И свет во тьме светит.
Примечания

ИСТОРИЯ ПИСАНИЯ И ПЕЧАТАНИЯ

Драма «И свет во тьме светит» выделяется из всех художественных произведений Толстого наибольшей автобиографичностью. Ни одно из художественных произведений Толстого не отражает его переживаний в большей мере, чем эта драма. Недаром в записях своего Дневника Толстой это произведение называл «своей» драмой.

В беседе с Оскаром Блюменталем, директором берлинского Лессинг-театра, посетившим Толстого в Москве зимой 1894 г., Толстой говорил, что пьеса «И свет во тьме светит» должна была содержать в себе его собственные испытания, его борьбу, его веру, его страдания, — всё, что близко его сердцу. «Холодная объективность, — добавлял он, — которую нам ставят в заслугу, я ее не люблю.... Моего сердца не тронет ни одно произведение, в котором я не найду человеческого чувства, вылившегося из сердца самого автора».[171] «Власть тьмы» (1886) и «Плоды просвещения» (1890) были, по словам Толстого, лишь подготовительными этюдами для этой не написанной еще пьесы[172].

Прощаясь с Толстым, О. Блюменталь выразил ему пожелание, чтобы скорее настало время для создания драмы, о которой шла речь. Толстой ответил на это: «Я этого желаю более страстно, чем кто-либо. Но, верьте мне, я умру раньше, чем напишу ее...»[173]

Действительно, в драме можно обнаружить некоторые черты из жизни Толстого 80-х годов: посещение им Ржанова дома (1882), его первую попытку уйти от своей семьи (1884), поездку на мировой съезд с целью оправдать крестьянку, обвиненную в воровстве у Толстых (1885), начало занятий физическим трудом и т. д.

Конечно, драма «И свет во тьме светит» отражает события жизни Толстого в самых широких, типизированных обобщениях. Поэтому было бы грубой ошибкой отожествлять полностью содержание драмы с жизнью Толстого, его семьи и его окружающих. Но тем не менее между ними существует тесная связь. Так, драма Николая Ивановича Сарынцева — это, конечно, драма самого Толстого. В лице Марьи Ивановны Сарынцевой обрисованы некоторые характерные черты С. А. Толстой. То же следует сказать и про другие персонажи пьесы, которые очень напоминают или семейных Толстого, или близко соприкасавшихся с его семьей лиц. А появляющийся в четвертом действии «пьяный» Александр Петрович взят из действительной жизни. Это переписчик Толстого, Александр Петрович Иванов, бывший офицер, ставший босяком, обитатель Ржанова дома.

По свидетельству первого редактора этой драмы В. Г. Черткова, она была начата Толстым в 80-х годах.[174] Однако ни в Дневниках, ни в письмах Толстого вплоть до 1890 г. о ней нет никаких упоминаний.

5 февраля 1890 г. Толстой заносит в Дневник: «Думал к драме о жизни: Отчаяние человека, увидавшего свет, вносящего этот свет в мрак жизни с надеждой, уверенность освещения этого мрака; и вдруг мрак еще темнее» (т. 51, стр. 17); 14 июля 1891 г.: «К буд[ущей] драме. Спор с православными: «Не могу верить», и с либералами: «Не могу не верить» (т. 52, стр. 45). Несомненно, в обеих дневниковых записях речь идет о драме «И свет во тьме светит».

Первым указанием о работе над драмой служит письмо к М. Л. и Л. Л. Толстым от 15 мая 1893 г., в котором Толстой, рассказывая о жизни в Ясной Поляне, пишет: «Устроили Lawn tennis и.... топчутся с мячиками. Посмотришь, посмотришь, как Таня, и сам станешь играть. Не я, а Таня. Больше делать нечего. Видно, так надо. Это я серьезно говорю. Думаю, что мне нужна эта тоска, и так не пройдет. Пересматривал начатое и одно начало — вы не знаете — и хочу кончать и выложить там часть то[го], что испытываю» (т. 66, стр. 323).

В этом письме несомненно речь идет о драме «И свет во тьме светит». И из слов Толстого видно, что им уже было написано «начало» драмы. Между тем рукописи драмы, относящиеся к тому времени, не сохранились.

