы», «Гражданина» и др. Толстой осуществил лишь частично, ограничившись выступлением с открытым письмом в «Московских ведомостях» от 1 июня 1873 года, в котором высказал свой взгляд на звуковой способ обучения грамоте.[49]

В 1874 году Толстой опубликовал в «Отечественных записках» (№ 9) свою программную статью «О народном образовании».[50] Затем в 1875 году он направил в Министерство народного просвещения проект «Правил для педагогических курсов для подготовки народных учителей». [51]

В течение ряда месяцев Толстой писал «Новую азбуку», которая по структуре значительно отличалась от «Азбуки» 1872 года, а по содержанию, хотя в части рассказов и повторяла ее, заключала много новых материалов.

Огромный материал, подготовленный Толстым при работе над «Азбукой» и «Новой азбукой», все же оказался далеко неиспользованным. Эти рукописи, печатаемые в настоящем томе, представляют большой литературно-педагогический интерес. В числе неизданных, то есть невключенных, произведений имеется большое количество рассказов, сказок, басен, детских игр, научно-популярных художественных рассказов и очерков.

В 1875 году Толстой переделал свою «Азбуку» 1872 года и напечатал «Новую азбуку» и отдельным изданием «Русские книги для чтения». Над созданием «Новой азбуки» ему также пришлось много творчески поработать. «Новая азбука» имела большой успех. Она была одобрена Министерством народного просвещения как для школьных библиотек, так и для народных школ.

«Новой азбуки» и «Книги для чтения» после 1875 года вышли большими тиражами.

«Новая азбука» и «Книги для чтения» Л. Н. Толстого заняли видное место в отечественной учебной литературе и использовались во многих народных школах до Великой Октябрьской социалистической революции и в первые годы советской власти.[52]

В «Новой азбуке» Толстой на первое место выдвигает свой «слуховой метод обучения, но указывает наряду с ним и другие методы обучения грамоте, которые, по его словам, могут быть употребимы при обучении. «Что касается до способа обучения, — писал в предисловии к «Новой азбуке» Толстой, — то составитель старался сделать эту Азбуку одинаково удобною для всех способов».

Толстой считал, что при обучении по слуховому способу одного ученика его можно выучить читать и писать в течение двух недель; в большой школе — от 25 до 50 учеников — выучиваются в 6 недель. «Особенное удобство этого способа, — писал Толстой в методических указаниях к «Новой азбуке», — кроме быстроты, точности и легкости для учителя, состоит в том, что процесс складывания и раскладывания на слух бессознательно передается учениками друг другу, так что в местностях и семьях, где употребляется слуховой способ, меньшие братья и сестры бессознательно выучиваются складывать и раскладывать на слух и им для того, чтоб уметь читать и писать, остается только выучить буквы».

В общем в «Азбуку» 1872 года и в «Новую азбуку» вошло 373 произведения, в рукописях осталось еще 256 вполне законченных произведений. Всего для «Азбуки» и «Новой азбуки» было написано 629 произведений, из них 133 на естественно-научные темы. Такой поистине огромный труд был под силу только такому гению, каким был Лев Николаевич Толстой.

Первое издание «Азбуки» 1872 года было отпечатано тиражом в 3600 экземпляров. Изданная в 1875 году «Новая азбука» выдержала при жизни Л. Н. Толстого — 28 изданий. Ряд последних изданий «Новой азбуки» печатался по 100 тысяч экземпляров (каждый тираж), что составило в итоге около 2 миллионов экземпляров. Такого огромного успеха не имела ни одна учебная книга в дореволюционной России (кроме «Родного слова» Ушинского).

Передовые учителя считали «Новую азбуку» Толстого лучшей и широко использовали ее в своей практике.