О желании писать драму Толстой сообщал и в письме к В. Г. Черткову от 3 ноября 1893 г.: «Еще, мне кажется, что хочется писать ту драму, о которой я вам говорил» (т. 87, стр. 233—234). Об этом же Толстой записал в Дневнике 13 октября 1894 г., после чтения им накануне статьи В. Д. Спасовича «Дружба Шиллера и Гете»: [175] «Много думалось при чтении и об эстетике и о своей драме. Хочется писать. Может быть, и велит бог» (т. 52, стр. 147); и 23 декабря 1895 г.: «Нет, нет и обдумываю драму. Нынче всю ночь бредил о ней» (т. 53, стр. 75).

Начало работы над драмой, если не считать написанного до 15 мая 1893 г., нужно отнести к первой половине января 1896 г.

В Дневнике Толстого 23 января 1896 г. отмечено: «За это время написал письмо о патриотизме и письмо Crosby и вот уже недели две пишу драму. Написал скверно три акта. Думаю набросать, чтобы образовалась charpente.[176] Мало надеюсь на успех» (т. 53, стр. 77).

Следовательно, к работе над драмой Толстой приступил, примерно, 9 января 1896 г. Предварительно он набросал краткий черновой конспект всей драмы в пяти актах (см. вариант № 1).

25 января 1896 г. Толстой опять отмечает: «Продолжаю писать драму. Написал 4 акт. Всё плохо. Но начинает быть похоже на настоящее» (т. 53, стр. 78).

13 февраля в Москве: «Здесь очень суетно и отнимается много времени. Поздно сажусь за работу и оттого мало пишу. Дописал кое-как 5 акт драмы» (т. 53, стр. 78).[177]

Таким образом, вся драма в первой редакции (по сохранившимся рукописям) была написана в течение месяца.

Написав начерно драму, Толстой в конце февраля и в начале марта 1896 г. в Никольском у Олсуфьевых продолжал работу, сосредоточив свое внимание, главным образом, на первом действии. 27 февраля 1896 г. он отметил в Дневнике: «Пишу драму. Идет очень туго. Даже не знаю, подвигаюсь ли», и 6 марта: «Всё это время чувствую слабость и умственную апатию. Работаю над драмой очень медленно. Многое уяснилось. Но нет ни одной сцены, которой бы я был вполне доволен» (т. 53, стр. 80 и 83).

Черновой автограф первого действия драмы (см. вар. № 2), с первоначальным заглавием «Свет мира», потом зачеркнутым и замененным на «Закваска», по своему содержанию существенно отличается от последней редакции этого действия. Отличается он и составом действующих лиц: в нем отсутствуют такие персонажи, как Петр Семенович Коховцев и молодой священник Василий Никанорович. Главный персонаж драмы носит фамилию Звездинцев, а Александра Ивановна Коховцева, сестра Марьи Ивановны, именуется Анной Ивановной Петрищевой.

касаются почти исключительно первой его половины; а текст второй половины содержит в себе лишь незначительные авторские поправки.

При обработке черновой редакции первого действия Толстой прежде всего меняет заглавие своей драмы «Закваска» на «Свет и во тьме светит» и при этом заглавии помещает перед драмой эпиграф: «Царство божие подобно еще тому, как женщина положила закваску»; изменяет возраст мужа и жены Звездинцевых: 57 на 56, 48 на 40. В черновом автографе первого действия (вар. № 2) в списке персонажей Звездинцев носил имя «Петр», а в тексте этого действия то «Петр», то «Николай». Теперь Толстой в списке действующих лиц и в тексте меняет его имя «Петр» на «Николай» и устраняет таким образом противоречие в тексте. Вносится небольшое изменение в характеристику Степана. После авторских поправок в черновом автографе он «сын, только что кончивший курс студент в костюме l[awn] t[ennis]».

В характеристике Митрофана Ермиловича, учителя Вани, слова: «либерал, спорщик» заменяются на «революционер». Большие изменения претерпевает характеристика Лизаньки, дочери Анны Ивановны Петрищевой. После авторских исправлений она — «27 лет, тихая, кроткая, деятельная девица».

Толстой меняет и состав действующих лиц: исключает княгиню Черемшанову и взамен ее вводит Князеву. Часть характеристики княгини Черемшановой — «50 лет, молодящаяся» — переносит на Князеву, а часть — «аристократка, придворная дама, говорящая с английским акцентом» — зачеркивает.

Вторым новым персонажем является «баронесса-редстокистка». Борис, значившийся в черновом автографе сыном княгини Черемшановой, теперь становится сыном Князевой; а Тоня, которая была его сестрой и дочерью княгини Черемшановой, становится дочерью баронессы-редстокистки. Прежние характеристики Бориса и Тони остаются без всяких изменений (см. вар. № 2).

На сцену вводится третье новое действующее лицо — молодой священник, который беседует по поводу игры молодежи в лаун-теннис с Анной Ивановной Петрищевой: «Анна Ивановна. Что ж, вам завидно? Священник. Отчего ж, дурного тут нет, только излишне. Анна Ивановна. Почему излишне? Это, я знаю, Николай Иванович всех теперь настроил так, что всё излишне, что только и можно что заботиться о мужиках».

Вычеркнут разговор Марьи Ивановны с сестрой, в котором она мягко отзывается о Николае Ивановиче; также пропускается сочувственный отзыв Любы об отце (см. вар. № 2). Отзывам Марьи Ивановны о муже Толстой пытается придать более суровый характер.

Авторские изменения в составе действующих лиц вызвали соответствующие изменения и в тексте. Так, Марья Ивановна теперь ожидает приезда не княгини Черемшановой с детьми, а Князевой с сыном и баронессы с дочерью. Анна Ивановна Петрищева предлагает своей сестре Марье Ивановне, как и в черновом автографе, перевести ее вниз, а ее комнату отдать приезжающим гостям. Но замечание Анны Ивановны, относившееся к княгине Черемшановой: «Все-таки придворная дама, привыкла к роскоши», Толстой зачеркивает.

Не удовлетворенный исполнением своего замысла, Толстой прерывает свою работу над драмой и «только изредка» занимается ею, как видно из его письма к Д. А. Хилкову от 20 марта 1896 г. (т. 69).

Однако мысли о продолжении работы не оставляют Толстого и в дальнейшем. Так, в Дневнике 16 мая 1896 г. он записывает: «Не могу писать свое изложение веры [«Христианское учение»]. Неясно, философно.... — Думаю начать всё сначала, или сделать перерыв и заняться повестью или драмой» (т. 53, стр. 87); 23 октября: «Перечел Хаджи Мурата, не то. За Воскресение я взяться не могу. Драма занимает» (т. 53, стр. 115).

Можно думать, что и запись в Дневнике 5 января 1897 г. относится к драме «И свет во тьме светит»: «(К запискам сумашедшего или к драме). Отчаяние от безумия и бедственности жизни. Спасение от этого отчаяния в признании бога и сыновности своей ему. Признание сыновности есть признание братства. Признание братства людей и жестокий, зверский, оправдываемый людьми небратский склад жизни — неизбежно приводит к признанию сумашедшим себя или всего мира» (т. 53, стр. 129).

В 1897 г. Толстой был занят окончанием трактата «Что такое искусство?». Но и в это время мысль о драме не оставляла его. «Как бы хорошо было окончить мою драму. Да не смею и думать», — писал Толстой 30 марта 1897 г. Черткову (т. 88). В письме к П. И. Бирюкову от 13 апреля того же года, сообщая о своей работе над книгой об искусстве, он замечает о том, что к нему «назойливо пристают мысли художественные; одна кавказская, всё не оставляющая.... в покое [«Хаджи-Мурат»], другая — драма» (т. 70, стр. 68). А в Дневнике, в записи 13 декабря 1897 г., в числе сюжетов, «которые стоит и можно обработать как должно», под № 9 значится: «драма христианского воскресения» (т. 53, стр. 170). Под этим сюжетом Толстой имел в виду драму «И свет во тьме светит».