Высоко ценила педагогическое творчество Толстого Н. К. Крупская, призывая учиться у него педагогическому мастерству. А. И. Елизарова писала о «Книгах для чтения», переизданных в 1921 году: «Давая ощущение счастья, как всякое истинно художественное произведение для того круга, для которого они назначены, они своей безыскусственной прелестью приохочивают к чтению, к сознательному чтению с самого начала. В этом их главное и великое достоинство, их незаменимость и непревзойденность в нашей школе, в руках наших начинающих учиться детишек».[53]

Она также указывала и на то, что рассказы Толстого «дышат безыскусственной поэзией народной речи, над которой с чисто материнской чуткостью прошла гениальная рука великого мастера слова. Рассказы эти не менее, чем остальные его произведения, должны войти в сокровищницу нашего слова».[54]

«составлять» художественные произведения: рассказы, повести, сказки и басни для детей. «Сегодня, перечитывая учебные книги Толстого, — писал Маршак, — мы особенно ценим в них его блистательное умение пользоваться всеми оттенками, всеми возможностями родного языка, его щедрую затрату писательского мастерства на каждые три-четыре строчки, которые превращаются под его пером в умные, трогательные и убедительные рассказы».[55]

Именно в наши дни подчеркивается огромное значение того внимания, с каким Толстой относился к детской литературе, а его прекрасные рассказы для детей ставятся в пример современным советским писателям.

С каждым годом растет число изданий детских рассказов Толстого. Они печатаются почти на всех языках многонационального советского государства.

Произведения великого писателя введены в программы и входят в учебные книги для начальных и средних школ.

Рассказы Толстого для детей выходят в сериях: «Книжка-малышка», «Библиотека детского сада», «Мои первые книжки», «Книга за книгой», «Школьная библиотека» и другие, а также отдельными изданиями в миллионных тиражах.

«есть то, что не отошло в прошлое, что принадлежит будущему» и «это наследство берет и над этим наследством работает российский пролетариат».[56]

Н. Константинов.

А. Петров.

Примечания

1. T. 62, стр. 130.

3. T. 61, стр. 269.

4. Т. 61, стр. 338.

5. Т. 8, стр. 60.

6. Там же, стр. 61.

8. «Воспитание», 1863, т. XIII, кн. I, стр. 1—16.

9. Н. Г. Чернышевский, Полн. собр. соч., т. X, Гослитиздат, М. 1951, стр. 515.

10. «О методах обучения грамоте» — журнал «Ясная Поляна», февраль 1862 г. (см. т. 8, стр. 135).

11. Т. 8, стр. 52.

13. T. 8, стр. 68.

14. Taм же, стр. 68—69.

15. Т. 8, стр. 71—72.

16. Там же, стр. 72.

18. Там же, стр. 96.

19. T. 8, стр. 106.

20. Tам же, стр. 108.

21. T. 48, стр. 167—178.

23. Там же, стр. 247.

24. Т. 17, стр. 71.

25. Т. 48, стр. 168.

26. Там же.

28. T. 48, стр. 175.

29. Taм жe, стр. 178.

30. Т. 17, стр. 98.

31. Там же, стр. 104.

33. См. т. 17, стр. 108—111.

34. «Яснополянские записки» Д. П. Маковицкого, 29 октября 1905 г., журнал «Октябрь», 1937, № 1, стр. 248.

35. «Воспоминания о Л. Н. Толстом ученика Яснополянской школы В. С. Морозова», М. 1917, стр. 55, 77.

36. В. И. Ленин, Сочинения, т. 16, стр. 297.

38. Т. 8, стр. 394.

39. T. 48, стр. 93—95, 130—162.

40. T. 8, стр. 377.

41. Taм же, стр. 378.

43. Там же, стр. 131—132.

44. Т. 8, стр. 48.

45. T. 62, стр. 32.

46. Подробно об этом см. статью «История писания и печатания».

48. T. 61, стр. 349.

49. T. 62, стр. 32—33.

50. T. 17, стр. 71.

51. Там же, стр. 331.

«Задруга» выпустило два издания «Азбуки» Л. Н. Толстого. Второе издание «Азбуки» Л. Н, Толстого было набрано и опубликовано по новому правописанию под наблюдением и с предисловием проф. П. Н. Сакулина. «Книга для чтения» Л. Н. Толстого также была переиздана в 1921 году.

53. А. И. Елизарова, «Л. Н. Толстой. Книга для чтения» — «Печать и Революция», 1922, кн. VII, стр. 328.

54. Цит. по изданию: Л. Н. Толстой, «Русская книга для чтения», Детгиз, 1946, стр. 311.

55. С. Маршак, «Литература — школе», «Новый мир», 1952, июнь, стр. 201.

56. В. И. Ленин, Сочинения, т. 16, стр. 297.