Работа Толстого над драмой в 1896 г., а, возможно, отчасти и в 1897 г., почти исключительно ограничивалась первым действием. Он пишет новое начало, соединяя описание обстановки с характеристикой действующих лиц. Изменяет фамилию одного из основных персонажей драмы — Марьи Ивановны: Сарычева, вместо Звездинцева; отчество учителя — Дмитриевич, вместо Ермилыч. Вводит три новых действующих лица: Катю и Мисси, — двух девочек 12 и 9 лет (дочерей Сарычевых), и англичанку-гувернантку, разговором которых с Марьей Ивановной о землянике и начинается драма.

Но, написав всего лист — четвертушку (рук. № 3), Толстой обрывает работу на разговоре Марьи Ивановны со священником: «Марья Ивановна. Садитесь, пожалуйста, батюшка. Извините, что потревожила вас. Помилуйте, я всегда готов, чем могу, служить. Марья Ивановна (помолчав и преодолев смущение). Я приступаю прямо к делу. Скажите мне, пожалуйста, растолкуйте, что такое делается с мужем? Священник. То есть как? Я не усвою вполне вашего вопроса. Марья Ивановна. Ну, просто, что такое это его особенное толкование евангелия, по которому надо всё отдать. Священник. Особенного толкования нет. Только Николай Иванович несколько отклоняется от отеческих разъяснений и находят несколько иной смысл».

Но и это начало второй редакции Толстой оставляет и опять пишет заново первое действие (см. вар. №№ 3—5). Дается с теми же фамилиями список действующих лиц, соединенный с описанием обстановки. На первый план выдвигается личность княгини Черемшановой как друга дома, а не гостьи. Теперь она, а не Анна Ивановна Петрищева, играет первостепенную роль в семейной жизни Сарычевых. Выпускаются все разговоры о ней как о приезжающей гостье. Наоборот, она сама кратко характеризует ожидаемую баронессу Кроль: «Рожденная Голицына. Эта франтиха и ломака».

Изменен характер и Марьи Ивановны, которая обрисована более мягкими чертами. Говоря о помощи, оказываемой Николаем Ивановичем, она выражает только удивление, а не осуждение. Ее мучит не раздача Николаем Ивановичем имущества, а непонимание ими друг друга.

В процессе дальнейших исправлений еще более усиливается роль княгини Черемшановой и смягчаются отзывы Марьи Ивановны о Николае Ивановиче. Характерен в этом отношении написанный заново диалог Марьи Ивановны с княгиней Черемшановой: «Марья Ивановна. А то, что он вдруг потерял весь интерес к дому, к семье, ко мне, к детям. Он такой нежный отец, такой муж идеальный. Княгиня. Чем же он недоволен? Марья Ивановна. Ему кажется, что мы живем не так, как должно, что вся эта наша жизнь, которой он жил 28 лет, которую он сам устроил, что вся эта жизнь дурная, что всё надо переменить. Главное, что надо не быть богатым, отдать всё. Княгиня. Что же, он очень много отдает? Марья Ивановна. » (рук. № 3).

Этот второй вариант начала второй редакции первого действия также не удовлетворяет Толстого, и он комбинирует материалы первого и второго вариантов второй редакции и пишет дополнительный текст на полях и на добавочных листах. Кроме того, к составившемуся новому началу присоединяет продолжение (до конца действия) из рук. № 2 (листы с авторской пагинацией 9—30), в которое Толстой вносит большие исправления. Таким образом, образовалась новая рукопись, которая представляла собою коренную переделку 1-го действия драмы. Текст этой рукописи можно назвать третьей редакцией первого действия драмы (см. вар. №№ 6—9).

В этой редакции вводится новое лицо — Петр Семенович Коховцев, муж Александры Ивановны, которая в предшествующих редакциях называлась Анной Ивановной Петрищевой, вдовой.

Действие начинается с разговора на террасе о землянике, как и в первом варианте второй редакции, но в дальнейшем устанавливается иной порядок сцен, из которых некоторые являются новыми: разговор Марьи Ивановны со священником, беседа ее со Степой о порубке (с этой сценой по теме сходна в первой редакции беседа Марьи Ивановны с управляющим Василием Михайловичем Темяшевым), сцена с няней. Во второй половине первого действия добавлены разговор Николая Ивановича с Борисом и беседа Марьи Ивановны с княгиней Черемшановой о Николае Ивановиче.

Содержание диалогов действующих лиц сильно изменено. Княгиня Черемшанова в этой редакции, как и в первой, является не другом дома, а малознакомой гостьей. О приезжающих гостях беседуют не Марья Ивановна с княгиней Черемшановой, а Марья Ивановна, Александра Ивановна и Петр Семенович. Точно так же и со священником говорит не княгиня, а Александра Ивановна. Из разговора Марьи Ивановны с княгиней Черемшановой о Николае Ивановиче осталось лишь несколько слов. Марья Ивановна наделяется еще более мягкими чертами. Изменен и характер княгини Черемшановой: теперь она — кроткая, добрая женщина, а ее прежние черты перенесены на Александру Ивановну — женщину решительную, вздорную и глупую, играющую первую роль в семейной жизни Сарычевых; в ее уста Толстой влагает многие из реплик, ранее произносимых Черемшановой.

В этой же редакции дается характеристика Бориса, влагаемая в уста его матери княгини Черемшановой (см. вар. № 7). Кроме того, Толстой пишет вставку, в которой заставляет молодого Черемшанова в разговоре с Любой Сарычевой характеризовать самого себя. «Моя profession de foi, — говорит Борис Любе, — вкратце следующая: я воспитан на деньги народа, я должен отплатить ему. Отплатить ему я могу только умственным трудом. Но надо, чтоб труд этот был полезен, не такой, как военный, особенно в мирное время. И вот я избрал земледельческий. Помочь труду народному знанием. Как? Это жизнь покажет. Люба. И прекрасно, не люблю никакой программы» (рук. № 3).

Работая над первым действием, Толстой остальную часть драмы (то есть рук. № 2) передает для переписки А. П. Иванову (см. описание рук. № 4). По окончании же работы над первым действием в третьей редакции он отдает и его для переписки своей дочери Татьяне Львовне.

Любы (см. вар. № 10).

По написании третьей редакции первого действия работа над драмой, повидимому, была оставлена Толстым на несколько лет. Вернулся он к ней лишь в 1900 г. В Дневнике этого года 7 сентября записано: «К большой драме думал о том, как изобразить доброе, хорошее существо, совершенно лишенное возможности понять христианское мировоззрение» (т. 54, стр. 39). Под «большой драмой» Толстой разумел драму «И свет во тьме светит» в отличие от драмы «Живой труп», которую он называл «малой драмой» (см. в Дневнике запись 7 сентября 1900 г., т. 54, стр. 42).

Запись Толстого «к большой драме» свидетельствует о его желании по-новому изобразить Марью Ивановну Сарычеву: мягкой, доброй, непротестующей. Но эта переработка была проведена не по всей драме, а только в первом действии.

В конце ноября того же года Толстой прочел в рукописи статью крестьянина М. П. Новикова о тяжелых условиях жизни русского крестьянства, которая была впоследствии напечатана В. Г. Чертковым в Англии в издании «Свободное слово» под заглавием «Голос крестьянина».

После чтения этой статьи Толстой на следующий день, 28 ноября, записал в Дневнике: «Вчера читал статью Новикова и получил сильное впечатление: вспомнил то, что забыл: жизнь народа: нужду, унижение и наши вины. Ах, если бы бог велел мне высказать всё то, что я чувствую об этом». Далее он замечает: «Драму Труп надо бросить. А если писать, то ту драму» (т. 54, стр. 65).

«Дневники С. А. Толстой», III, стр. 131 и 140). Возможно, чтение этой статьи было для него толчком продолжать свою работу над драмой и, вероятно, послужило в какой-то мере материалом для изображения в первом действии, над которым он в то время работал, наряду с богатой, беспечной жизнью семьи Сарычевых также и нищенской жизни изнуренных тяжелым трудом и голодом крестьян.

Толстой и в 1900 г., работая над драмой, сосредоточил внимание, главным образом, на первом действии.

Не удовлетворенный переработкой рук. № 5 (третья редакция первого действия), Толстой пишет первое действие почти целиком заново в конце тетради, в которой начерно была написана вся драма (рук. № 2), и добавляет лишь часть листов из рук. № 5. Таким образом, составляется четвертая редакция первого действия (рук. № 6).

В этой рукописи первоначально Толстым проставляется заглавие «Свет и во тьме светит»; но тут же переправляется на утвердившееся потом за драмой: «И свет во тьме светит». Драма начинается, как и во второй и третьей редакциях, с описания обстановки, соединенного с характеристикой действующих лиц. Толстой изменяет фамилию основных персонажей драмы — Николая Ивановича и его жены Марьи Ивановны: Сарынцевы, вместо Сарычевых. Новая рукопись (№ 6) в сравнении с третьей редакцией представляет коренную переделку первого действия. В нем опущены многие сцены: разговор Марьи Ивановны со Степой о порубке в лесу, беседа молодежи о национализации земли, разговор Бориса и Любы об их взглядах и чувствах, беседа Марьи Ивановны с княгиней Черемшановой о Борисе и Николае Ивановиче и т. д. Взамен их Толстой вводит ряд новых: беседу Николая Ивановича с Александрой Ивановной и Степой по поводу поездки Николая Ивановича на мировой съезд, разговор Николая Ивановича со священником о религии и т. д. Помимо этого, Толстой переделывает многие сцены третьей редакции. Так, краткая беседа Марьи Ивановны с Александрой Ивановной и Петром Семеновичем о Николае Ивановиче в данной рукописи более развита. Много изменений внесено в беседу Николая Ивановича с женою: в третьей редакции, как и впервой (см. вар. № 2), в этой беседе речь шла о нуждах и бедности крестьян, оправдывалось их воровство из-за нужды, развивалась идея о равенстве людей. В данной рукописи разговор начинается с обсуждения вопроса о будущем Степы, причем Николай Иванович отрицает свое право распоряжаться деньгами. Тому или иному изменению подверглись и другие сцены.

На первый план выдвигается личность самого Николая Ивановича Сарынцева, высказывающего свои взгляды, с которыми нас в предшествующих редакциях, в менее полном виде, знакомили родные и знакомые Николая Ивановича.

уйти от своей семьи.

В таком виде первое действие переписывается дочерью Толстого Татьяной Львовной Сухотиной и отчасти А. П. Ивановым. В переписанную рук. № 7 Толстой вносит лишь незначительные исправления, не замечая многих ошибок, пропусков и неточностей, допущенных переписчикам (см. описание рук. № 7).

Обе рукописи (№№ 6 и 7) написаны и обрабатывались Толстым не позднее 1900 г. Подтверждением тому служат слова основного персонажа драмы Николая Ивановича Сарынцева, содержащиеся только в этих рукописях: «Ведь это ужасно подумать. Учим теперь, в конце 19 столетия...» (стр. 132, строки 6—7). Эти слова, написанные Толстым при создании рук. № 6, были оставлены и в рук. № 7.

По первому черновому наброску действие происходит в гостиной: «Там же в деревне. На дворе дождь. Гостиная, рояль. Тоня сидит за роялем. У рояля стоит Степа. Сидят Анна Ивановна, Люба, Лизанька, Митрофан Ермилыч. Все встают в волнении» (рук. № 3).

«Лизанька. А вальсы Chopin избиты, но все-таки... Тоня. Этот... (Играет.) ЛизанькаСтепа. Да разве можно под вальсы Chopin вальсировать. Лизанька. Можно. Попробуем. (Танцуют.) Тоня. » (рук. № 2).

Второе начало уже иное. Действие происходит в зале и начинается с беседы Марьи Ивановны и Анны Ивановны о Николае Ивановиче: «Там же в деревне, через два дня. Сцена представляет большую залу. Рояль. Накрытый стол, самовар, чай, кофе. Марья Ивановна и Анна Ивановна за столом и маленькая 6-летняя Соня и няня. Анна Ивановна. Так ничего и не решилось. Марья Ивановна. Анна Ивановна. Да что он написал тебе? Марья Ивановна. Да вот оно письмо. Няня, подите пейте чай. Я посмотрю за Соней, а тогда я позову. (Няня уходит.)» (рук. № 2).

Третье и четвертое действия Толстым написаны только в одной редакции (см. описание рук. № 4).

Мысли о драме не оставляли Толстого и в последующие годы. 18 августа 1901 г. в Ясной Поляне, отмечая в своем Дневнике работы, уже им сделанные и которые еще предстоит ему выполнить, он продолжает: «Тогда мож[но] отдохнуть за художественным. Хотя драма христианская — наверное дело божие» (т. 54, стр. 108).

В письме к своему брату Сергею Николаевичу от 29 июня 1902 г., сообщая о своих литературных планах, он замечает, что ему хочется «закончить драму» (т. 73).

По свидетельству X. Н. Абрикосова,[178] он в октябре 1902 г. переписывал в Ясной Поляне драму «И свет во тьме светит», за работу над которой в то время взялся вновь Толстой. Однако среди рукописных материалов драмы копий рукой Абрикосова нет.

«И свет во тьме светит»: «1) Восторг познания истины. 2) Желание и надежда сейчас осуществить ее. 3) Разочарование в возможности осуществить ее в мире, надежда осуществить в своей жизни. 4) Разочарование и в этом, и отчаяние. 5) Всё для души, не заботясь о последствиях. (Это программа драмы)» (т. 54, стр. 148); то же 2 декабря 1903 г.: «Всё вожусь с Шекспиром и решил перестать писать его по утрам, а начать новое или драму» (т. 54, стр. 199). Повидимому, Толстой намеревался вновь взяться за драму «И свет во тьме светит».

В списке тем Толстого за 1902—1905 гг., приведенном А. Б. Гольденвейзером («Русские пропилеи», II, М. 1916, стр. 351), стоит «своя драма», которую Гольденвейзер определяет как драму «И свет во тьме светит».

Быть может, и запись в Дневнике 27 сентября 1905 г. относится к драме «И свет во тьме светит»: «Совсем кончил К[онец] В[ека] и примеряюсь к новой работе. Не знаю, что: учение или драму?» (т. 55, стр. 163).

После этой дневниковой записи у Толстого больше нет упоминаний о драме. Рукописи драмы не содержат ни одной даты: ни авторской, ни переписчиков.

Таким образом, если допустить, что драма, как это полагает В. Г. Чертков, была начата Толстым еще в 80-х годах, то, значит, она писалась им с перерывами не менее двадцати лет и все-таки осталась незаконченной, как это и предчувствовал сам Толстой.

«И свет во тьме светит» впервые была напечатана с цензурными сокращениями В. Г. Чертковым в «Посмертных художественных произведениях» Л. Н. Толстого, т. II, М. 1911. Цензурные пропуски составляли более трети всего текста драмы; наибольшие из них приходились на третье действие. Тот же текст был опубликован в удешевленном издании «Посмертных художественных произведений» Л. Н. Толстого, т. II, М. 1912.

С большими цензурными искажениями драма появилась в Полном собрании сочинений Л. Н. Толстого под редакцией П. И. Бирюкова (т. XIV, изд. И. Д. Сытина, М. 1913) и в сборнике пьес, вышедшем в 1913 г. в московском издательстве «Книга» («Л. Н. Толстой. Пьесы. С иллюстрациями. Власть тьмы. Плоды просвещения. Живой труп. И свет во тьме светит»). С меньшими цензурными изъятиями она была опубликована в 1915 г. в Собрании сочинений Толстого под ред. А. М. Хирьякова, изд. «Просвещение», т. VII, Петроград.

В полном виде драма вышла в Берлине в 1912 г. под редакцией В. Г. Черткова в издании И. П. Ладыжникова во втором томе «Посмертных художественных произведений» Л. Н. Толстого и отдельной книгой.

Первое полное издание драмы в России вышло в 1919 г.: «Л. Н. Толстой. И свет во тьме светит. Драма». По подлинным рукописям автора под редакцией В. И. Срезневского, М. 1919.

В 1930 г. драма была напечатана Государственным издательством в Москве и Ленинграде: Л. Толстой, «Полное собрание художественных произведений», т. XI.

«И свет во тьме светит» в настоящем издании печатается: первое действие — по рук. № 7 (с исправлением ошибок переписчиков по предыдущим рукописям); второе — пятое действия — по рук. № 2.